Александра Павлова - «Пока мы под сердцем любовь эту носим, все ставя на карту…»
— Доброе утро!
— Утро доброе не бывает, — проворчал он, предвкушая долгое поддразнивание хорошенькой дочки тюремщика.
— Кому как, — очень знакомо усмехнулась ранняя гостья. Вэр рывком сел на своем соломенном ложе. На пороге стояла Лэйри.
— Может, все-таки поздороваешься?
— А что, раздолбаям вроде меня можно здороваться с королевой? Она насмешливо рассматривала встрепанные русые волосы, в которых запутались соломинки, ссадину на скуле, небритую и неумытую рожу, расстегнутую на груди рубаху и штаны, — и в том и в другом он, похоже, еще в предыдущей тюрьме сидел или в канаве валялся…
— Хорош! — смех все такой же, будто не было пяти лет на троне. — А здороваться следует всегда и со всеми. — Прошла через камеру, подпрыгнув, уселась на широкий подоконник, как и все в этой темнице, за исключением отдельно взятого узника, безупречно чистый, прислонилась темной головкой к каменному переплету. — Полезай, что ли, сюда, и признавайся без утайки, как дошел до жизни такой, что комендант у меня в неурочный час аудиенции попросил и чуть не в ноги пал: «Смилуйтесь, государыня, заберите смутьяна Вэрелена Айльри в королевскую темницу, а то на гауптвахте от него никакого порядка не стало, я его в городскую тюрьму посадил, так он, подлец, оттуда удрал, и ладно бы из города тягу дал, так сидит пренахально в кабаке и побег празднует!»
— Что, прямо такими словами и сказал? — рассмеялся Вэр, устраиваясь на другом краю подоконника.
— Понятно, что не такими! Он же с государыней разговаривал, а не с обормотами всякими чумазыми!
— А можно полюбопытствовать, чего государыня только сейчас пришла, раз заранее знала, что за обормота ей в узники подкинули?
— У нее, знаешь ли, дел хватает. Да и жалобы на известного бузотера сперва почитать следовало, дабы соблюсти королевскую справедливость.
— Уж не подумала ли государыня, что он совершил какие-нибудь серьезные преступления? — улыбка Вэра стала напряженной.
— Подумала, что он мог — не подумав, — тихо, но твердо сказала Лэйри. — Так в чем же дело?
— А нечистый его знает… — пожал плечами Вэр. — Скучно было.
Лэйри совершенно не по-королевски присвистнула.
— Вот те раз! Так кто ж тебя держал в гвардии?
Вэр задумался.
— То есть, никто и ничто, — уточнила Лэйри. Он кивнул. — Ну, раз так, дело поправимое. Хочешь в пограничные охотники?
— Зверье, что ли, ловить, которое через границу к нам забегает?
— Балаболка! — отмахнулась Лэйри. — Не знаешь, кто такие — так и скажи. Объясню. Но тебе там самое место, и не спорь.
Предложение его устроило. Пожив недельку в светлой темнице и дождавшись оказии (на границу лучше ехать с рекомендацией), преобразившийся из чумазого обормота не в щеголеватого гвардейца, а в бывалого воина и путешественника, что и было, в конечном счете, его истинным обликом, Вэр отправился к месту службы, которое не покидал в последующие два года. В эту неделю Лэйри забегала к нему каждый день, то опять с утра поболтать и посмеяться, то днем в мужском платье и с двумя шпагами — проверить, насколько ей далеко как фехтовальщику до прославленного забияки — кстати, оказалось ближе, чем можно было предположить, то с книгами Ноэле, которые понравились ему не меньше, чем ей, то с гитарой. Дерзнул и он поспрашивать ее, как жизнь, и наслушался в ответ развеселых, причем совершенно правдивых, историй из жизни двора и Королевского совета, рассказывать которые она была великая мастерица. Словом, все прекрасно, только что-то у нее в последнее время не ладилось с магией, как будто немного разучилась.
— Да устала ты просто, работаешь как проклятая! — успокоил он. Нет бы задуматься…
Какой это ужас — по капельке терять волшебную силу, которая ей была так же привычна, как сила рук и ног, способность говорить и мыслить! А потом этот чародейский негодяй ее убил и распространил грязный слух… Стой! А как же королевские цветы? Не может быть, чтобы они не сгорели черным пламенем! Это должны были увидеть люди! Кто, бишь, у нас живет на Королевской площади?
— Госпожа Ноэле, вы верите?
— Конечно, нет.
Долгое, тяжелое молчание.
— Куда исчезли королевские цветы?
— Их выкопали ночью, когда умерла Лэйри. Подожди-ка… Вэр, но ведь это против традиции! Когда умерли родители Лэйри, выкапывание увядших цветов было частью похоронного ритуала! Значит… о Мудрые!
— Спасибо… — потрясенно выговорил Вэр и, не в силах владеть собой, выбежал из комнаты. Как никто не подумал об этом раньше? Может, чары, а может, просто потрясение. Королеву Алаириэн обожали, и вдруг такое известие. Почему поверили? А как не поверить королю, которого, все помнят, она сама выбрала себе в мужья? Неважно. Лэйри жива! Где она, что с ней? Главное — жива. Замолчи, предательский голосок, шепчущий: была жива, когда выкапывали цветы. Где тебя искать, Лэйри? Только бы знать! И знать бы, как «завязать» — так, кажется, ты это называла — твою магию на мою любовь. Потому что я тебя, оказывается, люблю — уж точно больше, чем твой предатель-муж — как иначе объяснить, что я чуть не умер, когда услышал, что ты мертва, и чуть не стал бессмертен, когда появилась надежда? Что, сказать вслух? Прокричать на площади?
Господин министр не любил пеших прогулок по столице, но ломать традиции было рановато. Поэтому, в сопровождении немногочисленной свиты, он шествовал по воскресным улицам, раскланиваясь с немного низшими, кивая в ответ на поклоны много низших. Равных у него не осталось, высший доживал в таковом качестве последние дни, самое большее недели. Начнется война, командующий из него никакой, так что — отречение, «увы», неизбежно.
Поклон, дерзкий самой своей церемонной безупречностью.
— Я, Вэрелен Айльри, вызываю вас на суд перед лицом Мудрых! Призываю всех в свидетели!
Старинная штука… оба судящихся задают друг другу любые вопросы и обязаны отвечать на них без утайки. Вопрос-ответ, вопрос-ответ. Иначе — смерть. Самое страшное, что такие случаи бывали. Кто он вообще такой, чего ему нужно? Можно не принять вызов, представить его шпионом… Нет, ведь он тоже солгать не сможет, и люди это знают. Придется рискнуть.
— Принимаю вызов. Какова ваша цель?
— Положить конец лжи, порочащей честь ее величества королевы Алаириэн. Что с ней произошло?
Вот так. Два месяца спустя, когда все, казалось, думать забыли… Выхода не было. Магия перед лицом Мудрых бессильна.
— Она убежала из заточения. Больше я ничего не знаю. Что вам за дело до нее?
— Я люблю ее! Занималась ли ее величество королева Алаириэн недоброй, вредной для людей магией?
