Макс Армай - Звезда и жернов
— Кр-р-ррр! — заскрипел старый шкаф в углу, а затем громко щёлкнул.
Рин настороженно замер. Нельзя сказать, чтобы его до сих пор пугал этот шкаф: как-никак он уже давно не ребёнок — ему уже почти двенадцать лет, но окончательно расстаться со своими детскими страхами было не так-то просто. Рин сразу же вспомнил про Пылееда — огромную простынь из множества слоёв паутины — липкого, незаметного и страшно коварного, способного тихонечко подкрасться в темноте, внезапно наброситься, запеленать и удушить в своих мерзких объятиях… Или, вот, Бубудук!.. Рин невольно содрогнулся: Бубудук всегда пугал и его, и младшего братишку Лика больше всех остальных, придуманных ими в детстве страшилищ — яростный, стремительный, со множеством мохнатых, когтистых лап, тремя головами, на которых по одному огромному глазу и набитой чудовищными клыками пастью, всегда готовый гнаться за тобой, до тех пор, пока не настигнет тебя и не разорвёт в клочья. На мгновение Рину показалось, что он вновь, как и в своих детских фантазиях, бежит изо всех сил, а Бубудук несётся сзади, неумолимо приближаясь с каждым мгновением. Он даже почувствовал его зловонное и жадное дыхание у себя на затылке. Рин рывком сел на кровати и болезненно поморщился. Нет! Он уже почти взрослый и не должен думать о подобных глупостях. И уж тем более — бояться их!
— Кр-р-ррр! — снова заскрипел старый шкаф, и его левая створка вдруг медленно, сама собой, приоткрылась.
Рину показалось, что волосы у него на затылке зашевелились от ужаса: до сих пор, шкаф, сколько себя Рин помнил, хотя и вёл жизнь крайне шумную — вечно скрипел, стонал, щёлкал, — но двери сам собой не открывал. И вот теперь, Рин, не отрываясь, смотрел на него, не в силах даже пошевелиться, из-за охватившего его сильнейшего страха. Ему, казалось, что на этот раз, там точно кто-то есть. Как бы в подтверждение этих его самых мрачных предположений, внутри шкафа тут же вспыхнули два небольших, золотистых пятна. Мгновение они висели неподвижно, а затем слегка качнулись.
Да это же глаза! Два огромных глаза, без зрачков! Рин хотел закричать, но не смог издать ни звука, словно его горло сдавили чьи-то безжалостныепальцы. Тогда он попытался вскочить с кровати и убежать, но и тело перестало его слушаться. Единственное, что он мог делать — так это сидеть, привалившись спиной к подушке, и с ужасом наблюдать, как эти глаза неторопливо приближаются к нему. Но не прошло и десяти секунд, как они уже были рядом с ним. И тогда Рин увидел того, кому эти глаза принадлежат…
— Рин!.. Вставай!.. Тебе надо идти в замок… За тобой пришли!
Рин натянул на голову одеяло, но мама решительно откинула его вновь.
— Да ну вставай же!.. А не то господин Ндади будет на тебя сердиться!
Рин с трудом разлепил веки и тут же снова зажмурился: из окна, прямо на его лицо падал яркий солнечный свет.
— Мне сказали, что я до осьмицы свободен! — пробормотал он, отчаянно зевая и так и не открывая глаз.
— Ну и что ж… А тут вдруг зачем-то понадобился… Поднимайся!.. А ну, живо! — мама уже начала немного сердится. — Нельзя быть таким лежебокой!
— У меня всё болит! — обиженно проворчал Рин, но глаза открыл и, сокрушённо вздохнув, сел на кровати.
— Ну вот и умница! — улыбнулась мама, отчего её и без того всё ещё необычайно красивое лицо озарилось, словно небеса — радугой. — А теперь быстро умывайся… На кухне возьмёшь у Гавы молока и булку с дунуком.
Взъерошив ему волосы, она поцеловала его в щёку и вышла из комнаты.
Рин попробовал уклониться от поцелуя — что он маленький что ли! — и ещё раз сладко зевнув, пошёл в умывальную комнату.
А ведь это его отец придумал умывальные комнаты! Раньше ни у кого в городе их не было. Он, вообще, страшно умный и изобретательный — его отец, — и даже сам герцог очень высоко его за это ценит! А многие и вовсе принимают за самого настоящего чародея. Но только это, пожалуй, напрасно — магией он, всё-таки, не владеет. Ведь даже столь слабый волшебник, как придворный маг герцога Дэдэн, и тот даст ему в этом умении сто очков вперёд.
Оказавшись перед дверью в умывальную комнату, Рин, на мгновение замер, словно вдруг что-то припомнив, а затем судорожно передёрнул плечами: ну, да — ночью он ужасно перепугался, когда ему показалось, что в его шкафу кто-то есть. Перепугался, словно пятилетний несмышлёныш. И, тем не менее, думать об этом ему и сейчас, при дневном свете, было как-то не по себе. Словно бы устыдившись этого, Рин решительно замотал головой, надеясь прогнать все свои ночные страхи, а затемвошёл в умывальню.
На кухне Рин застал Лика. Лик, при виде его, как и всегда, в последнее время, важно надул щёки, поднял брови и задрал вверх нос, что должно было свидетельствовать о его пренебрежительном отношении, к повышению статуса Рина, которого в этом году, наконец-то, перевели из просто трапезничих в старшие трапезничии. Раньше они спали с Ликом в одной комнате, но, после столь знаменательного события, Рин остался в ней единоличным хозяином, в то время, как Лику была выделена другая, поменьше, на этом же этаже, но дальше по коридору. Раньше в ней была кладовая, в которой мать хранила всякую гостиничную утварь. Первое время Рин ликовал из-за этого признания себя взрослым, но довольно скоро обнаружил, что без общества его непоседливого братца ему стало непривычно скучно, и тогда Лик вновь здесь почти поселился. Правда, мама вечно повторяла, что Рин уже не ребёнок и поэтому всегда старалась, чтобы не Лик сидел у него, а, наоборот, Рин, когда того хотел, заходил к брату в гости, а потому всегда выпроваживала последнего оттуда. Лик был на четыре года младше Рина, но не в пример смышлёнее его. Зато он не казался таким же сильным, ловким и упорным, как Рин в его возрасте. Рин очень любил своего младшего братишку, и потому, почти никогда не обижался на него. Ещё у него была сестричка Аша, но ей было всего пять лет, и хотя она и бегала всегда за ним и Ликом словно хвостик, но в совместных играх и забавах братьев, по причине своего малого возраста, ещё не участвовала. Вернее сказать, едва они стали подумывать как-нибудь и её привлекать к своим проказам и шалостям, как детство у Рина вдруг закончилось: в один прекрасный день отец сказал, что пора ему приобщаться к взрослой жизни и определил на службу в замок. Но, несмотря на всё это, и к Аше Рин был привязан столь же сильно, как и к брату. Просто с ней было не столь весело, как с Ликом. Да и девчонка то ж…
— Привет, вертяка! — дружелюбно усмехнулся Рин, при виде своего младшего брата. Вертякой в их краях называли чрезвычайно забавного и совершенно неугомонного жука, светло-кремового, в нескольких разноцветных пятнах, словно бы испачканного в чернилах разного цвета. Он был довольно крупным — в пол его указательного пальца — и ни секунды не стоял на одном месте — всё время бегал туда-сюда, постоянно меняя при этом направление.
