Наталья Колесова - Король на площади
Вернувшийся Кароль застал меня навалившейся на парапет и пожирающей взглядом мою будущую картину. Произнес с легким удивлением:
— Как, ты еще не начала делать наброски?!
— Так ты специально привел меня сюда — показать бухту?
Опять эти выразительные смешливые морщинки — пожалуй, лучше всего они могут удаться в угле…
— Просто решил поделиться с тобой кусочком меня!
— А… — и я прервала себя, принюхиваясь: из его сумки струились умопомрачительные запахи. — Что это там у тебя такое?
Подмигнув, он театрально медленно извлек кусок завернутого в холст пирога, глиняный горшок с жирной горячей похлебкой и пару деревянных ложек.
— Откуда?!
Кароль мотнул головой наверх.
— Ах ты… проныра! Свел дружбу с какой-нибудь дебелой дворцовой поварихой?
— Молчи и ешь, — велел Кароль. — Тебя-то дебелой назовут не скоро!
— И слава богам, — пробормотала я, погружая ложку в густую похлебку.
А наш Король неплохо устроился: наверняка в Ристе найдется немало женщин, питающих слабость к сладкоречивому Человеку С Птицей! Тут еда, там ночлег, пара-тройка монет на площади… И тихое чудесное место для «отдохновения».
Придержав ложку, я вскинула глаза. Кароль сидел, вытянув длинные ноги и вперив задумчивый взгляд в горизонт. «Поделиться кусочком меня». А ведь он впервые не расспрашивал, а что-то рассказал о себе. Показал…
— Спасибо тебе, добрый человек, накормил, напоил, — шутливо сказала я, отодвигая пустую посуду. — Какую плату теперь потребуешь?
Кароль встрепенулся, повернулся и устремил на меня столь же задумчивый взгляд. Я вопросительно вскинула брови.
— Итак?
— Ты сможешь нарисовать для меня все это? — спросил он неожиданно.
Я опять навалилась на парапет, рассматривая бухту.
— Ее можно писать бесконечно — на рассвете, на закате, ночью, в шторм и в знойный безветренный полдень… Но зачем? Ведь в любой момент ты можешь увидеть бухту и без моих картин.
Кароль улыбнулся.
— Но когда-нибудь я стану слишком старым, чтобы подняться сюда. А мне захочется увидеть ее вновь и, может быть, всплакнуть, как плакал сегодня Джорджия…
Я вздохнула. Ясно. Все тот же вопрос, только заданный более длинным и окольным путем. Ну что ж, за этот прекрасный обед, а пуще — за этот прекрасный вид — я могу и ответить тебе, Человек С Птицей…
— Я нарисовала его воспоминание.
Кароль поощрительно молчал, и я продолжила:
— Джорджия как-то рассказал мне о штиле в южных морях: полнолуние, светящееся море, одинокий корабль… А наутро разыгрался шторм, сгубивший чуть ли не половину экипажа. Этот рассказ долго не отпускал меня… потом рассказ превратился в картину. И вот несколько ночей назад я встала и натянула холст… И закончила. Сегодня.
Кароль помолчал, разглядывая меня.
— То-то я смотрю, ты на привидение похожа… Не ела, не спала?
Я пожала плечами.
— Ну почему же… Что-то безусловно ела. И спала. Иногда. Мой учитель называл это одержимостью.
— Учитель?
— Мастер Гилмор из Художественной школы во Фьянте.
— Ты училась во Фьянте? Но это же стоит целое состояние! — ужаснулся Кароль.
Я засмеялась.
— Да много ли школяру надо? Кусок хлеба да глоток родниковой воды! Ну, еще крыша над головой во время ливня. А так… Если кто-то из мастеров выбирает себе ученика, тот обучается бесплатно.
— Тебя выбрал мастер по имени Гилмор? И там же ты познакомилась со своим мужем?
Я помолчала. Бедный-бедный Пьетро. А ведь мы были тогда счастливы: юные, беззаботные, впервые хлебнувшие пьянящий воздух свободы, гордые и удивленные собственным Даром…
— Да, — кратко сказала я. — Он уже тогда был болен. Чахотка.
Кароль сочувственно качнул головой, понимающе прищелкнул языком — и я даже не успела заметить, как начала рассказывать о тех бесконечных и быстротечных днях, заполненных солнцем и смехом, пропитанных запахами красок, моря, цветов и спелых фруктов. Два года — всего два года моей жизни! — а кажется, их хватит, чтобы весь век мечтательно перебирать жемчужины драгоценных воспоминаний…
Даже Джок притих, сидя на своей жердочке и глядя на меня то одним, то другим поблескивающим глазом.
— Ты была там счастлива?
— Да…
И когда успел наступить вечер? И отчего это я так разговорилась? В первый раз поддалась обаянию Кароля — одного из тех редких людей, кто умеет по-настоящему слушать. Надеюсь, что и в последний — слишком уж это неожиданно… И опасно.
Кароль скрестил на груди руки и уставился невидящим взглядом на солнце, погружавшееся в море. Произнес веско, как будто вынес решение суда:
— Я не могу вернуть тебя в те дни, не могу оживить твоего мужа, но у тебя по-прежнему остается твой талант.
И самообладание. Дар и самообладание — вот что неустанно повторял нам Гилмор. Дар, слава небесам, меня не покинул, а вот самообладание… Последнее, как я уже убедилась, могло испариться в самый неподходящий момент.
Я слегка улыбнулась.
— Да, и он кормит меня. Хвала гостеприимному королю Силверу, распахнувшему двери торговцам и любопытным иноземцам!
Натюрморты, городские сценки и пейзажи и впрямь расходились удивительно быстро, я даже смогла начать понемногу откладывать деньги.
Кароль не откликнулся на мою улыбку, продолжал смотреть изучающе.
— Твой учитель говорил про одержимость, — напомнил мне мои же слова.
Ох нет, хватит на сегодня откровений и воспоминаний! Да и на будущее — не следует поддаваться сочувственному интересу Человека С Птицей. Уж не знаю, для чего он собирает жалобы всех несчастных и обиженных, но от меня ему жалоб не дождаться. Сама постелила себе постель, сама на ней и сплю…
— Да и ты тоже, как я посмотрю, одержим — только своим ненасытным любопытством, — заметила я, взваливая на плечо сумку. — Ищи себе улов в другом месте, площадный король!
Кароль поднялся следом.
— А что, мне нравится мой новый титул! Король на площади! Пошли, Джок, проводим нашу принцессу-художницу!
Глава 3
В которой речь идет о портрете
Я отложила кисти, встряхнула уставшими руками. Заказанный морской пейзаж был почти готов. Конечно, он не вызовет слез, но покупатель останется доволен и порекомендует меня столь же щедрым знакомым… А вот бухту я так и не начала — все собиралась и откладывала, хотя та просто стояла перед моим внутренним взором. Впрочем, и Кароль не напоминал о заказе.
Я услышала знакомый мягкий смешок и подняла глаза. Вышеупомянутый площадный Король стоял неподалеку, разговаривая с горшечником Акимом. Одна нога упирается в парапет фонтана, локоть на колене, длинноносый профиль четко выделяется на фоне белой стены… Мои пальцы сами потянулись за углем.
