Елена Федина - Королева воскресла!
— Он не верит в мое воскрешение?
— Нет. Даже слышать об этом не желает.
— Конечно… — пробормотала я себе под нос, — ему это не нужно.
— То, что вы сделали, Юлиана — невероятно. Это выше моего понимания. Я многое знаю и многое могу, но объяснить ваше воскрешение я не в состоянии. Так не бывает. Я даже не знаю, кто тут вмешался: Бог или дьявол.
— Ему это не нужно, — повторила я горьким шепотом, — он разрушил склеп и этим показал, что ему плевать на всё что было и с ним, и с его семьей. И что даже если я жива… его это не касается.
— Ему просто некогда во всем этом разбираться, Юлиана. Он хочет разрубить узел одним ударом.
— Да, я понимаю… Моего кузена Якоба казнят, это правда?
— Откуда вам известно?
— Так это правда?
— Через три дня.
— И ничего нельзя сделать?
Алигьери криво усмехнулся.
— Вы слишком многого от меня хотите, моя дорогая. Ваш кузен заговорщик и государственный преступник. Его обвиняют в том, что он инсценировал ваше воскрешение, а король таких шуток не прощает никому.
Ничего поделать было нельзя. Я поняла, что последствия одной страшной ночи в Безмолвном монастыре, будут растекаться как круги по воде, затягивая всё новые жертвы в свой страшный омут: я, Зарих, девочка Жанет, Лесли, отец, Лили, мой не родившийся ребенок… Теперь уже Якоб и все, на кого падет гнев Зариха. И еще все, на кого падет мой гнев. Да-да! Меня тоже сделали жестокой, я тоже не очень-то буду разбираться в средствах.
— Ладно, хватит о короле, — сказала я хмуро, — поговорим о вашем старшем брате.
Алигьери просверлил меня черными глазами, он не удивился, а как-то насторожился.
— Что вас интересует?
— Вы же понимаете, что меня всё интересует об этом человеке!
Лесли под столом сжал мою руку. Я спросила что-то запрещенное. Колдун нахмурился.
— Судьба никогда не столкнет вас с моим братом, прекрасная Юлиана, — сказал он, — выбросите из головы эти мысли.
— Какие мысли?
— О мщении.
— Вам его жаль?
— Мне жаль вас. Упаси вас Бог, моя дорогая, столкнуться с Висконти. И радуйтесь, что он считает вас мертвой.
— Неужели нет человека сильнее его?
— Судите сами: стрелы от него отскакивают, яды ему не страшны, в огне он не горит… Он может прочесть ваши мысли и знать заранее, что вы собираетесь сделать. Он может стать невидимым на какое-то время или усыпить всех вокруг… Он неуязвим, детка.
— А я знаю человека, который сильней вашего Висконти, — сказала я после долгого молчания.
У Алигьери удивленно вытянулось лицо.
— Вы тоже его знаете, — добавила я.
— Такого человека нет.
— А я думаю, что есть.
— Тогда скажите, дорогая, кто это?
— Святой Робин.
Повисла долгая и какая-то неловкая пауза.
— Вы знаете Святого Робина? — нахмурился Алигьери.
— Вы тоже, — настаивала я, хотя у него, наверно, были причины скрывать свое пребывание в Приюте, я стала беспощадной во всем, — не так ли, брат Осип?
Алигьери сверкнул черными глазками.
— Как много вы знаете, моя красавица… Только могу вас уверить, что отец Робин никогда не справится с моим братом… — он задумался на минуту, потом снова криво усмехнулся, — а если бы справился, я был бы этому только рад. Да-да!
****************************************************************
**********************************
Ближе к вечеру Алигьери ушел. Лесли спустился его проводить. Я выглянула в чердачное окошко и зажмурилась от яркого света и теплого весеннего ветра. Над коричневыми крышами голубело высокое безоблачное небо, тихое и безмятежное, одно на всех, и убогих, и счастливых.
Они стояли внизу у раскрытой двери.
— Ты знаешь, как меня найти, если нужно?
— Найду.
— И вот еще что… эта женщина не для тебя.
— Знаю.
— Я не шучу, Лесли. С ней ты погибнешь.
Лесли не ответил, только долго задумчиво смотрел колдуну вслед.
Когда он вернулся, я уже убирала со стола.
— Что ты собираешься делать? — удивился он.
— Пойду мыть посуду, — сказала я.
— В таком платье?
— У меня нет другого.
— У тебя всё есть.
Лесли откинул крышку сундука. Там лежала женская одежда для простой горожанки, башмаки и сапожки на меху. Я посмотрела на него не столько с удивлением, сколько с нарастающей тревогой.
— На какие деньги ты всё это купил?
— На твои, моя радость, — заявил он бодро.
— На какие мои? У меня с собой не было денег!
— Зато у тебя был роскошный венок.
— Лесли! — я попятилась, — ты продал мой венок?! И тебя не арестовали?
— Успокойся, Жано. Пока этот венок попадет в руки Тайной Канцелярии, если вообще попадет, и пока они кинутся меня искать, нас в Трире уже не будет.
— Сумасшедший! Ты думаешь, тебя обвинят в том, что ты просто обокрал Королевский склеп? Ты видишь, какие страсти кипят вокруг моего исчезновения! Тебя перемелют, как ячменное зернышко!
— Можно подумать, — он усмехнулся, — что у меня был выбор… я не могу держать у себя на чердаке королеву, да еще покойную. Давай переодевайся. Ты и так напугала мою хозяйку, пришлось ей сказать, что ты заезжая актриса.
— Она, наверно, ко всему привыкла: и к актрисам, и к прачкам, — пробурчала я себе под нос, — эка невидаль… отвернись.
Платье было темно-коричневое, с аккуратным девичьим воротничком, оно оказалось мне широко, но я не обратила на это особого внимания и только потуже затянула пояс. Мне было не до красоты. Волосы я заплела в косу и обернула ею голову венчиком, так теперь ходили все добропорядочные, замужние горожанки. Еще они вплетали в косу дешевые пестрые ленты, но на это я не согласилась бы и под страхом смертной казни.
Лесли повернулся и одобрительно кивнул.
— Вот теперь можешь идти мыть посуду.
— Спасибо.
Я собрала всё на деревянный поднос и спустилась вниз на кухню. Любопытная старуха оказалась тут как тут. Она обошла меня вокруг, встала напротив и сочувственно спросила:
— Тебя как звать-то?
— Жанна, — сказала я, не задумываясь.
— И надолго ты тут, птаха залетная?
— Как получится.
— То-то и оно, что ничего у тебя не получится.
— Да? Вы так считаете?
— Беспутный он мужик, вот что я тебе скажу. Не смотри, что красивый.
— Так может, я тоже беспутная?
Старуха только покачала головой и попятилась к двери.
— Гляди, наплачешься еще.
Птицы чирикали, Лесли насвистывал, за окном скрипели повозки и топали копытами лошади. Там кипела жизнь, от которой я была теперь отрезана, по крайней мере, до тех пор, пока не улягутся дворцовые страсти.
