Леонид Кудрявцев - Мир крыльев (авторский сборник)
— Что же вы так, — посочувствовал птеродактилю Аристарх. — Тоже ведь тварь божья. Жить хочет, и все такое.
— Да так. — Леший пожал плечами. — Больно уж пакостно кричал. Да и запах от него тяжелый. А уж почавкать дай бог.
— И куда он теперь… бедолага?
— А куда? Куда–нибудь… Ты не беспокойся… Он ведь из этих… Приспособится… А уж потом начнет хапать, да побольше — уж поверь.
Крокен выскочил из–за ближайших кустов, разнес в труху попавшийся под копыто гнилой пень и, легко отталкиваясь от земли самыми кончиками копыт, высоко подпрыгивая в тех местах, где сила гравитации была меньше, ворвался в другую группу кустов и стал их безжалостно утюжить… Через минуту они превратились в кучу изломанных прутиков, и довольный кентавр стал горланить одну из наимоднейших среди молодежи песенок:
Сынко, в небе синем пролетая,
не забудь же, милый, каску надевать.
Голову надежно прикрывая,
не забудь же, милый, каску надевать.
Голову надежно прикрывая,
можно каракатиц с неба собирать.
А не дай же бог, увидишь бегемота,
за собою в дом его ты не пускай.
Он лягушек любит и мостить болота,
он такой гунявый, в общем — негодяй.
Если же, хиляя, будешь неподкупен,
уловить сумеешь ложкою луну,
мрак тебе вечерний станет недоступен,
и тогда в субботу я к тебе приду.
И когда увидишь ты галактик туши,
загребешь копытом солнечный эфир,
и свои любимые пальмовые уши
в свежий, неразбавленный обмакнешь кефир…
При последних словах Крокен так поддал пробегавшему мимо тигрокусту, что тот отлетел метров на десять, успев все же выпустить облачко черного дыма, которое сгруппировалось в нечто вроде огромной физиономии с широким, усеянным зубами ртом.
— Что, с маленьким справился, да? — спросила физиономия и, обругав Крокена балбесом, тупицей, рыжим тараканом, петухом гамбургским, плевком цивилизации, осколком унитаза и парализованным змеем, медленно растаяла.
Крокен сейчас же спрятался за спиной Аристарха и осмелился покинуть это убежище лишь тогда, когда дым рассеялся полностью…
Заросли сарсапарелля кончились, и они оказались на эллиптической полянке, разделенной пополам шустрым ручейком. Возле самой воды возвышался автомат для продажи газированной воды.
Аристарх остановился и стал его рассматривать с видимым удовольствием.
Обыкновенная сверкающая хромированным железом и цветным стеклом жестяная коробка. В нише — чистый стакан. Выше — надписи: «Газированная вода — полторы копейки», «Вода с эюпсным сиропом — три с четвертью копейки».
И так легко было покориться иллюзии, что вернулся навсегда исчезнувший мир… Но в следующее мгновение автомат скривил нишу и, подогнув короткие металлические ножки, быстро–быстро засеменил им навстречу, радостно восклицая:
— Кого я вижу! Аристарх! Да еще и с молодым человеком! Я ведь как знал… Честное слово! Вчера два десятка моркусов закопал. Ведь как чувствовал, что придете. Ну ничего, сейчас мы чего–нибудь сварганим. Где скатерть? Лешак, опять ты ею гусениц отлавливал? Сдались они тебе! Пешком надо ходить… Ладно, скатерть будет. Тащи сюда моркусы. Да поживее!
Леший исчез за деревьями. Оттуда послышался скрежет, звон, потом Леший ругнулся, и наступила тишина.
Со стороны ручейка прилетела стайка мигвистеров. Они уселись на ближайшее дерево и заверещали:
«Ау, Селк захромал на левое плечо… Ха–ха, пиво есть пережиток прошлого, в наличии не сохранилось… И слава богу, а то пришлось бы взрывать все это к чертовой матери… А жаль, куда он укатился? Тут Брандер охотится… Он самый, с тремя лапками. А сверху колючки…»
— Ишь, заявились, — сообщил Газировщик. — Кыш, кыш! Ну, теперь они надолго. Черт! Теперь смотри в оба… Да, а что это я? Сейчас… Сейчас…
Газировщик с натугой загудел… Ближайший к ним пенек треснул, половинки раздвинулись, и из его нутра появился краб–акселерат.
Бешено вращая стебельковыми глазами и припадая на правый бок, где не хватало одной лапки, он засунул бронированные клешни в середину пня и вытащил из него накрахмаленную скатерть. Развернув, расставил на ней извлеченные оттуда же свертки с бутербродами, аккуратно нарезанную колбасу на жестяной тарелочке, связку баранок, банку консервированного перца, три баночки «хека», серебряный консервный нож с изумрудом в ручке, полпалки колбасного сыра и еще какие–то свертки, мисочки, чашечки, лохани, тарелки, доверху заполненные неизвестно чем. Проделал он это быстро, сноровисто, повторяя, как треснувшая пластинка: «В любой неурочный час готовы обслуживать вас». Кончив свой нелегкий труд, взобрался на пень, пробормотал: «Чтоб вы сдохли», — и скрылся в трещине. Пень с треском захлопнулся, по нему прошла судорога. Некоторое время он бешено скреб землю обрубками корней, потом затих.
— Ну, вот и ладненько, — пропел Газировщик. — Присаживайтесь… Устали?
Крокен грохнулся возле скатерти и вольготно вытянул ноги. Схватил бутерброд и, откусив, пробормотал: «С кракенской колбасой…» Мгновенно его прикончив, потянулся к следующему.
Аристарх сел степенно, сначала сняв с головы шляпу и пригладив длинные седые волосы. Он вытащил из сапога деревянную ложку и осторожно зачерпнул что–то желеобразное из ближайшей мисочки.
— Что, брат, это тебе не электричество? — спросил Газировщик.
— Электричество — электричеством, а настоящая еда — сила, пробормотал Аристарх, не спеша пережевывая желе, оказавшееся довольно вкусным. Из чего оно сделано, он так и не смог распробовать, а спросить не рискнул. Кто его знает, может, из каких–нибудь дохлых жуков!
Из–за деревьев показался Леший. Гусеница ростом с лошадь катила за ним тележку на резиновом ходу, заполненную грушевидными предметами. Очевидно, это и были моркусы.
Уложив их на середину скатерти, Леший отпустил гусеницу, и та радостно пошлепала прочь, таща за собой тележку, которая почти тотчас наскочила на пень и перевернулась. Досадливо махнув лапкой, гусеница пнула тележку и исчезла за деревьями.
— Ну что же, — сказал Газировщик. — Теперь все готово. Будем есть и пить, также вспоминать и оплакивать нашу злосчастную судьбу, которая…
— Не иронизируй, — оборвал его Леший, опускаясь на колени, с вожделением разглядывая миску с колбасой.
— А это что? — спросил Крокен, взяв в руки один из моркусов и внимательно его рассматривая.
— Ого! Это штука! — Леший отломил у моркуса верхушку и припал к нему ртом.
Аристарх некоторое время смотрел, как он пьет, а потом отломил верхушку у своего моркуса. Жидкость показалась ему холодной, но через мгновение он понял, что это почти кипяток, и стал пить осторожнее, смакуя каждый глоток. И вдруг ему стало хорошо.
