Питер Нейл - Звезда Судьбы
С торжествующе-яростным криком Мантис набросился на последнего из нападавших, и вскоре тот рухнул наземь с перебитым хребтом. Он продолжал извиваться на влажной земле, слабо подергивая головой и конечностями.
Но теперь поднялся тот монстр, которого Кулл поразил камнем, и набросился на своего врага.
— Продал свою душу ведьме, да? — прорычал атлант. — Ах ты, погань! Болотное дерьмо! Ну же — иди сюда и попробуй достать меня!
Мантис наблюдал за схваткой, дивясь ярости, владевшей его другом в этот миг. Похоже, не только порождения трясины приводили атланта в такое бешенство… Нет, какая-то боль и ярость таились у того глубоко в душе.
Болотная тварь с ненавистью взирала на своего противника и злобно шипела, пялясь на Кулла белесыми глазами.
— Ах ты, зловонная мерзость! — выкрикнул атлант.
Тварь взмахнула лапой с выставленными когтями. Кулл исторг яростный вопль. Двумя ловкими ударами клинка он отсек монстру одну лапу и пронзил его в пах.
Тварь повалилась наземь, завывая и скребя когтями землю. Кулл нанес третий уверенный удар и отсек противнику голову.
Наступила напряженное тяжелое молчание, прерываемое лишь зудением комаров. Кулл слышал, как кровь стучит у него в ушах.
Мантис опасливо приблизился к нему.
— Все кончено?
Кулл покосился на своего спутника.
— Ты уверен, что она больше никого не пошлет против нас?
Тот хмуро усмехнулся и пожал плечами.
— Не думаю… О, боги! — Он смотрел куда-то поверх плеча Кулла.
Атлант развернулся. Лошадь Мантиса, раненая, лежала на подстилке из мха, истекая кровью, и отчаянно била копытами. Изо рта текла пена, глаза затянулись грязно-белой поволокой. На глазах у Кулла с Мантисом оскаленные зубы благородного животного покрыла липкая пленка слюны, повисшая длинными блестящими клыками. Затем неожиданно глаза лошади загорелись желтым огнем. Медленно и неуверенно она начала подниматься на ноги… А затем зарычала, — как неспособна была рычать ни одна лошадь.
— Я должен ее убить, — заявил Мантис атланту. — У нас нет выбора.
Он шагнул вперед, остановившись рядом с несчастным животным и резко обрушил клинок ему на шею. Лошадь завизжала. Хлынула алая кровь. Движения ее замедлились, безумный огонь в глазах потух… И наконец она умерла, высвободив свою жизненную силу.
Мантис оглянулся.
— А что с остальными лошадьми?
Без единого слова Кулл смотрел куда-то вдаль.
— Эй, приятель, как там наши лошади?
Когда атлант наконец поднял голову, в его глазах читалась ненависть.
— Проклятье, Мантис, что мы делаем здесь? Посмотри на это! Ты только посмотри на это! Скажи мне, будь ты неладен, кто же ты такой?
Вложив в ножны меч, юноша подошел к атланту.
— Кулл… Где наши лошади?
Тот глубоко вздохнул и несколько мгновений пристально изучал свой меч, а затем также укрыл его в ножнах.
— С остальными лошадьми все в порядке, Мантис.
— Вот и славно, — отозвался тот. — Славно. Больше сейчас меня ничего не интересует.
Он неуверенно протянул руку Куллу для дружеского рукопожатия.
Но тот то ли и правда не заметил этого жеста, то ли просто сделал вид…
С наступлением ночи они, наконец, покинули болото и оказались на сухой земле, в лесу, где воздух был достаточно свеж, а деревья росли в удалении друг от друга, так что среди густых крон даже виднелись звезды и луна.
Путники разожгли костер, — сейчас их ничуть не волновало то, что кто-то посторонний может заметить огонь. Некоторое время они молча сидели в темноте под звездами, каждый думая и вспоминая и тревожась о чем-то своем, и вдруг неожиданно Мантис заговорил об Илиссе и Уриме, а затем о роке и смерти, о путях и выборе, о неуверенности… Обо всем, что может случиться, когда звезда падает с небес и заражает все окрестные земли безумием.
Говорил он медленно, то и дело прерываясь, чтобы подыскать самые подходящие слова, а порой и просто замолкал надолго, погружаясь в какие-то собственные раздумья и, во время одной из таких пауз, заговорил доселе молчащий Кулл. Отчасти сейчас, после этих откровенных признаний его спутника, он ощутил, как народившийся ледок в душе понемногу начал таять и дружеские чувства, что он испытывал к этому странному юноше вернулись вновь. Вот почему он решился поделиться с ним тем, что пережил накануне вечером.
— Неужто это было только вчера? Да, а кажется, так давно… Так вот, вчера вечером, когда вы с Илиссой были в хижине, а я оказался снаружи вместе с Уримом… — Кулл рассказал своему спутнику о том, как странно звучал голос безумца, какие глубокие истины и пророчества он изрекал, и о том голубом сиянии, что объяло лес.
Мантис весь обратился в слух.
— То же самое загадочное существо, — поведал атлант, — явилось мне много лет назад, в ту ночь, когда я стал изгоем в собственном племени. Ты можешь вообразить себе нечто подобное, Мантис? Что все это означает?
— Я… Я не уверен…
— Но ведь это не плод моего воображения, хотя порой за прошедшие годы я и пытался убедить себя в этом. И вот сейчас, спустя столько времени, когда я был твердо уверен, что знаю о себе все, знаю, куда иду и к чему стремлюсь, и кто такой я сам, — это существо появляется вновь и говорит о вещах, которые я не могу понять или принять… О том, что противоречит всем моим убеждениям и надеждам… И теперь я словно воюю сам с собой, пытаясь осознать все это.
— Так вот в чем причина твоего сегодняшнего гнева? — догадался Мантис.
— Да, пожалуй ты прав… Илисса… Урим… Не стану отрицать, что все это вывело меня из себя. Но есть что-то большее у всех этих событий есть некий сокровенный смысл. У меня ощущение такое, словно мир вокруг нас меняется бесповоротно и безвозвратно!
— Да, ты прав, мой друг. Мир изменился, — шепотом подтвердил Мантис и с надеждой взглянул на Кулла, силясь в полумраке разглядеть его лицо. — Но ведь мы по-прежнему остаемся друзьями? Скажи мне, что это так. Я ощущаю какую-то нить, связывающую нас, не только в этой жизни, но и во многих предыдущих воплощениях, когда ты не был Куллом, атлантом, а я Мантисом кос-Одратом… Мне больно думать, что эта нить может прерваться именно сейчас, ведь впереди у нас множество новых жизней, когда мы могли бы оставаться друзьями, вместе противостоять всем тяготам и невзгодам, будучи частичной Единого и Вечносущего.
— Вот теперь ты и впрямь заговорил, как сын колдуна, — насмешливо промолвил Кулл.
— Правда? Мне кажется, скорее, я говорю как человек, который верит, что на свете есть вещи, недоступные пониманию простых смертных, ибо хотя я верю и в величие человека… но верю также в Высший Порядок, в Великое Единство.
