Вера Камша - Синий взгляд Смерти. Рассвет
Мориски будут долго смеяться. Жаль, мужеложство у них под запретом, столичным фифам не помешало бы поуслаждать победителей... Маршал сунул письма в стол, отправил явно ожидавшего разговора Демидаса отдыхать и вызвал Ламброса.
Раз приказ о возвращении в пути, начинать подготовку к маршу лучше прямо сейчас.
3
Служба Руппи, с какой стороны ни глянь, закончилась. Государственный преступник, отбивший другого государственного преступника, нарушивший все, до чего смог додуматься, и в придачу угодивший в плен, имеет полное право послать к кошкам хоть субординацию, хоть утреннее бритье. В Хексберг нет лейтенанта флота, как и... адмирала цур зее. Хуже того, чем больше Руппи думал, тем сильней ему казалось, что адмирала цур зее нет вообще нигде, и все же Фельсенбург сменил рубашку, причесался и отправился с докладом. Через коридор.
Стражи в доме Бешеного не водилось; если Альмейда или городской комендант к «гостям» Вальдеса кого-то и приставили, приставленные либо мокли у входа в адмиральский особняк, либо пили на кухне горячее вино, что было бы умнее. Пленники бежать не собирались, потому что служба кончилась, а свои дороги не начались.
Перед дверью Олафа Руппи замешкался, как мешкал, заходя пожелать спокойной ночи маме, когда та, силясь скрыть обиду, заговаривала чужим дрожащим голосом. Первым обычно уступал отец, затем сдавался сын, но в прошлый раз он устоял, ведь речь шла о Ледяном и обо всем, что в жизни есть главного. Руппи делал, что должно, и таки сделал, просто все спуталось в какой-то дикий клубок и в придачу понеслось вниз с горы. Поворачивать было поздно во всех смыслах, но почему бы не отложить разговор и не спуститься к Лёфферу, за которым приглядывает папаша Симон, как и все палачи, знающий толк в перевязках? А ведь не корпи Руппи над анатомией, перевязывать было бы некого... А не огорчи он маму, Олаф остался бы в памяти вечным укором. Мертвые укоряют и требуют вечно, это от живых можно освободиться.
— Мыр! — ободрила как-то просочившаяся в коридор Гудрун. Встав на дыбки, утешительница налаживалась поточить когти о штаны утешаемого. Это позволяло заняться ловлей кошки и счисткой шерсти, только лейтенант не поддался. Широко шагнув, он вынудил надоеду отцепиться и постучал, как стучал в каюту «Ноордкроне». Дождался приглашения. Вошел.
Олаф тоже каждое утро брился и тоже был застегнут на все пуговицы. Фельсенбург щелкнул каблуками.
— Мой адмирал, имею печальное известие из Эйнрехта. Его величество Готфрид скончался в ночь на семнадцатый день Летних Волн в своей резиденции.
Олаф Кальдмеер медленно поднялся. Сегодня они не виделись, так вышло... Они отдельно завтракают, отдельно смотрят на дождь, отдельно дышат.
— Капитан Джильди осведомил вас о подробностях?
— Никак нет! — Проклятье, неужели так будет и дальше?! — Мне сообщил господин Клюгкатер. Разрешите доложить подробно...
— Чем раньше мы прекратим эту игру, тем лучше. — Щека Олафа дернулась. — Я тебе больше не начальство, но, если ты сядешь, нам будет проще говорить.
Руппи сел, в очередной раз не понимая, какого змея Кальдмеер отказался оставить при себе хотя бы Канмахера. Вальдес предлагал, Альмейда не возражал, только Олаф пожелал быть один. Совсем.
— Я слушаю, — ровным голосом сообщил Олаф, и Руппи захотелось перенестись в какое-нибудь уютное местечко. На Китенка там или к Старым Бойням.
— «Хитрый селезень», как вы знаете, стоит в Малой гавани вместе с галерами. — Нет, он не сбежит, он доложит! — Появляться в торговом порту экипажу не запрещено...
— Я помню.
— Клюгкатер не называл имен, но он несомненно встретил кого-то из своих знакомых. Добряк — честный шкипер, однако в молодости, видимо, знался с контрабандистами.
— Да, это очевидно. Для простого торговца Клюгкатер слишком хорошо знает побережье. Итак, о чем рассказали контрабандисты? Кроме как о корабле с повешенными в гавани Ротфогеля, разумеется.
— После возвращения «Верной звезды» в городе начались волнения. — Юхан говорил о «буче», но отойти от казенщины Руппи отчего-то не мог. — Назначенный Фридрихом комендант бежал. В Метхенберг пока спокойно, однако прибывшие в прошлом месяце столичные ревизоры раздражают и честных торговцев с моряками, и... не очень честных.
— Это тоже очевидно. О смерти его величества было объявлено?
— Да. Манифест регента зачитывали на портовой площади.
— И что следует из этого манифеста?
— Шкипер говорит, документ составлен так, словно Фридрих является законным наследником.
Перевод был очень вольным. На самом деле Добряк бурчал, что пластужий потрох расселся на троне и горшок под низ сунул, чтоб далеко не ходить. «Ну и кто теперь у нас заправлять всем будет? — вопрошал своих «цыпочек» Добряк. — Если этот дружок Бермессеров — точно к фельпам плыть пора...»
«Цыпочки» утешающе булькали, пока было чем, потом замолчали. Руппи тоже сказать было нечего, не объяснять же, что бабушка без дела сидеть не станет и самозваному регенту короны не видать, а Дриксен не видать покоя. По крайней мере, пока великие бароны не положат к ногам дяди Иоганна корону с изумрудами, и лучше б они сделали это поскорее.
— А что говорят люди? — Рука Олафа легла на Эсператию, как прежде на эфес. Отца Луциана б сюда, к нему, или хотя бы брата Ореста.
— Мой адмирал, побережье Фридриха не примет.
— Побережье всего-навсего хочет, чтоб его не разоряли. — Щека Ледяного вновь дернулась. — Тебе это будет неприятно слышать, но регента отвергают потому, что проиграли мы. Эйнрехт отвечает за мои ошибки, как бы ни относиться к его высочеству.
— Мы?
— Да, Руперт. Гибель Западного флота — следствие моих приказов, а мятеж в Ротфогеле — прямое следствие шутки Вальдеса, но ее не было бы, если б не мое согласие на казнь офицеров «Верной звезды». Мало того, Вальдес караулил Бермессера, потому что ему взбрело в голову отомстить за меня. В итоге Западный флот лишился флагмана, каким бы тот ни был. Мы все нанесли непоправимый вред Дриксен, только Бешеный — враг, а мы были офицерами кесарии. Боюсь, стронутая тобой лавина остановится не скоро, и только Враг знает, кто окажется под обломками.
— И поэтому, — очень тихо и медленно спросил Руперт, — вы читаете Эсператию?
— Да. Я хотел бы исповедаться, но идти к священнику с «Верной звезды» выше моих сил, а других здесь нет. В молодости я слышал танкредианскую проповедь, но ничего не понял. Теперь вспомнилось... Любой может оказаться орудием возмездия, посланным за грехи тем, кто отошел от Создателя, и наши благие намерения ничего не меняют. Как и наши желания.
Все свершается по воле Создателя, значит, Альмейде суждено было вернуться незамеченным, и шторм, тот шторм, разыгрался по Его воле. Ты трижды сохранил мне жизнь, потому что так было суждено. Я должен был отправить на рей дриксенских офицеров, а в Ротфогель должен был войти мертвый корабль. Выбор был лишь у горожан, им следовало вспомнить о своих грехах, но они восстали против власти, однако власть, любая, дарована нам свыше. Мы заслужили Фридриха и не должны противиться его воле, если не хотим рушить все новые и новые камни на головы пока еще невинных.
