Джон Толкин - Хранители
Тропа не отыскивалась, деревья заступали путь, и Пин вдруг почувствовал, что больше не может.
– Ой-ой-ой! – жалобно закричал он во весь голос. – Я ничего худого не замышляю, пропустите меня, пожалуйста!
Все в испуге застыли, но крик не раскатился по лесу, а тут же заглох, точно придушенный. Ни эха, ни отзвука: только лес сгустился плотнее и зашелестел как будто злорадней.
– Не стал бы я на твоем месте кричать, – сказал Мерри. – Пользы ни на грош, а навредить может.
Фродо подумал, что, наверно, пути давно уже нет и что зря он повел друзей в этот зловредный лес. Мерри искал взглядом тропу, но очень неуверенно, и Пин это заметил.
– Ну, ты прямо с ходу заблудился, – проворчал он, а Мерри в ответ облегченно присвистнул и показал пальцем вперед.
– Да, дела! – задумчиво проговорил он. – Деревья ведь, а на месте не стоят. Вон она, оказывается, Пожарная-то Прогалина, а тропа к ней – ух, куда ушла!
Путь их светлел, деревья расступались. Они вдруг вынырнули из-под ветвей и оказались на широкой поляне. Над ними раскрылось небо, неожиданно голубое и чистое. Солнце не успело подняться высоко, но уже слало вниз приветливые лучи. Листва по краям Прогалины была гуще и зеленее, словно отгораживала ее от леса. На Прогалине не было ни деревца: жесткая трава, а среди нее торчал квелый болиголов, бурый бурьян, вялая белена и сухой чертополох. Все опадало и осыпалось; всему был черед стать прахом; но после чащоб Вековечного Леса здесь было чудо как хорошо.
Хоббиты приободрились; солнце поднялось, небо засияло над ними, и хлынул дневной свет. В дальнем конце Прогалины вдруг ясно обозначилась тропа среди деревьев. Она уходила в лес, вверх по склону; над нею нависали густые ветви, то сходясь вплотную, то раздвигаясь.
Но теперь они ехали веселее и куда быстрее прежнего, в надежде, что Лес смилостивился и все-таки пропустит их. Однако не тут-то было: вскоре тайное лиходейство стало явным. Спертый воздух напитался духотой, деревья стиснули их с обеих сторон и заслонили путь. Каждый шаг давался с трудом, копыта пони утопали в грудах прелых листьев, запинались за скрытые корни, и в тишине стук этот глухо отдавался в ушах, Фродо грызла тревога и угнетала тоска; он корил себя за легкомыслие и уж совсем было собрался повернуть всех вспять (то есть неведомо куда) – как вдруг тягостный подъем кончился, деревья раздвинулись и выпустили путников на ровную поляну, а тропа побежала напрямик к зеленому холму, который возвышался над Лесом, точно бритая макушка над вздыбленными волосами.
Наконец-то можно было по-настоящему оглядеться! Тропа вела по склонам вкруговую, и хоббиты нескоро оказались на вершине, в синеватой солнечной дымке, застилавшей кругозор.
– Вон там, – показал Мерри, – течет Ветлянка, с Курганов на юго-запад, в самую глубь Леса, прорезает его и впадает в Брендидуим. Вот куда нам больше всего не надо – говорят, от реки-то и есть главное лесное колдовство.
Было уже около одиннадцати, солнце припекало, и осенняя дымка стелилась все гуще. На западе не видать было ни Городьбы, ни речной долины за нею. И сколько ни глядели они на север, не могли найти взглядом Великого Западного Тракта. С четырех сторон неподвижными волнами окружал их Лес. Разумнее всего было присесть и пополдничать – так они и сделали.
Подкрепив силы и собравшись с духом, они поехали вниз. Тропа, которой они поднялись на холм, устремилась от подножия к северу; однако не успели они обрадоваться, как заметили, что их медленно, но верно уводит вправо, на юго-восток. Скоро тропа пошла под уклон, должно быть к долине Ветлянки, то есть совсем уж в ненужную сторону. Посовещавшись, они решили свернуть в чащу на север, к невидимому Тракту: там и земля посуше, и деревья пореже, обыкновенные елки да сосны, не то что здесь – дубы, буки, грабы и совсем уж какие-то загадочные, древние породы.
Поначалу казалось, что решили они правильно: даже и поехали опять быстрее, хотя, когда солнце пронизывало листву, светило оно чуть ли не сзади. Опять начали сходиться деревья, такие разреженные издали. Откуда ни возьмись, глубокие рытвины пересекали путь, будто гигантские колеи, заброшенные рвы или овраги, поросшие репейником. И все почему-то справа: обойти их не было возможности, надо было перебираться, а внизу частая поросль и густой терновник – вправо и не пробуй, а влево расступается. Еле-еле выбрались наверх, а там темной стеною теснились деревья: налево и в гору не пускали, так что хоббиты поневоле шли направо под гору.
Через час-другой они потеряли направление – знали только, что идут не на север. Кто-то вел их, и они покорно брели в глубь Леса – в самую глубь.
Солнце клонилось к западу, когда они угодили в рытвину шире и глубже всех прочих. Влево и наверх пути не было; не бросать же пони вместе с поклажей! Спешившись, они побрели вправо и вниз: почва стала мягкая, иногда чвакала; там и сям струились ручейки, и вскоре путники обнаружили, что идут вдоль широкого ручья по пружинистой болотной тропе. Небо исчезло за густыми ветвями.
Вдруг впереди снова блеснул солнечный свет, они заторопились из Душной мглы – и вышли к реке: камыши, осока, темные струи воды, а дальше другой берег, крутой и скользкий. Светило солнце, в долине теплился дремотный осенний полдень. Шуршали камыши, шелестела осока, перешептывались ивовые ветви.
– Ну, теперь понятно, куда нас занесло! – сказал Мерри. – Совсем не в ту сторону. Это Ветлянка! Пойду-ка я поразведаю.
Он пробежал солнечной полянкой и затерялся в высокой траве. Потом вернулся – как из-под земли вырос – и объявил, что под обрывом, у самого берега, вовсе не топко и есть прекрасная тропа.
– Пойдем по ней влево, – сказал он. – Глядишь, и выберемся на восточную опушку.
Хоббиты спустились к реке и поехали тропкой, которая петляла, юлила, забирала то вправо, то влево, постоянно возвращалась к Ветлянке и явно норовила куда-то их привести. Солнце пекло им спины; наконец тропку перекрыла зыбкая серая тень, какие-то тощие ветви с редкой листвою. Что ни шаг – душней и трудней. Земля словно источала сонливость. Фродо уронил голову на грудь, но сразу же очнулся.
– Взбодритесь! – крикнул он. – Не время спать! Надо как-то выбираться из леса.
Однако спутников его цепенила тяжкая дремота. Сэм зевал и сонно хлопал глазами. Фродо вдруг почувствовал, что засыпает – в глазах у него все поплыло, и неотвязное жужжанье мерзких мух вдруг стихло. Был только легкий шепот, мягкое журчанье, дальний шелест – листья, что ли? Листья, конечно. Он поднял усталые глаза и увидел над собою громадный вяз, древний и замшелый. Вяз раскинул над ними ветви, словно распростер бесчисленные руки – длинные, узловатые, серые. Его необъятный корявый ствол был иссечен черными трещинами, тихо скрипевшими под перешептыванье вялой листвы. Фродо зевнул во весь рот и опустился на траву.
