Анна Бербеницкая - Корпорация Деда Мороза
Арсений не двигался и, кажется, даже не дышал. События того дня, каждая минута той страшной трагедии ожила в нем и голову словно сдавило тисками, а в горле натужно заплескалось сердце. Надо успокоиться. Иначе до еще одного, третьего инсульта, недалеко. Он дрожащей рукой нащупал в кармане пиджака пузырек и положил в рот таблетку. Через несколько минут сердцебиение успокоилось. Зинаида тем временем почти допила бутылку и, кажется, прилично опьянела.
– Да подожди ты пить, не надоело? Что дальше было? Как поняла, что ошиблась?
– Не боись, расскажу. Такого не забудешь и после трех бутылок.
Она пьяно хохотнула, встала из-за стола и вышла из кухни. Вернувшись, достала из холодильника колбасу и принялась откусывать прямо от палки. Арсений молча сидел и ждал.
– Я ходила в ту ночь в детское к девочке, перед тем как домой отправиться. Час сидела и смотрела на нее. Поверить не могла, что справилась. Что удалось миновать еще одну смерть. Держала счастливицу на руках и качала. Трогала за щечки и пальчики. Тогда и увидела родимое пятно. Такое необычное, на снежинку похожее. Ма-а-а-аленькую такую снежинку, малюсенькую. Крошечное розовое пятнышко на запястье. Какой-то знак. Я слышала, что родимые пятна неспроста появляются, что каждое имеет смысл.
А больше девочку увидеть и не пришлось, за Ириной приехал отец из столицы и увез их с дочкой в московскую клинику. На следующее же утро.
А через месяц, как раз в мое дежурство, в больницу снова явился Владимир Морозов. Хотел поговорить со мной и Григорием, услышать подробности той ночи. Тогда-то я и узнала, что в аварии он потерял единственного сына, невестку и новорожденного внука. И остался один, поскольку супруга его давно уже на небесах была.
– Да, у Валентины оказалось слабое сердце, она скончалась за пять лет до трагедии. И слава богу. Нет ничего хуже, чем пережить собственного ребенка. Валя была нежным, трепетным цветком, она не перенесла бы такого.
– Дела-а-а! И зачем я только пришла в ту ночь в больницу? Дура! Молодая влюбленная дура! Если б не Григорий, который потом окончательно сломал мне жизнь, ничего этого бы не было, я была бы непричастна, – выдохнула Зинаида и пьяно протяжно завыла, обхватив руками плечи и раскачиваясь из стороны в сторону.
– Ну хватит, хватит! Ничего не изменишь. Все случилось так, как случилось.
– Не изменишь… В общем, когда Гриша разговаривал с Владимиром, у того от переживаний случился приступ. Ему сняли рубаху, и тогда я увидела… и чуть не померла на месте. Родимое пятно! Такое же, как у новорожденной девочки. Один в один, только больше и темнее!
– Ну? – не выдержал Арсений. – Почему не рассказала?
– Почему, почему? По кочану и по капусте. Молодая была да неопытная. Всего боялась. Когда Морозова увезли из больницы, я сразу кинулась к Грише. Ревела, билась в истерике! Требовала срочно разыскать Ирину и забрать девочку, отдать ее несчастному мужчине, потерявшему все. А Григорий приказал молчать. Сказал, что сам поговорит с главврачом. А потом огорошил: никто ничего делать не будет. В больницу и так нагрянули с проверкой, сначала одни, потом другие. И почему персонала в новогоднюю ночь не хватало? И почему медсестры навеселе были? И то почему, и другое. Тряхнули всех по полной. Много кого уволили. Главный трясся как осиновый лист, боялся, что и его снимут. Приказал Григорию молчать. Сказал, что у него имеются доказательства того, что мы оба были пьяны. Какой там пьяны… пару рюмок выпили. Но даже эта пара рюмок грозила… сам понимаешь чем. Гриша боялся до такой степени, что со временем ушел из больницы и уехал. Больше его никогда не видела.
А я кто? Девчонка, сцыкуха, четыре месяца как после медучилища. Что я могла? Никто не поддержал, все только запугивали. Такой шум после трагедии поднялся, все журналисты приезжали, расспрашивали. Главного в результате все же сняли. И я поняла, что остается только забыть. Да вот не смогла. Со временем только становилось все хуже и хуже. И хуже, и хуже. Стала ждать Морозова в гости, все думала, что однажды он явится ко мне за доказательствами. Что всплывет то родимое пятно на руке у девчонки. И пойдет дед искать доказательства, найдет меня. Григорий-то давно в Израиле живет. А я тут, рядышком, всю жизнь под боком почти. Я думала, что если он меня простит, то смогу жить дальше. А то сил никаких больше нет держать в себе.
Арсений вздохнул и тяжело поднялся со стула. Положил руку на плечо женщине и легонько похлопал.
– Думаю, он простит. Ты хороший человек, Зинаида. Плохой бы не мучился. Обещаю, что приведу сюда брата и вы поговорите. Уверен, что он простит. Ты б не пила так. Хорошо ведь рассказываешь, значит, мозги еще работают. Да, здоровья и молодости не вернуть уже, но сохрани хоть голову ясной! А сейчас мне пора, скоро ночь. Прощай.
Морозов торопливо вышел из дома и направился в сторону остановки, понимая, что в такое время уже вряд ли ходит автобус. Он глубоко задумался, пытаясь переварить услышанное, надеясь, что железный обруч, до сих пор сдавливающий виски, ослабнет и станет проще дышать. Поэтому не сразу заметил, что рядом остановилась машина с затемненными окнами и открылась дверь.
– Далеко тебе, отец?
– На станцию.
– Так автобус последний ушел и больше не будет. Садись, подвезем!
– Спасибо, ребята! – обрадовался Арсений и сел в салон.
В следующее мгновенье его схватили за руки, в шее кольнуло что-то острое, и через несколько секунд в глаза врезалась темнота. Абсолютная, густая темнота, без единого звука и шелеста.
Глава 9
В «Теремке» на удивление пустовала большая часть столиков, хотя даже в несезон русское кафе пользовалось популярностью. Луиза ходила по кухне из угла в угол, пытаясь придумать хоть какое-нибудь занятие, чтобы отвлечься, пока не узнает новостей. Три часа назад после неудачного разговора с Арсением, который не захотел ничего слушать и отключил телефон, она решила действовать. Упрямый старик не пожелал верить, что ему грозит опасность, но Луиза точно знала – внутренний голос не ошибается. Даже здесь, в Доманье, за тысячи километров от Москвы, она чувствовала мужа так, словно тот находился в соседней комнате. И ощущала, что сегодня случится нехорошее. Поэтому и не стала медлить. Позвонила в приемную корпорации Деда Мороза и представилась сотрудником парижского отделения компании Санта-Клауса. Для убедительности вначале даже говорила на французском языке, лишь потом перешла на русский, имитируя отчетливый акцент. И попросила соединить с Марией Морозовой. Фокус удался – соединили без промедления.
Маша, к счастью, оказалась на месте, и разговор вышел хорошим, Луиза не ошиблась в девочке. Хотя какая она девочка, это двадцать пять лет назад была худеньким большеглазым ребенком, всеобщей любимицей. А сейчас занимает высокий пост, стоит лишь на ступеньку ниже Глеба, имеет своих двоих деток. Луиза все эти годы следила за новостями корпорации, знала из прессы и Интернета, что там происходит. И разумеется, все скрывала от мужа. Но сегодня, когда решила выйти из тени и позвонить Маше, поняла, что придется нарушить слово, данное супругу много лет назад. Придется говорить откровенно и отвечать на вопросы. И ответит, если надо. Плевать, что подумает Арсений, пусть даже разозлится! Когда речь идет об опасности, уже не до глупых клятв.
