Александр Больных - Сын дракона, внук дракона
Я повернул пластинку тупой стороной к полковнику.
— Видите?
Тот мгновенно посерьезнел, прищурился и дернул щекой.
— След пули!
— Да. Так что охрана не проспала. Они попытались дать отпор, но не их вина, что сражаться с таким противником солдат никто не обучал. Да и шансов у них немного было. Я далек от мысли хаять подготовку ваших диверсантов, полковник. Люди им не страшны. Люди! А здесь им пришлось схватиться с созданиями куда более жуткими.
— Что вы хотите сказать? — полковник облизал пересохшие губы.
— На что больше всего похож этот обломок?
— На чей-то коготь.
— Чей? Признавайтесь?
— Не знаю… Но хотел бы я полюбоваться на эту птичку.
Я вздохнул.
— Не птичка здесь была вовсе. Коготь принадлежит дракону.
У Свенторжецкого глаза полезли на лоб.
— Кому-у?
— Дракону. Для вас не должно быть секретом, какое Управление я представляю.
— Тринадцатое.
— Именно. Я им руковожу.
— Па-анятно. — Свенторжецкий как-то особенно смешно начал растягивать гласные. Но по его лицу ясно читалось, что он решительно ничего не понимает — завеса секретности хорошо изолировала мое Управление от остальных. Вы можете хоть что-либо сказать про… Двадцать Первое Управление? Нет. И я нет. Вот и про мое мало кто знал хоть капельку. Пришлось вкратце сообщить полковнику, кто мы и что мы, наши цели и задачи. Бедняга ошалело крутил головой, отказываясь воспринимать очевидное. В конце концов капитулируя, он только и сумел в очередной раз протянуть:
— Да-а…
И тут колокольчик тревоги зазвенел во мне просто оглушительно.
— Полковник…
— Слу-ушаю.
— Прикажите своим солдатам раскопать эту клумбу.
— Вы думаете…
— Уверен!
Приплелся, наконец, взмыленный Ерофей. Я не сказал ему ничего, только глянул разок построже. Домовой сразу все понял. Насколько это было в моих силах, я избегал выговаривать своим подчиненным в чужом присутствии. Никто не должен хоть на секунду усомниться, что в нашем Управлении все в полном порядке. Потом я еще успею высказать Ерофею все, что думаю о его нерасторопности. Никому не позволено так ронять авторитет своего командира, будь ты хоть трижды домовой. В следующий раз примчится на полусогнутых, а пока я ограничился коротким:
— Смотри.
Улыбку Ерофея словно водой смыло, когда он взял в руки коготок.
— Неприятно, — удачное нашел словечко. — Чудо-юдо?
— Пока не знаю, — ответил я. — Нужно будет отдать в лабораторию, пусть Задунайский получше разберется. Он эксперт, ему карты в руки.
Ерофей грустнел прямо на глазах.
— Может отказаться? — предложил он. — Наша-то магия супротив такой, что комар против орла. Не сдюжим, ей-ей не сдюжим. — Опять его понесло на замоскворецкий лексикон! — Мы, домовые, овинные и прочие — мелкие беси, тягаться с чудом-юдом не приспособлены. Да и тебе…
— Ерофей, люди погибли, — отрезал я.
— Так-то оно так… — вздохнул домовой.
Свенторжецкий тем временем развил бурную деятельность. Вся его братия отложила прочь хитроумные приборы и криминалистические чемоданы, вооружилась вульгарными лопатами саперными и приступила. Как они копали, Боже, как они копали! Что там твой стройбат, земля фонтаном летела, яма углублялась буквально со сверхзвуковой скоростью.
Наконец лопаты заскрежетали о бетон.
— Да здесь люк! — крикнул кто-то из следователей. — Сейчас откроем…
— Стоять! — гаркнул я так, что в ушах зазвенело. — Не трогать!
— Стоять! — флейтой повторил Свенторжецкий.
— Если бы я думал, что впереди нас ждут мины и замаскированные пулеметы, то ни за что не рвался бы первым, — ласково объяснил я полковнику. — Вы специалист по оружию — вам бы и карты в руки. Но, как вы сами понимаете, против локиса или там привидения вам не устоять.
— Откуда вы узнали про этот люк? — подозрительно осведомился Свенторжецкий. — Даже я не подозревал о нем.
— Отсюда, — я коснулся пальцами своего лба. — Логика и чутье. Полковник, вы все время забываете, что имеете дело с ведуном. Ну, что, орел, двинулись? — предложил я Ерофею, доставая любимый «Скорпион» с серебряными пулями.
— Идем, — без всякого энтузиазма согласился домовой. — Только как мы люк откроем?
— А разве ты не захватил разрыв-траву?
— Захватил… Но расходовать ее по пустякам… Да и если он намертво забит, что тогда?
— Взорвать! — бодро предложил Свенторжецкий. Вернувшись в родную стихию, он окончательно воспрял духом.
— Нельзя, — уперся Ерофей. — Распугаете тех, кто внизу, а мне нужно с ними побеседовать.
— Тогда вы и открывайте.
— Откроем, — успокоил я. — Ерофей, доставай траву!
Но тут неведомо откуда материализовался адьютант.
— Товарищ генерал-лейтенант, вам нельзя. Вы не имеете права рисковать.
— Ты вместо меня что ли полезешь? — окрысился я, возмущенный его настойчивостью. — Ты отличишь духа от привидения?
— Пусть полковник Ерофей…
— Он тоже. Однако домовой не сможет увидеть всего, доступного человеку. Он мастер в другом.
— Тогда я с вами.
При этом глаза лейтенанта синевато блеснули. Или мне это померещилось?
— Мешаться?
— Меня расстреляют, если я вас брошу.
Отвязаться от репейника не было никакой возможности. Я сплюнул и капитулировал:
— Идем.
* * *Подземелья для любого мага — дом родной. Конечно, предпочтение отдается заплесневелым лабиринтам замковых подвалов, в бетонных коридорах эпохи конструктивизма неприятностей кроется много больше, зато возможных удач — ощутимо меньше. Но даже они явно выделяются на фоне помещений «выше уровня океана». Хотя, повторяю, в современных бункерах случается разное. Первая накладка имела место на входе. Запор массивной крышки на первую попытку справиться с ним ответил лишь недовольным скрежетом, отнюдь не выказав желания поддаться.
— В чем дело? — обрушился я на Ерофея.
Тот, сконфуженный и растерянный, недовольно сообщил:
— Непорядок. Замок слишком хорошо смазан.
— То есть как?!
— Разрыв-трава наилучшее средство для открывания замков и дверей, я предпочитаю ее ключам. Но действует она с максимальной силой в том случае, когда замок заржавел, а дверь заклинена. За этим люком слишком тщательно ухаживали, замок прочищен, петли смазаны. Чего тут ждать от магического снадобья?
— Меня интересуют не твои рассуждения, а открытый вход!
— Потерпи… те немного, товарищ генерал.
— То-то, распустились вконец.
Терпение и труд все перетрут. Стальная крышка толщиной сантиметров двадцать уступила-таки изящной зеленой веточке. Замок покорно щелкнул, крышка с чмоканьем подалась, и в лицо пахнуло теплой пылью и машинным маслом.
