Убить Ланселота - Басирин Андрей
– Но, ваше преосвященство?
– Но на этот раз Ланселот родился преждевременно. Да, господа. Его надо убить. Или обезвредить.
– Браво, ваше преосвященство! Порадовал старика, порадовал… И вы согласны мне помочь?
– Несомненно, господин!
– Что ж… – Известковый палец вытянулся в сторону шарлатана: – Ты. Да, ты. Подойди сюда.
– Я?
– Ну не я же. Иди, не бойся. Не съем. Ха-ха. Шутка!
Когда Фортиссимо приблизился, Казначей сообщил:
– Бунтарь родился в твоих землях. Ты знал это?
– Нет, господин. В Тримегистии давно не переписывали население.
– Зря. Дело хорошее. Рекомендую. – Белая рука протянулась к небу. – Так вот, Ланселот родился в Тримегистии. Мы не знаем, под каким именем. Не знаем, где. Известно лишь время – сейчас.
Пальцы Казначея прикоснулись к комете. Они сомкнулись. Сжали комету и…
…медовое сияние погасло. На белой ладони лежала сверкающая жемчужина.
– Возьми это, Бизоатон. Найдешь Ланселота и погубишь. Иначе вашим зверям не жить. – Жемчужина упала в ладонь тримегистийца. – Я же присмотрю за вами. Облик Архитита мне нравится. Стану править Анатолаем. Временами буду гостить у вас – то у одного, то у другого. Нечасто, не бойтесь. Итак, до встречи, господа!
Эра Чудовищ исчез. О его присутствии напоминала лишь оленья шкура на снегу. Его преосвященство пошевелил шкуру носком башмака:
– Вот оно как… Ланселот, значит. И как на грех – в Тримегистии, – он укоризненно посмотрел на Бизоатона. – Не ожидали от тебя. Подвел, брат.
Коротышка поперхнулся:
– Клянусь, господа! В три… нет, в два дня все устрою. Не жить ему!
– Успокойтесь, ваше магичество. Мы вам верим, верим. Но и вы, уж будьте добры, не подведите.
В молчании дюжинцы вернулись обратно. Ударили лиловые вспышки порталов – числом одиннадцать. Правители возвращались по домам.
Вороны недоуменно посмотрели на опустевшее небо.
– Ну что? Значит, кар?
– Вот тебе и кар-р, дурра. Грошдества не будет. Спи, давай!
Ветка опустела.
Булькнула клепсидра в углу опустевшего зала. Стрелки на циферблате застыли, показывая без одной минуты двенадцать. Время Террокса остановилось на рубеже эр, и ни одна толком не была властна над этой землей.
Так прошло двадцать три года.
А потом еще сто лет.
Глава 1
КАПИТАН ДЕРЕВУДА
Июньский лес плыл в кипучем зеленом сиянии. Щебетали птицы; белки сварливо переругивались, деля шишки… а впрочем, Эра их знает, что они делили. В воздухе витали ароматы хвои, зверобоя, иван-чая; откуда-то тянуло дымком костра. Аппетитно пахло овсянкой и мясным бульоном.
Женщина в клетчатом переднике и неуклюжих деревянных башмаках возилась у грубого очага. На закопченных рогульках висел огромный котел; языки пламени лениво облизывали его черные бока.
Что-то бормоча себе под нос, женщина помешивала в котле кулеш. Из кустов за ней наблюдали внимательные глаза. Оленята, барсучата и зайчата собирались сюда каждый вечер. Восторженно хлопая ушами, они тянули к котлу любопытные носы. Еще бы! Ведь кашу варила сама принцесса.
Дженни Кислая Мордашка взмахнула половником. Зверята шарахнулись врассыпную.
– Морду убери! Ты, тупая тварюга!
И тут же:
– Пшел вон! По рогам захотел?
Олененок скакнул в сторону. На мордочке его появилось озадаченное выражение. В своей недолгой, но наполненной событиями жизни он твердо усвоил две вещи.
1. Заблудившись, следует бежать к яркому белому пятну. Мамы-оленихи носят под хвостиком белую шерстку, чтобы оленята всегда могли их найти.
2. Девицы, разгуливающие по лесам в бальных платьях и хрустальных туфельках, любят чесать зверей за ушком. Могут угостить пирожными.
Но жизнь полна разочарований. Чудом увернувшись от половника, олененок обиженно затрусил в лес. Вслед ему неслось:
– Пшел вон! Пшел вон, пшел вон, ска-а-атина-а-а!
Это было непонятно и обидно. Жизненные устои олененка рушились, душа преисполнялась горечью и цинизмом. А ведь каких-то двадцать лет назад ее высочество Дженнифер была совершенно иной. Воздушной, легкомысленной, звонкоголосой. Могла на спор перепеть любого соловья. В крайнем случае кукушку.
Но жизнь в компании разбойников согнет в бараний рог самую восторженную оптимистку. Сперва ты замечаешь, что шелк для леса как-то не подходит. Затем туфелек на ногах становится мало. Меньше двух.
Встречать восходы пением становится все сложней и сложней…
…голос хрипнет, а руки покрываются цыпками…
…волосы секутся, лицо обветривается – сущее безобразие!…
…и, наконец, овеянные легендами вольные стрелки оказываются обыкновенными мужчинами. Такими, как все, – не хуже, но и не лучше. Их надо кормить, обстирывать, им надо штопать носки.
Единственное исключение из правила – капитан. И это ранит больнее всего. Даже сейчас, после всех этих унылых, мокрых, холодных лет в лесу, ничего не изменилось. Сиди Дженни во дворце, как тогда, помани ее Хок – сбежала бы, не задумываясь. Ну, разве шерстяные носки бы захватила.
Каша сонно ворочалась в своем закопченном ложе. Дженни постучала о край котла половником. Порыв ветра качнул верхушки сосен, и в кулеш упало несколько чешуек коры.
– Кашеваришь, Дженни? Славно! Что у нас на ужин?
Принцесса подняла взгляд. Торопливый румянец залил ее щеки. Перед ней стоял Хоакин Истессо. Тот самый капитан разбойников, из-за которого она когда-то бежала из дворца.
– Да, сударь… Простите, сударь… я…
Она попыталась спрятать под передник огрубевшие от работы руки. Ей стало невыносимо стыдно. Стыдно своего потрепанного платья и деревянных башмаков, уродливого полотенца на голове.
Своих тридцати восьми.
Капитан принюхался:
– Диво-аромат! Да ты свой парень, Дженни, – он небрежно потрепал повариху по подбородку. – Молодчина. И ребята в тебе души не чают.
Сказал и умчался – длинноногий, высокий. Лицо загорелое, брови вразлет, подбородок решительный. Шпага на поясе – умереть не встать! Такой же молодой, как двадцать лет назад.
Нисколько не изменившийся.
– Я молодчина, – прошептала Дженни, опускаясь на траву. – Я свой парень…
Слезы полились из глаз. Олененок просунул мордочку под локоть бывшей принцессы. Дженни обняла зверька:
– Он совсем не помнит меня… Слышишь? Он забыл свою Дженни. Ну как, как такое может быть?!
Олененок сочувственно завилял хвостиком. Лизнул принцессину щеку – та оказалась соленой. Вот незадача… Легенда о пирожно-сахарных принцессах рушилась на глазах.
Тем временем над Деревудом сгустились сумерки.
Пламя костра стало ярче. Тени уползли в лес, притаившись среди деревьев; там, меж теней, притаился Хоакин Истессо. К костру он не спешил. Не то чтобы он ненавидел веселье и смех – о нет! В двадцать три нужно быть безумцем, чтобы бежать развлечений. Но встреча с Дженни растревожила его. Напомнила что-то давнее, основательно забытое.
У костра прозвучал женский смех. Ему ответил китарок Реми Дофадо.
– Для вас, сударыня! – заявил бард галантно. – Исключительно для вас аранжирую.
Он извлек из глубин китарка залихватский аккорд.
запел Реми.
…Да, господа, жизнь разбойничья – сплошные песни и пляски. Ну, хорошо, хорошо… иногда приходится делать перерыв. Грабить виконтов, например. Когда дождь на улице, тоже не особо попляшешь. Физзборн иногда с облавами приходит, епископ из Неттамгора предает лесных язычников анафеме. Но по пятницам повеселиться – святое дело.
