Гарри Тертлдав - Крисп Видесский
Лихорадочно блестящие глаза Яковизия были широко раскрыты и пусты, взгляд скользнул мимо Криспа.
У постели мечущегося Яковизия сидел жрец-целитель, за спиной которого ждали четверо дюжих прислужников.
– Ты готов, Назарей? – спросил Дамас.
– Да, отец. – Взгляд Назарея на секунду задержался на Криспе.
Когда император не шелохнулся, целитель пожал плечами и кивнул прислужникам:
– Начали, парни.
Двое схватили Яковизия за руки, третий силой раскрыл страдальцу рот и пропихнул между зубами обмотанную тряпками палку. До сих пор Яковизий не обращал на окружающее внимания, но при первом же прикосновении к губам забился, точно одержимый, душераздирающе крича и булькая нечленораздельно.
– Несчастный, – прошептал Дамас Криспу. – Ему мерещится в бреду, что мы хотим калечить его снова.
Крисп сжал кулаки так, что ногти впились в ладони.
Несмотря на сопротивление Яковизия, четвертый прислужник запихнул ему в рот железную распорку, наподобие той, которые коновалы вставляют в рот лошадям, чтобы осмотреть зубы. Назарей засунул руку в рот больного и, ощутив напряженный взгляд Криспа, пояснил:
– Для исцеления я должен прикасаться к самой ране.
Крисп хотел было ответить, но Назарей уже впал в целительский транс.
– Благословен будь, Фос, владыка благой и премудрый, пекущийся во благовремении, да разрешится великое искушение жизни нам во благодать.
Раз за разом повторял жрец этот символ веры, подавляя сознание, сосредотачиваясь на предстоящем ему целительском труде.
Криспа всегда потрясала работа жрецов-целителей. Начало лечения он уловил, заметив, как напряглось тело Назарея. Яковизий продолжал стонать и метаться, но даже вспыхни он ярким пламенем – Назарей не заметил бы. Точно невидимая молния в душном воздухе, поток целительной силы устремился от жреца к больному.
Яковизий моментально обмяк. Крисп шагнул вперед, испугавшись, что сердце его бывшего хозяина не вынесло напряжения. Но Яковизий продолжал дышать, а Назарей – лечить: окажись что-нибудь не в порядке, жрец-целитель, несомненно, ощутил бы это.
Наконец Назарей отнял руку и вытер о рясу измаранные гноем пальцы. Прислужник вытащил изо рта Яковизия распорку. Тот уже пришел в себя. И прислужники отпустили его руки, когда он нетерпеливо дернулся.
Он низко поклонился жрецу-целителю, пробулькал что-то и, сообразив, что его не понимают, знаками потребовал письменных принадлежностей. Прислужник сбегал за вощеной табличкой и стилем. Яковизий нацарапал что-то и передал табличку Назарею.
– «Ну, что вы уставились?» – хриплым и медлительным от сокрушительной усталости, следующей за исцелением, голосом прочел Назарей. – «Отведите меня в баню – я воняю, как выгребная яма. И дайте поесть – всю кладовую на год вперед».
Крисп поневоле улыбнулся – Яковизий уже никогда не заговорит членораздельно, но его характер не изменился ничуть. Яковизий написал что-то еще и передал табличку Криспу.
«В следующий раз пошли кого другого».
Крисп, помрачнев, кивнул.
– Я знаю, что почести и золото не возместят тебе утраченного, Яковизий, но ты получишь все, что они могут дать.
«Да уж лучше бы так, – написал Яковизий. – Я это заслужил». Он ощупал внутренность рта, удивленно хмыкнул и опять поклонился Назарею. Нацарапав несколько строк на табличке, он вновь передал ее жрецу. «Святой отец, – прочел Назарей, – ране словно бы много лет. Только память еще свежа».
И за обычной хамоватой маской Яковизия Крисп увидал таящийся в глазах ужас.
Прислужник тронул Яковизия за плечо. Аристократ дернулся, скривился от злости на себя и милостиво кивнул слуге.
– Я только хотел сказать, превосходный господин, – произнес тот, – что готов проводить вас в баню. Это недалеко от Чародейской коллегии.
Яковизий вновь попытался заговорить, опять скривился и кивнул.
– Погоди, Яковизий, прошу, – остановил его Крисп, когда они собрались уходить. – Я хочу спросить тебя кое о чем.
Яковизий замер.
– Судя по твоим письмам, вы с Арвашем переплевывались ядом всю зиму. Что ты такого сказал, что он сотворил с тобой… это?
Аристократ снова вздрогнул, на сей раз – от пережитого ужаса.
Но все же склонился над табличкой. Закончив писать, он передал ее Криспу.
«Я и оскорблять-то его не хотел, вот в чем горе. Мы договорились о цене за год мира. Но договор надо скрепить клятвами. Арваш не хотел клясться ни по-кубратски, духами, ни ложными богами халогаев. «Ну так клянись Фосом», – бросил я ему. Уж лучше было предложить ему переспать с собственной матерью. «Это имя, громовым голосом вскричал он, – никогда более не слетит с моих губ, и с твоих – тоже». И тогда…»
На этом строка кончалась, но Крисп и так знал, что случилось тогда.
Он очертил над сердцем солнечный круг. Яковизий повторил его жест.
– Мы отомстим за тебя, – пообещал Крисп, – отомстим за все. Я уже послал полк Агапета в набег на кубратские земли. А когда я разделаюсь с Петронием, на Арваша двинется вся армия.
Яковизий опять попытался ответить словами и вновь остановился в досаде. Вместо ответа он кивнул, показал одним пальцем на запад, потом двумя – на северо-восток и снова кивнул, давая понять, что полностью одобряет избранный Криспом путь. Криспа это порадовало: хотя именно Яковизий помог ему сделать выбор прошлой зимой, он едва ли мог винить аристократа, если бы тот изменил мнение после всего пережитого. То, что Яковизий не передумал, лучше всяких слов убеждало Криспа в правильности решения.
Яковизий повернулся к слуге и демонстративно поскреб спину.
Слуга вывел его из палаты.
– Я в долгу у вас, – сказал Крисп Назарею.
– Ерунда, – отмахнулся жрец-целитель. – Я благодарю бога благого за то, что смог унять страдания Яковизия. Единственно волнует меня, что рана его имеет такую природу, что будет весьма беспокоить его, даже зажив. А заклятье, наложенное на рану, чтобы та не заживала… это немыслимое злодейство, ваше величество.
– Я знаю. – Крисп снова открыл табличку и перечитал слова, стоившие Яковизию дара речи. Человек, не желающий произносить или даже слышать имя Фоса, может быть только злодеем. «Если бы Арваш был настолько туп, как злобен, и если бы Петроний провалился к Скотосу в ад, и если бы Пирр смягчился, и если бы я был уверен, что Фостий – мой сын, и если бы да кабы я мог править одними «если»…»
* * *
Даже ранней весной на прибрежных равнинах было жарко и душно.
Дороги, впрочем, еще не высохли полностью, и армия на марше почти не поднимала пыли – причина начинать войну с весны не хуже любой другой, подумал Крисп, проезжая на Прогрессе берегами реки Эризы.