Евгения Кострова - Калейдоскоп вечности (СИ)
В черном небе раздался оглушительный визг, заставивший Лиру схватиться руками за голову и упасть на колени.
— Рыдающая бестия, — выдавила она хриплым голосом, — Банши. Ведьма оглушительно расхохоталась, паря в вышине тьмы, каким являлся и ее плащ, а белокурые волосы было обиталищем белых змей с рогами. Зубы их были покрыты кровавыми пятнами, а прекрасная молодая женщина с бледной кожей, улыбаясь хитро и проказливо, причмокивая пухлыми губами. Она задумчиво нахмурила брови, опускаясь рядом с девушкой, пытавшейся пошевелиться хотя бы пальцем, а потом соблазнительно улыбнулась.
— Посмотрите, какая шутка, — заявила женщина, — мне попалась девочка с самым замечательным трофеем.
— Будь ты проклята, ведьма!
Банши снова расхохоталась, заботливо поглаживая склизкую кожу питомца, находившегося в нескольких сантиметрах от лица Лиры, из-за чего она только с сожалением хмыкнула.
— Я так долго следила за тобой, что мне пришлось убить всего троих, пока тебя искала, — ведьма обиженно показала свою костлявую руку, перемазанную кровью, и от отвращения Лиру замутило.
— Никудышная тварь! — закричала Лира, изворачиваясь в невидимых путах, но все попытки были тщетны — женщина, управляющая смертью, сковала ее тело, а каждое бесполезное усилие, только еще больше давило на сознание и переламывало кости.
— Какая неприятная особа! — сказала женщина. — Но ты умная особа, раз добралась до святилища, если бы те двое меня задержали чуть дольше, ты могла бы уже спастись, — на этот раз она усмехнулась, — но я получила неизгладимое удовольствие. Считая, что я за тобой не поспею, я любовалась, как девушка убивала своего возлюбленного. Какое же это было блаженство! — прокричала она, обхватывая свое лицо запятнанными руками, в забвении обтирая себя кровью. — Мужчины достойны такой никчемной смерти, не считаешь?
Лира билась с яростью ослепившей рассудок — как же ей хотелось проткнуть гнилую плоть ведьмы и услышать ее последний в жизни вой. Тут серые глаза ведьмы расширились и она, приблизив свое лицо к голубой серьге Лиры, в страхе воскликнула:
— Ты! Искаженное безумием лицо превратилось в кровожадную маску, и в полумраке змея превратилась в копье с заостренным лезвием, осветив огромные раскосые глаза, наполненные нескрываемым ужасом. — Сапфир…
Копье воткнулось в ее ладонь, и Лира, почувствовав бодрящее жжение боли, выгнулась, ударив в грудь ведьмы двумя ногами. Бросив свое оружие, которое все еще жаждало крови, девушка, схватившись за острие, легким движением выдернула сталь из своей ладони, и грациозно провертев вдоль своей оси копье, наставила его на хозяйку ночи.
— Ты слишком самовлюблена для той, что железной рукой вынимает сердца из своей жертвы. На моей родной земле тебя бы не приняли твои же сородичи, — прошипела Лира, нанося новый удар, и отсекла обезумевшей обе руки, отчего ведьма заверещала. Лира вонзила в давно опустевшее сердце ее же оружие и небрежным толчком ноги скинула ее со скал. Копье, превратившееся в воздухе в змею, присосалось к кровавой ране, растерзывая грудь на куски, а тело черной ведьмы с плеском опустилось на дно озера. Девушка собиралась уже спускаться вниз, как услышала выстрелы и голубое сияние в самом низу, возле руин. Вздохнув, Лира остановилась и четко слышала каждое произнесенное слово.
* * *Скай глянул на свою кровоточащую от выстрела рану, прикрытое лишь его грязной ладонью, обжигая пальцы и уже мозолистую ладонь, боль разгоралась с каждой секундой все больше, но в эту самую минуту Скай думал, что есть боль куда сильнее физической. Та, что грызла его изнутри и не могла успокоить сердце.
— Почему? — спросил Скай, глядя в глаза друга. Дыхание юноши участилось, на лбу появилась смертельная испарина, но он принимал все это за наваждение, не обращая внимания на свой унизительный вид — великий Герцог, ползающий в заброшенных руинах в грязных лоскутах своей одежды.
Клаус помрачнел и тихо заговорил, держа без тени сомнения пистолет на прицеле:
— Потому что я долгих десять лет ждал этого мига. Я все продумал еще в тот день, когда мою мать изнасиловал «славный» британский офицер, а сестру отдали на служение Омега. Пока твой отец вел беседы о музыкальных дарованиях его двора и книгах Эры Первопроходцев, моего жестоко избивали прямо у меня на глазах.
Оба друга подумали о ночи, когда отмечался шестой день рождения юного Герцога. Улицы были переполнены пестрыми огнями, танцорами, а актеры переодевались в традиционные костюмы духов. И Скай, сошедший с борта воздушного фрегата припомнил испуганное, замазанное личико мальчика, который был самым тихим человеком, которого он когда-либо видел. Вот босоногого в цепях Клауса подталкивают к Скаю, а тот, улыбаясь, подает ему руку, приглашая на праздник: показывает самые незабываемые места его города, крадет со стола все свои самые любимые угощения, чтобы преподнести их своей новой игрушке, рассказывает про самых знаменитых музыкантов и авторов. Клаус — это игрушка, считал мальчик, но как легко было с этим простолюдином из заброшенных земель, покрытых многовековыми снегами. Слезы предательски потекли по его щекам, и он молча, без всхлипов и стонов смотрел самому близкому человеку в упор — неожиданно, он открыл вещь, которую так и не смог за десять лет разгадать в человеке, ставшего только для него «братом». Скай ни разу не спрашивал Клауса о доме или его семье, не задумывался, почему друг соглашается с любым капризом малодушного принца, выросшего в уюте и любви. Загадочный мальчик, чей мир перевернулся с ног на голову в один миг, смирился с новым и неизвестным стилем жизни. Приходилось сразу воспринимать манеры, речь, переменять привычки, которые были во всем его существе с самого детства, забыть о своем происхождение и тех, по ком больше всего страдало сердце. Он был глупцом, невидящим ничего за пылью, брошенной ему в глаза. Скай мечтал о кровном брате, но выдумал себе иное представление, и главную роль актер сыграл безупречно. Клаус — это игрушка, которая стала братом, но сам Клаус таковым себя не считал.
— Меня удивляет то, что ты так всему этому поражен. Не забывай, что ты на турнире, где тебе с самого рассвета, осветившего твою каюту, следовало ожидать удара в спину.
— Скажи, что ты лжешь, и я прощу тебя, — тоскливо произнес Скай.
Клаус сердито вскинулся и нажал на курок — пуля пролетела над головой Ская, и он безжизненно опустился на землю, решительно мотая головой, чтобы взор не помутнел от дикой боли в ноге.
— Ты простишь меня? — заговорил Клаус так, что лицо его побелело. — Да ты все это время держал меня в рабстве! Я ненавижу каждого из вас, пусть то британец или османец. Это все вы, гнусные твари рода человеческого, вы отдаете наших детей в служении тех, кого ты видишь здесь на каждом шагу. Посмотри, на это место! Только открылись двери, а воинов, которых с рождения готовили к победе, тренировали каждый день, были перебиты в одночасье какими-то призраками! Да это ничто, в сравнении с тем, что я видел в Российской Империи!
