Алексей Молокин - Злое железо
Конечно, как и полагается, она жила в трехэтажном коттедже, высоком терему, на окраине нашего Зарайска, в том самом районе, который у нас метко окрестили «бедной деревней». Конечно же, дом был, в соответствии с местной модой, обнесен трехметровым глухим забором, и, конечно, за забором маячил сейфообразный неразговорчивый охранник, который и поставил брошенную нами снаружи машину в послушно распяливший электрическую пасть гараж…
Помню, я еще подумал, что охранник, возможно – и даже наверное – из братвы, и даже на мгновение протрезвел. А потом решил, что ну и пусть, она же давно вдова и свободная женщина, и вообще какого рожна мне бояться братвы? Мне, человеку с высшим образованием? Е-кси равняется аш-пси! Вот вам всем! Как же я гордился собой, идиот!
Потом мы, смеясь, поднимались по какой-то нелепо изогнутой узкой лестнице, причем она поднималась впереди и ни разу не споткнулась – это на таких-то каблуках! Не то что я. Впрочем, спотыкаясь, я не переставал улыбаться.
Потом… Потом она сказала, что ей нужно, чтобы мое будущее принадлежало только ей, без этого она, дескать, не сможет жить, зачахнет, подурнеет и вообще умрет, а вместе с ней и наш город. И спросила, согласен ли я. Мне было глубоко плевать на город, но не на госпожу Арней. Никак нельзя было допускать ее преждевременного увядания, поэтому я изо всех сил согласился и ретиво принялся стаскивать с себя застрявший в районе подмышек милицейский китель, одновременно пытаясь поймать ее талию, но она ловко увернулась и еще раз спросила:
– Уверен, что согласен?
– Угу, – простонал я, сражаясь с портупеей и пересекая по-пластунски широкую кровать по направлению к ней.
– Все твое будущее? Добровольно? – Она, чертовка, опять оказалась на расстоянии – близко, но все-таки далеко.
– Все! – захрипел я, словно стреноженный жеребец, думая про себя: «А как же иначе? Упустить такой случай – что я больной, что ли! Тебе мало не покажется, девочка!».
– Беру! – как-то хрипло, по-птичьи, крикнула она и сразу оказалась рядом.
И я неожиданно для себя закричал от ужаса, тошно и сладко проваливаясь в нее.
И стало настоящее.
…Когда я вырубился, честное слово, не помню, только очнулся я совсем не в спальне и даже вообще не в доме, точнее, в доме, но не в том.
Я лежал на каком-то топчане в низком прокуренном помещении – потом я узнал, что это был флигель охраны, – тело мое болело, словно из меня, как из бройлерного куренка, вырвали все внутренности и снова зашили, не забыв положить перец. Моя форменная одежда неопрятным серым комком валялась на стуле, со спинки которого, словно изъятая для трансплантации почка, печально свисала кобура.
Рядом, на другом стуле, сидел какой-то неприятный щетинистый тип, по виду типичный браток, и рассеянно курил, выпуская дым из ноздрей.
Заметив, что я очнулся, браток неторопливо забычковал сигарету и, нехорошо ухмыльнувшись, сказал:
– Ну и дурак ты, мент! Вот уж дурак так дурак!
Я замотал головой, подумав при этом, что гортань, наверное, тоже вырвали, потому что говорить я не мог. А может, просто нечего было сказать.
– Ты думаешь, мы ее охраняем? – продолжал браток. – Мудила ты, мы от нее своих охраняем, понял?
Я, конечно, ничего не понял, только замычал болезненно. Ага, горло все-таки на месте, раз болит, и то хорошо.
– Ты, конечно, не из наших, не из братвы, а так, мент позорный, и, по идее, мне на тебя должно быть начхать, но все равно – живой человек, – продолжил небритый хмырь. – На-ка, похмелись, хотя навряд ли тебе это теперь поможет.
И протянул грязноватую фарфоровую чашку с водкой.
Вкус водки напоминал раскаленный гвоздь в сиропе, хотя гвоздей, тем более раскаленных, я внутрь никогда не употреблял. И снаружи тоже. Во всяком случае, эта штука вонзилась в мой желудок, а пары с шипением наполнили легкие. Оказывается, от меня кое-что осталось. Потом заныло в паху – ага, вроде бы и там ничего не пропало. Ну ладно, остальное нарастет. Я уже было подумал, что дела мои не так уж и плохи, тем более что братва, судя по всему, на меня не в обиде, как браток сказал:
– Давай оклемывайся и сваливай. Я сейчас тебя выведу за ворота, а дальше дуй по дороге до поворота, там автобусы ходят.
– Ничего, все в порядке, – заверил я его, пытаясь попасть ногой в ботинок. – Ничего со мной не случилось, нормальная баба. Ну, темпераментная, так ее же можно понять…
– Не… менты все как один придурки от рождения, – задумчиво протянул охранник. – Она у тебя, у мудака, будущее забрала… И хорошо, если не все.
– Как это будущее? – спросил я, делая паузу между глотками холодной воды из крана, торчащего над раковиной.
– Каком кверху, – невразумительно пояснил браток. – Она у мужиков будущее забирает, когда трахается. Правда, с их добровольного согласия. До трех раз спрашивает, а потом берет.
Я почему-то ему поверил. Что-то такое действительно было, вспомнить бы, что. Вот сейчас поднапрягусь и вспомню. Не вспомнилось, зато вопросы возникли.
– А как же Кабан… то есть Кабанов? – спросил я. – Они вон сколько были женаты, и ничего.
– А что Кабан? – прищурился браток. – Кабан сильный был и будущим своим умел управлять, не чета тебе, молокососу, помногу ей никогда за раз не давал, вот она и бесилась. Уж такие концерты устраивала, да только держался Кабан, хотя и любил ее. А может, потому и держался, что любил. И где теперь Кабан? То-то.
…Выходя из флигеля, я посмотрел на темные безразличные окна коттеджа, отражавшие раннюю апрельскую синеву, вдохнул прохладный весенний воздух, и железная калитка с прикрытым, как в камере, глазком лязгнула за моей спиной. Топая по покрытой курящейся легким парком асфальтированной дороге к автобусной остановке, я пытался что-то вспомнить, но вспоминалось только вот да этого момента:
«Все?..» – и дальше: «Беру!»
«Неужели это все? – с какой-то отстраненной тоской подумал я. – Да не может этого быть, вон птаха какая-то свиристит, весна, ничего страшного, ничего…»
Эх, чижик-пыжик, где же ты был?
Глава 13
Издержки профессии
Но, выполнив завет, врага лупил я между глаз.
Редьярд Киплинг. Условие МулголландаЯ уже отмечал, что профессия героя предполагает умение вовремя дать в морду, но у каждого героя, как говорится, своя придурь, то есть профессиональные секреты. А я как-никак потомственный герой. Поэтому, когда этот круглоголовый болван – вполне, кстати, квалифицированно, – залепил мне в челюсть, я нисколько не расстроился, и вот почему.
Во-первых – мне не привыкать. Челюсти у героев крепкие, а моя – особенно. Папина у меня челюсть, это все отмечают.
Во-вторых – получение по морде как бы «снимает меня с предохранителя», то есть приводит во вполне боеспособное состояние, и могу вас уверить, весьма и весьма боеспособное.
