Ольга Онойко - Дети немилости
Лонси тяжело вздохнул.
– Три раза ездил, – признался он, не видя смысла лгать. – Из них два раза – когда в детстве на ярмарке катался.
– Ну и блажные вы там в Ройште, – с удовольствием сказала Неле, как будто сама не прожила в Ройсте почти два года. За это время всякий успел бы разобраться, что в обычае у жителей столицы, а что – нет. Горянка все прекрасно понимала, просто вырастала в собственных глазах, подтрунивая над бедным магом. Что ж. По крайней мере, она больше не надувалась, как рыба-шар, и не играла в молчанку. Так все-таки было веселей.
Лонси вымученно улыбнулся Юцинеле, почти величественной в седле. У него нестерпимо болели спина и ноги. Горянка засопела, поняв все по его лицу.
– Долго нам ишо? – с жалостью спросила она.
Лонси окинул взглядом холмы и вспомнил карту. Скучая в рейсовом паровике, карту эту он успел вызубрить натвердо, как схему заклинания.
– Гляди туда, – сказал он Неле, – видишь лесок между склонами? Если мы не напутали, это там. А мы не напутали, потому что второй тропы тут нет. Ее нарочно для нас проложили. Значит, еще час-другой...
– Ну потерпи, – ободрила его горянка. – Потом жнаешь что? Потом шпать ляжем, обратно вечером поедем. Пушкай подавятша.
Лонси хотел было сказать, что в жизни не спал на земле и вряд ли сумеет начать, что ему только тошней станет; потом хотел уточнить, кто же это, по мнению Неле, должен подавиться, но вместо того спросил:
– А что это за сказка – про свадьбу духов? Семь свадеб?..
Мордочка горянки стала серьезной.
– Это не шкажка, – сурово сказала она.
Лонси слабо улыбнулся.
– Это горы, – спокойно сказала Неле и тронула лошадь. – Шемь гор.
Налетел ветер: закачались ветви, растворенные в жарком воздухе, и на миг притихли цикады. Лонси и Неле ехали шагом, горянка – впереди на расстоянии корпуса. Оба молчали. Неотрывно, как проклятый, маг смотрел на помянутый лесок между склонами; ему становилось дурно и муторно от тоски. В рейсовом паровике он читал газеты и слушал разговоры соседей; потом пришлось ехать верхом, и первое время его оставили все мысли, кроме как о подлых намерениях лошади и собственной больной спине; когда он чуть приноровился к седлу, по счастью, разговорилась Неле. Лонси готов был беседовать о чем угодно, слушать какую угодно гиль – лишь бы не вспоминать о том, что ему предстоит, почему и зачем он направляется в этот лесок... и там, на месте, он тоже предпочел бы ни о чем не думать. Просто сделать, что велено, повернуться и уехать. И минуты там не задерживаться, не то что отдыхать. Будь Лонси чуть смелей, он вовсе сбежал бы по пути или еще раньше отказался...
Маг подумал, что Юцинеле глуповата и оттого спокойна, как бревно, – она просто не понимает, что происходит.
Он ей немного завидовал.
...Чалая лошадка фыркала, мотая головой. Трусила она теперь куда бодрее, чем прежде. Позади седла, на костлявом крупе, Юцинеле прежде нащупывала потертость, а теперь там была здоровая кожа, только залысинка осталась. Кажется, маг, исцелив ее царапину, подлечил и лошадку. Он неуклюжий и несмышленый, конечно, но вовсе не плохой... она оглянулась. Лонси совсем поник, даже серая его кобыла плелась как полуживая, переняв настроение всадника.
Неле шумно выдохнула.
– На небе, – сказала она, – и во льдах, и в пропаштях, и в пещерах живут духи. Они прекрашные и могучие. Величайших иж них чтут как богов.
Маг поднял голову; лицо его просветлело, и Неле внутренне усмехнулась. Она отлично понимала, что с ним творится: навидалась такого. Когда Наргияс ходил на медведя, иногда разрешал мальчишкам смотреть; Неле тоже сиживала в засаде, пялясь в черный зев медвежьей пещеры. Если долго ждешь страшного, устаешь бороться со страхом. Некоторые люди тогда начинают болтать, пытаясь заглушить страх. А если надо молчать, то им плохо.
Но Лонси был не малый мальчишка, и не на медведя он шел и не на врага. Чего он так боялся? Юцинеле мысленно вновь обозвала его всякими словами, но решила все-таки поддержать. От кого им здесь таиться, кроме теней? А от тех и пожелаешь – не утаишься...
– Давным-давно, – продолжала она мерно, в ритме шага своей кобылки; маг-аллендорец весь превратился в слух, – пришли ш неба шемь братьев-богов. Каждый иж них похитил шемь прекрашных невешт. Иж людей. Они играли швадьбы в один день и вкопали великие швадебные камни. Это и ешть горы. Вот так.
Неле перевела дыхание и услышала:
– А что было потом?
Лонси точно боялся, что она онемеет, если замолчит.
– От братьев-богов пошли шемь великих камов, – проговорила Юцинеле. – Джераш, Ора, Кэту, Уруви, Имар, Чаар и Таян. И Таян – штарший иж них.
Маг покивал. Помялся, спешно ища, о чем бы еще спросить. Неле усмехнулась, глядя между ушей лошади.
– А зачем ставят камни? – спросил Лонси.
– Чтобы жлые духи не вредили, – пожала плечами Неле. – У камня жена жакапывает пошледы и детей, кто помрет беж имени.
«Только чудовище не закопали у камня, – подумала она. – Его сбросили в пропасть. У Семи Свадеб. Чтобы духи забрали его».
...Пальцы Лонси нервно стискивали повод. Он смотрел в спину Неле: между лопаток ее мерно моталась короткая коса. «Вне цивилизованного мира, – говорил студентам этнограф, – детская смертность составляет от пятидесяти до восьмидесяти процентов. В некоторых областях детям до года вообще не дают имен. Считается, что душа в тело младенца приходит только в этом возрасте». Лонси помнил лекции, но ему все равно не по себе стало, стоило услыхать, как спокойно говорит о таких вещах Неле. «Впрочем, привычка, обычай, – подумалось ему, – так и должно быть. Они верят в богов, духов, чох и птичий грай, не дают имен младенцам и все время проводят в войнах. Что взять с дикарей».
– А добрые духи вас берегут? – спросил он.
Юцинеле не без удивления покосилась через плечо.
– Добрых духов не бывает, – сказала она.
Маг слабо улыбнулся, глядя в бледное от жара небо, но серая кобыла споткнулась, и ему вновь пришлось судорожно вцепиться в луку седла.
– Никаких духов не бывает, – выдохнул он. – Это все суеверия...
Неле приподняла бровь. «Блажной», – выразилось на ее лице. Но, впрочем, мнения о Лонси она уже была такого, что тот мог нести что угодно – хуже не стало бы.
– Шуе... что? – переспросила она, припрятав насмешку.
– Везде люди верят в духов, бесов, богов... – сказал Лонси вполголоса, оглядываясь. – Потом приходят арсеитские проповедники и пользуются этим.
– Кто приходит?
– Арсеиты. Те, кто верит в Арсет. А... наверно, до вас они еще не добрались. Они живут в южных городах и в Уарре.
Неле открыла рот – и закрыла.
«Уарра до нас добралась», – подумала она.
– ...и все вещают о защите и милосердии, – не без презрения продолжал Лонси, – а сами...
