Красавица, чудовище и волшебник без лицензии (СИ) - Заболотская Мария
Но и с чудом господним вышла заминка: преподобный Тумор долго и терпеливо ждал, пока сознание у больного прояснится хоть на минуту, но стоило только им перемолвиться парой слов, как священник вскочил с места и заявил:
— Увы, ничем не могу помочь — это отъявленный безбожник!
— Что он сказал? — не удержалась от вопроса Джуп, чутко ловившая каждое слово.
— Я не желаю это повторять! — отрезал Тумор. — Скажу лишь только, что он признался в служении темным силам!
— Темные силы! — воскликнул донельзя огорченный мастер Скиптон. — У нас, в Силенсии! В моей гостинице!.. Быть может, бедняга просто бредил?..
— Если и так, то это был ОПАСНЫЙ бред! — очень значительно ответил преподобный и безо всякой любезности попрощался.
— Подумать только, — сказала Табита Урсилле, после того, как Джуп пересказала им подслушанное. — Служитель темных сил — и такой невзрачный!
— Он похож на стряпчего, — ответила Урсилла. — Только одет получше, чем наш господин Квартум.
— Кто знает, может и у сил зла есть свои чиновники для мелких поручений? — задумчиво заметила Джуп.
Ее слова были необычайно близки к правде, но на них никто не обратил внимания. Безымянному постояльцу становилось все хуже, и добросердечный мастер Скиптон вошел в немалые убытки, вызывая к нему доктора, который каждый раз клялся своей покойной матушкой, что не знает, как лечить эту болезнь, но исправно брал плату за вызов.
Прошло то ли пять, то ли шесть безрадостных — еще более безрадостных, чем обычно! — дней и, наконец, настал тот вечер, когда Урсилла торопливо сбежала по лестнице в общий зал, чтобы объявить:
— Кажется, он умер!
— Ох, дернул же черт его скончаться в «Старом котелке»! — не скрывая досады, воскликнул Хорас, ожидавший чего-то подобного со дня на день, но до последнего надеявшийся, что похоронами займется кто-то из числа внезапно объявившихся скорбных родичей постояльца. — Что теперь? Где его родственники, дьявол их побери? Неужели и хоронить его придется за наш счет? — тут он, решившись на что-то недоброе, нахмурился. — Ну уж нет! Я честный человек и отродясь не рылся в вещах моих клиентов, но сейчас особый случай. Я вызывал к нему врача, священника и за все платил из своего кармана. Нам не остается ничего другого, как вскрыть его сундук!
— Но разве это не подсудное дело? — Табита переглянулась с сестрами.
— Мы возьмем только то, что нам причитается, — твердо сказал мастер Хорас. — А сундук будет дожидаться наследников покойного господина, если таковые найдутся.
Погода в тот вечер, как на грех, испортилась окончательно. В доме, где появляется покойник, всегда тягостно и страшно, а тут вдобавок ветер принялся выть в трубе, как голодный волк, и шум неспокойного моря звучал точно зловещий глухой шепот. Ступеньки лестницы, по которой поднимались Хорас и его дочери, душераздирающе скрипели, а стоило им войти в комнату, как мокрая голая ветка постучалась в темное окно — точь-в-точь длинные пальцы заскребли по стеклу.
— Он действительно умер? — спросила Джуп, косясь на кровать.
— Когда я зашла, он не дышал, и, кажется, успел окоченеть! — ответила Урсилла, испуганная куда больше, чем хотела показать.
— А ведь сундук открыт! — воскликнула Табита, и простые эти слова напугали всех сильнее, чем самая зловещая история, рассказанная заполночь. В самом деле, крышка сундука была опущена, но ее более ничто не удерживало — кто-то вставил ключ в замочную скважину и провернул нужное количество раз.
— Наверное, это он и открыл! — прошептала Джуп.
— Глупости! — излишне резко произнес Хорас, не желавший, чтобы дочери испугали друг друга до полусмерти раньше времени. — Господину этому не хватало сил даже для того, чтобы назвать свое имя! С чего бы перед самой смертью ему подниматься и открывать сундук? Должно быть, замок с самого начала был не заперт, а мы просто не заметили.
Сестры переглянулись: слова отца их ничуть не убедили — до сегодняшнего вечера ключ висел на шее постояльца, а не торчал в замочной скважине, в этом у них не имелось никаких сомнений.
— Ох, давайте уйдем отсюда, — взмолилась Урсилла.
— Непременно уйдем, но только после того, как возьмем из сундука то, что нам причитается! — с удивительной суровостью объявил Хорас. — А если вы так боитесь, то подумайте лучше, как мы оплатим дорогу до Мелеуса, если долгов у нас за последние полгода только прибавлялось и прибавлялось? Этот господин был нашей последней надеждой. Он скончался — несомненно, весьма печальное событие! — но надежда все еще жива! Такой тяжелый сундук не может оказаться пустым!
Произнеся эту речь — необычайно дерзкую для хозяина провинциальной гостиницы! — он поставил свою лампу на прикроватный столик и поднял крышку сундука.
Глава 4. Внезапное богатство, оживший покойник и некстати освободившаяся магия
— Ай, мне показалось, что покойник шевельнулся! — прошептала Табита, вцепившись в Урсиллу так, что та едва не выронила свечу.
— Что там? — спросила у отца чуть более храбрая Джуп, пытаясь заглянуть в сундук.
— Бог смилостивился над нами! — Хорас со счастливым кряхтением выпрямился и оглянулся на дочерей, смахивая непритворную слезу. — Тут полно денег!.. И не медяки, а сплошь серебро и золото!
И в самом деле — сверху, на аккуратно сложенной одежде, лежал кошелек, набитый новехонькими золотыми монетами со странной чеканкой. Но что значит чеканка, когда речь идет о золоте?.. Табита, никогда раньше не видевшая такого богатства, схватила одну из монет и принялась вертеть в руках, любуясь ее блеском.
— Да вы только посмотрите из какого чудесного полотна все эти рубашки! — вскричала Урсилла, тоже позабыв о всяком страхе, и принялась ворошить одежду покойного, приговоривая: «Я ведь могу перешить из этого себе добрый десяток блуз!».
Джуп, которую поначалу оттеснили от сундука, наполненного сокровищами, сердито фыркнула и наугад просунула руку между сестрами, припавшими к сундуку, как больные чесоткой к святому источнику. Ей повезло куда меньше, чем сестрам: пальцы наткнулись на какой-то продолговатый футляр, который оказался вполне обычным тубусом для бумаг.
Без особого интереса Джуп открыла его. Внутри лежали плотно скрученные листы странного вида — черные, как смоль, гладкие, как атлас — и в свете лампы они искрились, точно кто-то посыпал их мельчайшей алмазной крошкой. Они были тщательно обвязаны алым витым шнуром с кистями и запечатаны потрясающе красивой кроваво-красной печатью, от которой до сих пор исходил сильный аромат благовоний. Оттиск на ней был похож на соцветие и сам по себе мог считаться произведением искусства — вряд ли в мире могли существовать две таких необычных и сложных печати.
Конечно же, любой мало-мальски сведущий человек понял бы, что дело пахнет не только розовым маслом, но и волшебством высшей — и самой опасной! — разновидности. Однако Джуп, как и ее сестры, ничего не смыслила в магических делах и не имела ни малейшей склонности к этому искусству. Оттого она, немного посомневавшись для приличия, сломала печать и развернула плотный свиток.
Говорят, что магия избегает показываться простакам и приобретает в их присутствии такой обыденный облик, чтобы те нипочем не поняли, с чем имеют дело. Однако заклятие, которое по недомыслию выпустила на свободу Джуп, оказалось совсем иным: ничуть не скрывая своей природы, оно взметнулось огненным столбом, затем рассыпалось на тысячи алых искр, которые принялись носиться по комнате, как рой злых мух. Испуганный Хорас повалился на пол, прикрывая голову руками, девушки завизжали и спрятались кто куда. Искры оказались не такими жгучими, как от обычного огня, но жалили не хуже гнуса. В комнату словно ворвался горячий сухой ветер, желающий выбраться из ловушки четырех стен, но пока не находящий выхода.
— Подлые воришки! — завопил вдруг покойник, вскакивая с кровати. — Бессовестные мерзавцы!
Сестры, увидев, как он стоит среди комнаты, обмотав простыней свое тощее бледное тело, завопили еще громче, не зная, что и думать: обычный постоялец, поймавший хозяина или челядь гостиницы за воровством, всегда зол, как черт, что уж говорить об ожившем покойнике!..