Александр Бабицкий - Повелитель Огня
— Ага, сейчас! У него левое короткое!
— А я при чем? Ты же не успел, сам виноват!
На лезвиях ножей, выхваченных из чехлов, засверкали блики от костра, дети окружили волка с азартными выкриками «Не мешай!», «Отойди!», «На когти даже не заглядывайся — они мои!». В этот момент Агат, все это время сидевший у волчьей морды и не обращавший внимания на разговоры товарищей, вскочил на ноги и крикнул по-детски звонким голосом:
— Назад!
Шумная возня прекратилась, голоса охотников за трофеями пресеклись — все с недоумением уставились на мальчика, положившего руку на неподвижную серую голову хищника, будто лаская охотничью собаку, старого и верного друга и помощника. Зеленые глаза сверкали холодной яростью, губы упрямо сжаты, на лице появилась серьезность, удивительная для ребенка его лет. Обведя взглядом притихших мальчишек, Агат проговорил отчетливо и твердо:
— Никто не отрежет от волка ни кусочка! Это не ваша добыча, вы его не убивали! Вы кто такие, чтобы позорить зверя? Если никто из вас не померился с ним силой и духом, то почему вы считаете, что можете распоряжаться его телом? Это не туша умершей от старости и голода свиньи, которая всю жизнь прожила в деревенском загоне и забыла, что такое борьба за жизнь. Это тело благородного существа, умершего достойной смертью. Смертью в бою! Его дух не заслужил оскорбления! Слышишь, Идус? Пусть волк не может ответить тебе на оскорбление, я могу сделать это за него!
Когда голос Агата смолк, в зале слышалось только потрескивание дров в костре и звон каплей тающего где-то в темноте руин снега. Мальчики пристыжено опустили глаза, кое-кто начал засовывать ножи за пояс, один из них, с редкими светлыми волосами и хищным взглядом, покраснел и обиженно посмотрел на оратора. Ветер снаружи завыл особенно отчаянно, в обжитое пространство проникли заунывный звук и колючий морозный воздух, от движения которого языки пламени заплясали веселей.
— Зихий убил волка, и что делать с его телом, решать ему! Когда вырастем, будем сами охотиться на волков, рысей, на саблезубых, тогда и будем делать с ними, что захотим.
Притихшая кучка пристыженных мальчиков при упоминании о будущих охотах, полных опасностей и подвигов, трофеев и славы, оживилась.
— Точно!
— Сами будем охотиться!
— Тогда будет у нас сколько хочешь добычи!
— Даже саблезубые от нас не спасутся!
Восторги по поводу дележа еще не убитых зверей прервал Зихий. Сидевший до того безмолвно и внимательно за всем наблюдавший старик неожиданно рассмеялся резким голосом и хлопнул себя по колену. Затем он встал, подошел к Агату, подхватил его под руки и поднял над головой, чтобы лучше рассмотреть лицо мальчика. Некоторое время он с улыбкой смотрел Агату в глаза, потом снова рассмеялся звучным, совсем не старческим, смехом и проговорил:
— Мальчик мой! Сейчас я увидел в тебе твоего деда, великого Лейруса. Дух его говорил сейчас с нами! И если он всегда будет с тобой, то тебя ждет победа, а нас — возрождение из развалин! И вы, кто стоит сейчас здесь, в месте, где когда-то сияла слава нашего народа, возродите силу и само имя Людей!
Ветер истощил свои силы погоне за призраками по пустынной равнине и внезапно стих. Зихий опустил мальчика на пол и погладил его по голове. Стоявший прямо за стариком Витот с почтительным любопытством спросил:
— Зихий, почему ты никогда не рассказываешь нам о Лейрусе? Ты часто говоришь о нем, но все, что мы знаем, это то, что он был великим вождем и Агат его внук.
Зихий повернулся к говорившему. Улыбка уже спряталась в глубине глаз и лицо старика снова приняло привычное суровое выражение. Пристально посмотрев на уже успевшего пожалеть о своей смелости Витота, седой воин ничего не сказал, снова сел на шкуру головогрыза и стал всматриваться в огонь, словно не желая продолжать разговор. Мальчишки смирились с этим и уже было снова собрались вокруг волка, как Зихий заговорил:
— Я расскажу вам о Лейрусе, Нерожденном и Неумершем. О его Пути к цели, которой не знал никто, даже мы, Зеникс и я, его спутники и друзья.
Зихий замолчал, будто увидел в костре что-то, что нужно внимательно рассмотреть. Через некоторое время он продолжил.
— Не буду рассказывать вам, чего не знаю. Начну с того, как встретил Лейруса. Слушайте внимательно, и пусть мой рассказ вселит в душу каждого из вас то, что в ней должно быть — кому уважение к предкам, кому зависть к их деяниям, кому нужду в Пути, кому отвращение к нему… Пусть то, что вы узнаете, поможет вам стать самими собой.
Глава первая
— Я не поеду ни в какую Минору!
— Что?
— Не поеду!
— Поедешь!
— Не хочу!
— Почему?
Зихий замялся. Как ответить на этот вопрос — почему юный сын вождя племени Синих Лесов не хочет отправиться в Минору, блистательную столицу королевства Лайтии? Разве юноша, которому едва исполнилось девятнадцать зим, не хочет вырваться из скуки и однообразия, кроме которых трудно найти что-то еще в пусть родном, но глухом краю, и очутиться в центре мира Людей, где столько нового, интересного, невиданного, немыслимого? Отцу ведь не скажешь: «Сердце мое не хочет ехать в столицу; душа моя сжимается в предчувствии чего-то смутного, огромного, таинственного, опасного и не хочет покидать родные места, которые еще месяц назад казались опостылевшими и надоевшими». Отец, суровый воин с сердцем безжалостным к врагам и к друзьям не слишком ласковым, просто не поймет этого и еще обзовет трусом. Зихий посмотрел в окно, в котором за зелеными ветвями клена виднелась знакомая с детства картина — два поросших лесом холма, между которыми тянулась вымощенная желтым камнем достаточно широкая (две запряженные четверками лошадей колесницы могли свободно разъехаться) дорога с высокими, в человеческий рост, каменными столбами посередине через каждые тысячу шагов. Именно по этой дороге через три дня вождь племени Синих Лесов вместе с сыном должны будут отправиться в Минору. Отец ничего не сказал Зихию относительно цели путешествия, кроме того, что так нужно. Урсус думал, что сын обрадуется поездке в столицу, где был еще совсем мальчишкой, семь лет назад. Зихий в последнее время стал заметно скучать дома. Отец еще не подпускал его всерьёз к делам управления племенем, а развлечений здесь не было никаких, если не считать двух видов охоты — на зверей и на девушек. Будущий вождь преуспел и в первом, и во втором — не только члены племени Синих Лесов, но и многие из соседних племен уже знали о Зихие, непревзойденном стрелке из лука и отъявленном бабнике. В подтверждение меткости его стрел каменные стены были увешаны головами волков, белых рысей, лесных кабанов, ворлоков, этих громадных полумедведей-полульвов, орлисов, птиц, тень от крыльев которой сравнима с сенью двадцатилетнего дуба, и даже главного самца неуловимых урунгов, к которому человеку не сможет приблизиться ближе чем на двести шагов при всем желании. В доказательство же многочисленных успехов Зихия на поприще любви по комнатам дома вождя, по закоулкам его двора, конюшен и кузницы бегало несколько еще неуклюжих, неуверенно стоящих на ногах незаконнорожденных отпрысков знатного рода Древославных. Урсус не знал, чем ему гордиться больше — зоркостью глаз и твердостью руки сына или его другой мужской доблестью. Как не знал вождь, чего ему больше опасаться: того, что слава Зихия-лучника дойдет до владыки Лайтии, Эбенора, который уговорами и посулами набирал в свою дружину телохранителей славных воинов вне зависимости от происхождения и долга перед их племенами, или того, что его многочисленные внуки вырастут и рано или поздно в роду Древославных начнутся распри и грызня за больший кусок земли и лучшее место за столом Собрания Лучших.
