Ника Ракитина - Ратанга
— А-а, не время. Что делать-то? — он оглянулся. — По чести говоря, сжечь бы эту хижину и нас вместе с ней.
— Ты что?!
— Да, ты же не пережила Поветрие Скал, — он смотрел на меня с явной насмешкой. — Ты не знаешь, что будет, если морна выйдет за стены этой хижины.
— Может быть, уже вышла, — бросила я. — Кто знает, откуда он пришел и долго ли был здесь.
— Тоже верно, — согласился Вентнор, — и все-таки… Стой, где стоишь! — прикрикнул он, видя, что я пошла к двери. — Не выходить. покуда не разрешу, ясно? Это тебе не шутки с людьми шутить, это морна!
— Подумаешь, — пробормотала я. Я не могла ни понять, ни разделить его тревоги. Ну, болезнь, ну, опасная, но не настолько же… Вентнор зачем-то обошел хижину, оглядел каждый угол. Потом вернулся к больному и долго стоял над ним. Опять я попыталась пробраться к двери, и снова меня остановил окрик:
— Ни с места, я сказал!
Спиной он видит, что ли? Но было в голосе разведчика что-то, заставившее меня подчиниться.
Вентнор выпрямился:
— Все.
— Что — все?
— Мертв.
Я рванулась, было, подойти, но воин не пустил меня:
— Лучше сдирай мох со стен. Сдирай и бросай вон туда, — он указал на угол, в котором лежало тело.
Высохший мох отдирался легко, целыми слоями, обнажая густо сплетенные ветви, из которых была сделана хижина. Вскоре весь угол был завален серыми хлопьями.
— Хорошо, — Вентнор кивнул. — Теперь отойди подальше.
Я подчинилась уже без вопросов, а он вынул из-за пояса трут и кремень и склонился надо мхом. Вспыхнуло яркое дымное пламя. Веннор снял шейный платок, намочил его водой из баклаги, разорвал надвое и одну половину протянул мне:
— Прижмешь ко рту, когда будет трудно дышать.
— Зачем?
— Придется побыть здесь немного, — невозмутимо ответил Вентнор.
Что он имеет в виду? Огонь разгорался, волны жара уже достигали нас. Я сделала шаг к выходу, но железные пальцы Вентнора впились в мою руку:
— Не сметь.
— Ты с ума сошел! — крикнула я, вырываясь. Синеватый дым наполнил хижину. Вентнор, не отвечая, второй рукой схватил меня за плечо и рывком притянул к себе.
— Будем здесь, понятно? — прокричал он мне на ухо, будто я была глухая. — Не бойся!
Легко сказать — не бойся! Пламя уже лизало стены. Едкий горький дым забивал горло. Спохватившись, я прижала ко рту мокрую тряпку, но это не слишком помогло. Болью резануло глаза. Невольно я зажмурилась, и тут запах дыма перебился другим — резким и душным запахом горящего мяса…
Не знаю, что было дальше. Очнулась я на траве, рядом сидел Вентнор и, зачерпывая воду из баклажки, мокрой ладонью растирал мне лицо. Порывы ветра холодили влажную кожу.
Я сделала попытку приподняться, но тело не слушалось, а в горле катнулся тугой комок тошноты, и я упала в траву, молясь, чтобы не было хуже.
Вентнор поднес баклажку к моим губам, поддержал жесткой ладонью голову:
— Пей.
С трудом я сглотнула воду, и меня замутило еще сильнее.
— Еще, — не отставал он.
Я мотнула головой, не решаясь раскрыть рта, чтобы тошнота не вырвалась наружу. Тогда Вентнор отставил баклагу и рывком поднял меня на ноги. И так держал, пока я не почувствовала, что могу твердо стоять на земле. Тогда я оттолкнула разведчика и, пошатываясь, пошла к краю поляны. Не хватало еще, чтобы он увидел, как меня вырвет…
Возвращаясь, я увидела, что хижина все еще горит, хоть от нее остался один остов. Ветер, к счастью, относил гарь в сторону. При взгляде на хижину меня вновь замутило, но это быстро прошло. Внутри стало легко и пусто, только надсадно болело горло.
— Ну что? — спросил Вентнор, когда я подошла к нему.
— Пить хочу. И умыться бы.
Он потянулся к баклажке, но я отказалась:
— Здесь ручей поблизости…
— Ручей я запечатал, — резко сказал Вентнор. — Пить из него нельзя.
— Морна, — произнесла я впервые неведомое и грозное слово.
— Монна, — повторил он. — Здесь нельзя оставаться. Идти сможешь?
— Н-наверно.
— Тогда пойдем.
— Куда?
— Назад, — Вентнор усмехнулся, и только тут я вспомнила, кто он такой.
— Не пойду.
— Пойдешь, — сказал он уверенно. — Куда ты денешься? Прежде, чем убегать, научилась бы в лесу скрываться. Я за тобой сюда по следу пришел, как по ниточке. Как ты только высвободилась, интересно?
— Перегрызла веревку, — сквозь зубы ответила я.
— Ножом? — разведчик откровенно рассмеялся. — Ладно. Пошли.
— Нет! — крикнула я, отступая. — Не хочу! Сколько можно твердить, что это ошибка?!
— Возможно, — хмуро процедил Вентнор. — Что же, силу применить? Я тебя покрепче, пожалуй.
— Ты зачем меня из хижины вытащил? — с горечью спросила я. — Оставил бы гореть.
— Нет, — ответил он, — ты нам живой нужна. Кто бы ты ни была. Ну, идешь? — И добавил пренебрежительно: — Все равно тебе в лесу не выжить.
Может быть, он и был прав, но не могла же я идти к нему в руки покорно, как ручная зверюшка! И когда воин шагнул ко мне, я побежала прочь.
Я немного пробежала, конечно. Попробуйте убегать по скользкой траве, по скрытым корням и ямам, да еще когда слабеют ноги и кружится голова. Выворотень подставил мне черную лапу, и я упала, а когда поднялась, Вентнор невозмутимо стоял рядом.
Не говоря ни слова, он крепко взял меня повыше локтя и повел, вернее, потащил за собой, потому что я все-таки сопротивлялась, как смешно это ни выглядело. Я хваталась за ветки, обрывая листья, и цеплялась ногами за каждую выбоину в земле. Наконец мне удалось вырваться, и я села на траву, вцепившись обеими руками в куст лестовника — пусть вырывает с корнем, если сумеет! Вентнор покачал головой, как над неразумным ребенком, и спокойно сказал:
— Не упрямься.
— Не хочу никуда идти, ясно?! — выкрикнула я.
— Может быть, ты и права, да только ничего не поделаешь. Если через пять дней мы не вернемся и не привезем тебя, Боларда казнят.
— А если привезете, казнят меня. Спасибо!
— Ты сама ведь говоришь, что мы ошиблись.
— Говорю, да только никто мне не верит! А я не хочу умирать за других Я не мученица.
Вентнор вздохнул и сел рядом.
— Послушай! Зачем ты сидела в этой хижине? Ты ведь знала, что мы тебя ищем.
— Знала.
— И это же морна…
— Этого я не знала.
— Все равно — день и ночь с умирающим. Зачем?
— Отстань.
— С человеком, которого ты не знала и не узнаешь никогда…
— Боларда я тоже не знаю.
— Да? — он пристально взглянул на меня. — Ладно, пусть. Зато мы его знаем. И не только Харен готов ради него на все. Мы тоже.
— Я ни в чем не виновата.
