Орсон Кард - Подмастерье Элвин
— Неужель никто не слышит моих молитв?
— Ну почему же, я тебя прекрасно слышу, — произнес чей-то язвительный голос.
Кэвил сначала перепугался до смерти, подумав, что кто-то посторонний — надсмотрщик или сосед — подслушал его ужасные признания. Но, оглянувшись, он увидел перед собой какого-то незнакомца. Хоть Кэвил никогда не встречался с этим человеком, он тем не менее сразу понял, чем вновь прибывший зарабатывает себе на жизнь. Он определил это по силе его рук, по загоревшему на солнце лицу, по его открытой рубахе — сюртука и в помине не было. Джентльменом незнакомец быть не мог. Однако он не относился и к отбросам общества, не был и торговцем. Твердые, словно высеченные из камня черты лица, холодный взгляд, постоянно напряженные мускулы, напоминающие пружину в огромном медвежьем капкане, — сразу видно, что человек этот кнутом и палкой поддерживает дисциплину среди чернокожих работников, трудящихся на полях. Это надсмотрщик. Только выглядел незнакомец куда сильнее и опаснее, чем любой другой надсмотрщик из тех, что Кэвил повидал за свою жизнь. Кэвил по одному его внешнему виду догадался, что этот надсмотрщик выжмет весь пот из ленивых обезьян, которые только и думают, как бы увильнуть от работы. Он понял, что плантация, на которой работает этот надсмотрщик, всегда будет процветать. Но также он осознал, что никогда не осмелится нанять такого человека, ибо надсмотрщик, стоявший перед ним, был настолько силен, что Кэвил сам вскоре позабыл бы, кто из них двоих подчиненный, а кто — господин.
— Многие величали меня своим господином, — кивнул незнакомец. — Я знал, что ты сразу догадаешься, кто я есть на самом деле.
Откуда этому человеку известно, что подумал Кэвил? Как он угадал, что за мысль промелькнула в потаенных уголках ума Кэвила?
— Значит, ты действительно надсмотрщик?
— Точно так же, как и тот, которого зовут не господином, а Господом, я не просто надсмотрщик, а Надсмотрщик.
— Зачем же ты пришел сюда?
— Ты звал, вот я и явился.
— Как я мог звать, если вижу тебя первый раз в жизни?
— Обращаясь к невидимому, Кэвил Плантер, ты должен понимать, что вскоре увидишь то, что никогда не видел.
Вот когда Кэвил полностью осознал, какой образ ему явился в хранилище-амбаре. Тот, кого многие называли своим Господом, своим Властелином, откликнулся наконец на его молитвы.
— Господи Иисусе! — вскричал Кэвил.
Надсмотрщик аж отшатнулся, прикрыв глаза рукой, словно ограждаясь от слов Кэвила.
— Никогда, никогда не называй меня этим именем! Никто не должен так меня называть! — рявкнул он.
В ужасе Кэвил хлопнулся оземь:
— Прости меня, о Надсмотрщик! Но если я слишком презренен, чтобы произносить твое имя вслух, то как я могу смотреть тебе в глаза? Или настал мой смертный час и мне суждено умереть непрощенным?
— Типун тебе на язык, презренный глупец, — прорычал Надсмотрщик. — Неужели ты и в самом деле веришь, что можешь встретиться со мною взором?
Кэвил поднял голову и посмотрел на высящегося над ним человека.
— Но я вижу, как ты смотришь на меня…
— Лицо, которое ты видишь, изобрел ты сам, оно взято из твоего ума, а тело это создано из твоих фантазий. Твой жалкий умишко разорвется на кусочки, если ты увидишь мой истинный образ. Так что твое здравомыслие, твой разум предпочел защититься, присвоив мне сей облик. Ты лицезреешь меня как Надсмотрщика потому, что в этом облике, по-твоему, я обладаю настоящим величием и могуществом. Это образ, который ты обожаешь и боишься, этот образ вызывает у тебя поклонение и раболепие. У меня много имен. Ангел Света и Шагающий Человек, Внезапный Гость и Сияющий Посетитель, Облеченный Тайной и Лев Войны, Разрушитель Железа и Водонос. Сегодня ты назвал меня Надсмотрщиком, значит, для тебя я буду Надсмотрщиком.
— Но смогу ли я когда-нибудь узнать твое истинное имя или увидеть твое настоящее лицо, о Надсмотрщик?
Брови Надсмотрщика нахмурились, рот перекосила ужасная гримаса.
— Один-единственный человек на всем белом свете видел мой истинный облик, — взвыл он, — и человек — этот умрет страшной смертью!
Ужасные слова, словно гром, сотрясли стены амбара, а сам Кэвил Плантер аж подпрыгнул на месте и глубже впился пальцами в земляной пол, чтобы не быть унесенным, как пушинка, этим яростным смерчем.
— Прости мою наглость, о Надсмотрщик, не рази на месте! — взмолился Кэвил.
Ответ Надсмотрщика, будто утренний лучик, обогрел и обласкал Кэвила:
— Почему я должен поразить тебя на месте? Ведь ты тот избранный, кто должен познакомиться с моим самым заветным учением, писанием, не ведомым ни одному священнику, ни одному проповеднику.
— Ты избрал меня?
— Я давно учу тебя, и ты понимаешь мои слова. Мне известно, ты искренне желаешь следовать моим повелениям. Но тебе не хватает веры. Ты еще не совсем в моей власти.
Сердце Кэвила радостно подпрыгнуло. Может, Надсмотрщик даст ему то, что он дал Авраму?
— Надсмотрщик, я недостоин.
— Конечно, недостоин. На всей земле не найдется достойного меня человека. И все же, исполняя мои приказы и повинуясь мне, ты сможешь обрести милость в моих глазах.
«О да! — вскричал в душе Кэвил. — Он отдаст мне эту женщину!»
— Я готов повиноваться тебе, Надсмотрщик.
— Неужели ты считаешь, я отдам тебе Агарь только потому, что тебя одолевает идиотская страсть, только потому, что ты жаждешь наследников? Нет, моя цель куда более высока. Эти чернокожие так же, как и ты, являются сыновьями и дочерьми Господа, но в Африке они жили под властью дьявола. Этот страшный разрушитель отравил их кровь — откуда ж еще чернота в их коже? И мне не спасти их, поскольку каждое новое поколение рождается все того же угольно-черного цвета, ибо дьявол не отпускает их из своих когтей. Как еще спасти этих людей, если ты не поможешь мне?
— Значит, если я возьму эту девушку, мой ребенок родится белокожим?
— Мне важно, чтобы этот ребенок не был чисто черного цвета. Ты понимаешь, чего я от тебя добиваюсь? Мне нужен не один Измаил[5], но множество детей; ты должен взять не одну Агарь, но множество женщин.
— Что, всех? — едва дыша, промолвил Кэвил, не веря, что самая заветная мечта его сердца вскоре осуществится.
— Я дарю их тебе, Кэвил Плантер. Это поколение зла отныне принадлежит тебе. Приложи должное усердие, и ты подготовишь мне потомков, которые сами придут в мои руки.
— Я все исполню, Надсмотрщик!
— Ты никому не должен говорить, что видел меня. Я являюсь только тем людям, чьи желания уже обращены ко мне и к моим деяниям, только тем, которые возжаждали воды, что я несу.
— Я ни словом не обмолвлюсь. Надсмотрщик!
