Достойные сыны (СИ) - Галл Джекс

- Эти мешки беспощадно сбили не одну сотню смельчаков, одного за другим карабкающихся вверх. А тем, кого не сбили, все равно нанесли вред сдирая кожу вместе с лоскутами туники и кожаных доспехов. Вот и попробуй сам, под таким градом залезть по веревке, да на такую высоту. Добравшийся «счастливчик», все так же, без отдыха, одевает тяжелую броню, берет огромный двуручный тренировочный меч и получает приказ, выбить одного за другим, трех лучших защитников замка. Попробуй это сделай! Уставший, измотанный, в тяжелейшей броне, против трех свежих и лучших Кригронцев! Сильнейшие сыны царства долгие годы делают одну попытку за другой, мечтают пройти это чудовищно тяжелое испытание, чтобы получить заветный пояс «Чести Кригрона». До царевича, лишь нескольким десяткам воинов за двести лет удалось завоевать пояс с «Оскалом Медведя», а Велезар прошел испытание дважды. На его «Поясе Чести» красуются два позолоченных «Медвежьих Оскала». Вот и думайте сами, может ли кто в Аскериане одолеть нашего Велезара? - договорив, он замолчал.

Наконец тишину нарушил Кардий.

- Прости меня Онтарий, за язык, не хотел тебя обидеть. Сам не знаю, что со мной происходит. Нервы как струна, все кажется, мерещится что-то. Предчувствие меня какое-то нехорошее гложет, вот и сорвался на молодом и тебе нагрубил. Договорив, - он с виноватым взглядом уставился в землю, нервно сжимая и разжимая рукоять меча.

- Ладно, - сказал сотник примирительным тоном. - Не подобает нам идти в бой с бременем на душе. Думаю, правильнее будет братцы простить друг другу обиды, может, и не суждено свидеться больше в этой жизни. Хоть мы и не Кригронцы, но верю, что и мы, с честью постоим за родной дом.

- Онтарий, на то они и Кригронцы, чтобы мы на них ровнялись, лучшие в нашем царстве, - тихо, но твердо сказал Кардий, подняв голову и вновь устремив взор на передовую. Потом, переведя взгляд обратно на сотника, продолжил, - Да, правда, что нам всем страшно! Но клянусь Отцом нашим, Великим Шестиликом, мы не подведем ни тебя, ни Криворг!

Над сотней нависла тяжелая тишина, которую четким приказом разорвал Онтарий:

-Становись, отставить разговоры, приготовиться к бою. И тут же в сердцах добавил.

- Верю Вам, соколы мои, верю. Потому что знаю вас!!!

После приказа Онтария все с серьёзными лицами быстро заняли боевые порядки, но каждому грели душу, последние слова сотника.

Поднявшееся за спинами Криворгских полков осеннее солнце, постепенно наполнило пространство светом. На почти чистом небе, всего несколько небольших облаков, которые парили высоко-высоко, а ветер уносил их вдаль, как будто не хотел показывать небесным детишкам предстоящее зрелище. Воздух в это утро был наполнен необычайной свежестью, и время от времени холодный ветер доносил ароматы лесных трав, которые сладко дурманили. Природа не догадывалась, что в очередной раз ей уготовил человек, она ласкала взор красотой и очаровывала чудными ароматами, которые дарила людям безвозмездно. Многовековые и труднопроходимые леса, темнели по обеим сторонам Аваннского поля, одних они манили как что-то родное и уютное, словно дом, где можно насладиться тишиной и покоем. Других пугали своим зловещим видом, неизвестностью и загадочной таинственностью.

Когда-то давно здесь стоял пограничный замок Аванн, защищавший северные рубежи Криворгского царства, но потом войска стали размещаться в Лимеке и других городах, а его посчитали обузой и забросили. За многие годы природа почти полностью разрушила все ужасные постройки людей, от которых веяло смертью и холодом. Она старалась изо всех сил превратить это страшное место в дивное поле с колышущимися на ветру цветами, стремилась безвозвратно удалить из памяти весь тот ужас, что устроил человек и снова возродить миру былую красоту. Лишь остаток уцелевших стен, напоминал о прошлом, она не успела придумать как лучше с ними поступить. Ее память больно ранило воспоминание о том, как Кригрон Великий осадил захваченный Аваннский замок и уничтожил здесь остатки разбитого греманнского войска, которые по своей глупости не захотели бежать и укрываться в далеких землях. Не спасли их ни мощные стены, которые казались надежным оплотом, ни хваленные колдуны, во главе с самим Бородором.

Греманны дорого заплатили за зверства и насилие, что сотворили в землях Криворга. Все эти ужасы, сотворенные людьми, она сердобольная, убирала одна. Прятала тела погибших под вековым слоем земли и украшала многолетней травой, всех тех, кого Кригрон Великий оставил в назидание другим, запретив хоронить. Она словно мать, укрывающая уснувшего любимого сорванца, накрывала усопших. Потом, как губка впитала море пролитой крови убитых, раненных и казненных, не оставив ни капельки. Развеяла ветром обгорелые остовы деревьев, построек. Много работы пришлось тогда сделать, много слез пролить в виде дождя. Но это было очень давно и теперь, именно здесь, в этом забытом людьми месте, собрались вновь криворгские полки, чтобы в очередной раз дать бой греманнам.

Впереди огромного войска восседал на гнедом красавце коне молодой и крепко сложенный воин. Велезар в очередной раз внимательно оглядывал огромные просторы на другом конце поля, сидя на своем любимом коне по кличке Орл. Переведя взгляд на готовящиеся к бою криворгские войска, молодой полководец слышал вокруг привычные для выходца из военной школы приказы тысячников и сотников.

Такого огромного сражения в его жизни еще не было, на фоне готовящегося, остальные казались маленькими стычками. Ударные полки вторых и третьих рядов правого и левого флангов продолжали строиться в боевые порядки, огромные катапульты установлены в указанных точках. Боевые маги проводили свои таинственные обряды, давали последние напутствия друг другу, перед тем, как начать «танцы со смертью».

Самым сильным из трех боевых магов в криворгском войске был Даздриэл. Его имя гремело по всему Аскериану, нагоняя ужас на врагов. Несмотря на свой сто тридцатилетний возраст, довольно небольшой для мага, которые живут столько же, сколько великаны Волоты, Даздриэлу уже довелось побывать в таких мясорубках, в каких иные маги не были ни разу и до преклонного возраста. Его сегодняшние братья по оружию - Ингр и Орзон ценили советы и наставления, своего более опытного друга. Они знали, что война была для него смыслом жизни, его призванием. С каждым годом и каждым сражением он рос духовно, проводя постоянно большую работу над ошибками после победы или поражения. Но магам так же было известно, как он любит жизнь. Даздриэл обожал все созданное Великим Шестиликом в Аскериане, он старался как можно глубже познать этот огромный и загадочный мир, коллекционировал в себе миллионы незабываемых впечатлений. Маг любил гулять по полной, и при возможности, ни в чем себе не отказывал. Его харизма, и добрый нрав, вкупе с огромным объемом интересных историй, притягивали к себе всех как магнит. Гуляя с ним в кабаке, распивая крепкое вино и без устали распевая песни, никому никогда и в голову не пришла бы мысль, что этот человек так любит войну, живет только ей.

Даздриэл, готовый к очередному сражению уже с вечера, облачился в боевой наряд мага. Прошедшая много битв и порядком потрепанная темная туника, натянутая поверх заговоренной мирмандской кольчуги, была украшена золотым орлом во всю спину с растопыренными когтями для нанесения удара. Благодаря этим туникам, мага найти в войске не составляло труда.

Молодой воин, закончивший установку катапульты рядом с Даздриэлом, наблюдая как маг что-то читает, набравшись, наконец храбрости, подошел к служителю «Золотого орла»:

- Извини, уважаемый Даздриэл, можно тебя спросить? - голос звучал не очень уверенно, а сердце бешено колотилось в груди. Маг с интересом посмотрел на юношу, прекратил читать. Не спеша закрыл свою толстую книгу в кожаном переплете с изображением незнакомого замка и убрал в походную сумку. Затем перевел внимательный и задумчивый взгляд карих глаз на волнующегося воина, выждал паузу, после чего спокойным голосом сказал:

- Конечно, я полностью в твоем распоряжении, - Даздриэл широко улыбнулся молодому и необстрелянному пехотинцу, не сводя своих глаз с последнего. От этой улыбки повеяло теплом. Парень сразу успокоился, его сердце застучало ровно, как будто только что, оно не пыталось вырваться из груди.