Елизавета Абаринова-Кожухова - Холм демонов
— Нет, не юноша, конечно, но двести или триста лет ему никак не дашь, — как бы угадав мысли Дубова, шепнула ему баронесса.
Царевна низко поклонилась своему жениху:
— Здравствуй, князь-батюшка, ваше сиятельство, наше красное солнышко!
Однако «красное солнышко» лишь мельком глянул на невесту.
— Приехали? Очень хорошо, — сказал он негромким скрежещущим голосом, обращаясь к своему окружению. — Царевну ко мне у койку, а этих, — он небрежно кивнул в сторону свиты, — у круглую башню.
— Как это так?! — бурно возмутился майор. — Эдак мы не договаривались!
— У башню, — повторил князь Григорий. — И дальнейшая ваша участь будет зависеть только от уважаемой Татьяны… э-э-э… Дормидонтовны. Удовлетворит она меня у койке — немедля усех выпущу. A нет — будете сидеть до особого распоряжения.
— За что?! — не выдержала и баронесса.
— За незаконный переход границы. — Князь противно захихикал, обнажив под усами пару желтых клыков. — Уведите.
Из-за спин княжеского окружения выступили несколько молодых бритоголовых парней в черных рубахах. Они без лишних слов грубо схватили царевнину свиту и, втолкнув в дверь прямо в крепостной стене, повели вверх по полуобвалившимся ступенькам. Вскоре пленники оказались в обширном круглом помещении с маленькими зарешеченными окошками, через которые виднелось закатное небо с редкими кучевыми облаками.
Оставив узников в этом малоуютном месте, чернорубашечники молча покинули темницу. В дверях с громким скрежетом повернулся ключ.
— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, — только и мог вымолвить майор.
— Этого следовало ожидать, — совершенно спокойно сказал Дубов. — Ведь знали же мы, куда и к кому едем. Но, с другой стороны, мы все-таки официальные представители царя Дормидонта! Мог ведь он хотя бы из уважения к будущему тестю принять нас соответственно рангу, а не запирать в этой дурацкой башне.
— Ну и что же по этому поводу говорит ваш знаменитый дедуктивный метод? — не без некоторой доли ехидства поинтересовалась баронесса.
— Возможны несколько вариантов, — охотно откликнулся Дубов. — Наиболее вероятный — что это своего рода психологическая атака на царя Дормидонта. В таком случае наш арест носит чисто символический характер и будет весьма кратковременным. Потом мы вернемся в Царь-Город и доложим Дормидонту Петровичу, как обошелся князь Григорий с его приближенными.
— И с царевной, — добавил майор.
— И с царевной. И тогда Государь окончательно поймет, что с Григорием шутки плохи. Другое объяснение — Каширский узнал, что под видом царевны и ее свиты едем мы, и сказал об этом своему покровителю. Или просто, безо всяких объяснений, попросил отправить нас в темницу. В таком случае, конечно же, ничего хорошего нас не ждет. И если ближе к истине окажется моя первая версия, то утром нас, скорее всего, отпустят. А уж если вторая… — Василий помрачнел. — Если вторая, то очень возможно, что до утра мы просто не доживем.
— Предлагаю третью, — вдруг заявил майор Селезень. — Князь Григорий решил через нас повоздействовать на царевну, чтобы лучше работала «у койке».
— Браво, майор, — совершенно искренне зааплодировал Василий. — О таком варианте я и не подумал. Что ж, если так, то долго нам здесь не томиться.
— Ну, царевна ему покажет класс! — ухмыльнулся Александр Иваныч.
— Вся надежда на Чумичку, — вздохнула баронесса. — Ладно, раз уж сидим тут без дела, давайте-ка я вам еще почитаю из исторических анналов. — И баронесса принялась шурудить по своим многочисленным юбкам, а Селезень не удержался от майорских шуток:
— Закрома родины! — И сам же захохотал так, что задребезжали немногочисленные стекла, а может, и решетки.
— А я бы сказал — филиал царь-городского архива, — усмехнулся Василий.
Баронесса тем временем с невозмутимым видом выудила нужный свиток и развернула первый лист:
— Ну что, отсмеялись? А документы тут очень интересные, им ведь уже, судя по датам, более двухсот лет. Вы готовы слушать? Тогда зачитываю: «До вашего сведения довожу, что третьего дня скончался князь Иван Шушок, сидящий на Белой Пуще. И как ни старались остальные сородичи оного, Шушки, но нехорошие слухи поползли через их холопов. Что-де не своею смертию умер князь Иван, а убит был ночью неизвестным злодеем. Но тут слухи разные имеются: то ли зелье ему в ухо было влито, когда он опочивал, то ли горло ему перегрызла тварь неведомая и кровь всю его испила. Последним живьем князя видел его постельничий Григорий, коему злые языки постыдную связь с хозяином приписывают, но он ничего о смертоубийстве не знает, так как произошло оно после полуночи. Когда слуги в соседней комнате услышали крики сдавленные и вбежали, князь был еще жив и постель его вся кровью залита. И говорят, прошептать успел он одно слово „оборотень“, да на том и дух испустил. Всем слухам этим невероятным верить трудно, так как сильно странны они, да и, как известно, нерадивые слуги всегда глупости всяческие про своих господ говорят, а постельничему Григорию, в любимцах у Ивана ходившему, просто завидовали. Дьяк Посольского приказа Блинов». Так, а теперь еще документ, продолжающий тему: «…Странным нам показалось сразу то, что мало гостей на свадьбу приглашено было, а простой народ и вовсе стрельцы отогнали подальше.
А про жениха княжны Ольги, дочери Ивана Шушка, говорили только гадости всяческие, и что-де из постели в постель перелез, и родовитости он сомнительной, а иные чернокнижником его за глаза называли. В глаза же говорить опасались, так как злопамятен он. И в пример приводили как смерть князя Ивана, так и погибель странную воеводы Полкана, и боярина Перемета, и еще других, кто Григория в глаза не жаловал. И те же языки добавляли, что с тех пор как покойный князь приблизил к себе оного Григория, так среди людей его верных смерть лютая своей косой прошла. И умирали все странным образом, по большей частию с горлом перерезанным, а то и с кровью испитою. И будто бы повинен во всем некий заморский чародей, Григорием зело привечаемый. А княжна же Ольга при венчании гляделась будто спящей на ходу, и Григорий ее вел под венец своею рукой, а родственники шли сзади, чего раньше не бывало. А еще, с людьми разговаривая, слышал, что по местным лесам много всякой нечисти в последние годы объявилось и что управы на нее нет. Боярин Петухов, Царь-Городский посланник при Белой Пуще.»
Майор открыл рот, по-видимому, чтобы сказать: «Брехня», но, подумав, рот закрыл и промолчал. А баронесса вдохновенно продолжала:
— И еще документик: «К самим похоронам никто из гостей допущен не был и потому княжну Ольгу только в гробу сыздаля при отпевании видали. Но ничего особливого не заметили. Слухи всякие промеж людей ходили, что-де сам Григорий сгубил ее, вместе с заморским колдуном, дабы на Княжий престол воссесть. Но слухи эти могли и другие из рода Шушков распускать, дабы Григория скинуть и самим править. И говорили они, что княжение после Ивана перешло к дочери его Ольге, а после ее смерти к Григорию перейти не может. Но все это слухи темные, и ходит их множество, и иные до чудных дел договариваются. И все это шепотом, потому что власть Григория сильна и строга. И Григорий множество сторонников имеет и среди бояр, и стрельцов, и простого люда. А князья Шушки любовью у холопов своих никогда не пользовались, потому как только о своем благе пеклись и, когда нечисть народ донимать стала, токмо обещали изгнать ее из Белой Пущи, да ничего не делали. А Григорий уже войско сильное набирает и отменно вооружает его, и все видят, что он об общем благе печется и править будет твердою рукой. Не в пример Шушкам, одними разговорами пробавлявшимися. Князь Рыжков».
