Макс Мах - Хозяйка Судьба
— Неплохо, — констатировал Гавриель. — Но это вряд ли можно назвать неспешным путешествием.
— В принципе, вы правы, Гавриель, — ответил Карл на не высказанный прямо вопрос. — Но и гонкой такой темп я бы не назвал. Просто у меня хороший конь. Он способен и на большее, но я не вижу причин изнурять его понапрасну.
Карл действительно не хотел терзать своего коня без нужды, но и не медлил, хорошо понимая, что времени у него, на самом деле, не так уж и много. Дела задержали Карла во Флоре на все лето, и, если дать им волю, могли удерживать его на месте еще бесконечно долго. Однако на то и дана человеку свобода воли, чтобы самому решать, когда и что делать. И вчера он смог, наконец, выйти в дорогу. На рассвете Карл миновал «Закатные ворота» и направился, вроде бы, на запад, скорее всего, в Кошут, но за два часа до полудня, как и предполагалось, оказался уже на Гуртовой тропе, и теперь его путь лежал прямо на юг.
Утро третьего октября вообще выдалось на редкость удачным. Во всяком случае, лучшего времени, чтобы предпринять «короткую прогулку» к Длинному хребту, и ожидать не приходилось. Первая волна хамды — сухого, дышащего зноем, ветра — уже прошла, а вторая — «Поцелуй Хозяйки Пределов» — по мнению стариков, могла придти не раньше конца месяца. Конечно, в самой Флоре и вокруг Флорианского моря хамда почти никогда не могла сравниться с шарафом, своим грозным отцом, поднимавшим и гнавшим через просторы Западной пустыни стены раскаленного песка. Однако дорога из Флоры к воротам Саграмон пролегала по самому краю пустыни, пересекая, между делом, Мертвую Землю — длинный язык бесплотных песчаных дюн, далеко вдающийся в благодатные земли Верхней Флоры, и имеющий до пятнадцати лиг ширины, как раз там, где Гуртовая тропа прорывалась сквозь пески к близким уже предгорьям Длинного хребта. На самом деле, из Флоры к долине Пенной вели две дороги. Однако Соляной шлях был, как минимум, в два раза длиннее, и Карл, умевший — когда ему это было нужно — считать время, выбрал короткий путь. Если уж приходилось искать теперь лазейку между двумя ударами хамды, то, верно, не для того, чтобы платить драгоценным временем за такую малость, как удобство пути.
— Следует ли предположить, Карл, что вы направляетесь к Саграмонским воротам? — вежливо поинтересовался маршал.
— Вы совершенно правы, Гавриель, — кивнул Карл, рассматривая одинокого путника, идущего по обочине им навстречу. — Именно туда я теперь и направляюсь.
Оживленная в утренние часы дорога почти совсем опустела, что было скорее нормально, чем наоборот. Лишь редкие путники — пешие или верховые — встречались ему в последние несколько часов, ну а обогнать Карла мог только тот, кто очень спешил, однако таких он сегодня еще не встречал.
— А тот человек, который следует за нами, он случайный попутчик, или его связывает с вами нечто большее? — Гавриель снова обрел свойственное ему спокойствие и говорил, не торопясь, плавными длинными фразами.
Неназойливое внимание всадника, едущего в четверти лиги позади, Карл ощутил еще нынешним утром, оставляя крошечную деревеньку, спрятавшуюся среди разросшихся плодовых деревьев, на берегу почти совсем обмелевшей реки. С тех пор, всадник не приближался, но и не отставал, и Карлу, ни в коем случае, не докучал.
— Не думаю, чтобы он оказался здесь случайно, — ответил он после недолгого раздумья. — Впрочем, мне он не мешает, так что пусть себе тащится. Это его дело, а не мое.
— Пока, — мягко уточнил маршал Гавриель.
— Возможно, — согласился Карл.
— Итак, вы собрались на запад, — по-видимому, маршал счел предыдущую тему исчерпанной и решил вернуться к тому, о чем они говорили раньше. — Куда именно, если, разумеется, это не является секретом?
— Какие секреты?! — усмехнулся Карл, который не видел повода таиться и скрытничать в разговоре со старым другом. — Я еду к Воротам, и только. Съезжу и вернусь во Флору.
— Следовательно, ваша цель сами Ворота Саграмон?
— Да, — коротко подтвердил Карл.
— Любопытно, — Гавриель казался задумчивым, однако чем было вызвано такое необычное для маршала настроение, Карл мог только гадать. — Любопытно. Вы один, без свиты… Кто вы теперь, Карл?
— Герцог Герр, верховный воевода принципата Флоры.
— Принципат Флоры, — медленно повторил за ним Гавриель, как бы смакуя это словосочетание. — Сколько лет вы носите мой меч, Карл?
— Почти сорок.
— Сорок лет, — сейчас казалось, что маршал думает вслух. — Сменилось поколение… Любопытно.
— Какова она, нынешняя Флора? — спросил он после довольно долгой паузы. — Это серьезное государство?
— Весьма, — Карл снова скосил глаза влево, но головы так и не повернул. — Принципат вернулся к границам Павла Строителя.
— Вот как?! — по-видимому, маршал хотел изобразить волнение, но, на самом деле, в его голосе не чувствовалось энтузиазма. — Очень интересно. Табачник жив?
— Вы, как всегда, видите суть вещей, мой маршал, — улыбнулся Карл, рассматривая фруктовые сады, появившиеся справа от дороги. — Людо жив, и это его рук дело.
— Простите, что перебиваю вас, герцог, но, сколько ему теперь лет? Должно быть, никак не меньше семидесяти?
— Семьдесят шесть, Гавриель, — ответил с усмешкой Карл. Он вполне оценил ответный выпад друга, назвавшего его герцогом. — Не обижайтесь, больше не буду называть вас ни маршалом, ни герцогом. А что касается Людо Табачника, то его возраст не имеет значения. Он «меченый», хотя и не может обращаться.
— Я должен был догадаться еще под Констанцем.
«Я бы определил это, как равнодушие, — решил Карл. — Все это ему уже не интересно».
— Вы правы, Гавриель, но тогда я тоже не придал особого значения его живучести, а ведь с такими ранами долго не живут. Я думаю, даже для таких, как мы, это могло бы стать фатальным событием.
— Возможно, хотя и не обязательно, — возразил маршал. — Впрочем, на каждого можно найти управу. Мой желудок, например, не переварил яда негоды.
«Зато вы, дважды, на моих глазах, справились с сандараном[3]».
— Я знаю, — кивнул Карл.
— А что вы сейчас не произнесли вслух, Карл? — Гавриель всегда был удивительно чуток к интонациям.
— У вас, Гавриель, великолепное чутье на правду, — грустно улыбнулся Карл и, наконец, повернул голову, чтобы посмотреть на друга.
Маршал совершенно не изменился. Он был точно таким, каким сохранила его образ безупречная память Карла. Вот только одет он был совсем не так, как одевался в те времена, когда их дороги сошлись вместе. Так Гавриель, должно быть, одевался лет за двадцать до их первой встречи, но, надо отдать должное, малиновый, чуть тронутый золотым шитьем, камзол и пышные серебристо-снежные суринамские кружева были ему, что называется, к лицу. Впрочем, как тут же подумал Карл, красивым людям все к лицу, проблемы с выбором подходящего наряда возникают только у тех, кто не был отмечен улыбкой богов.
