Вероника Иванова - Звенья одной цепи
Все запутаннее и запутаннее. Полнейшая вседозволенность в границах закона? Наверное, «багряные» именно так и живут, но я, умом понимая, о чем говорит пеговолосый голосом Бронзового звена, никак не могу осознать. Голова кружится.
– Я не буду желать удачи и прочих глупостей: в вашей нынешней службе лучше всего прочего пригодится терпение. Сначала оно понадобится вам, чтобы понять, потом – чтобы принять, и напоследок – чтобы не отступить. Прощайте, эрте Мори. Даст Бож, свидимся!
Когда отзвук последних слов стих, парнишка отнял руки от головы, открыл глаза и посмотрел на меня мутноватым взглядом:
– Желаете что-нибудь передать в ответ?
В ответ? Вопросы не будут услышаны, благодарить пока не за что, посылать проклятия тоже рановато.
– Нет.
Он кивнул и, пошатываясь, ушел восстанавливать силы после проделанной работы. Я прежде не видел особые возможности Звеньев Цепи сообщений в действии и не верил восторженным историям о них, но, получив послание от золотозвенника, больше не сомневался: чудеса существуют. Правда, те, что случаются в моей жизни, происходят по приказу или просьбе, а не по собственной воле.
Я расправил листок бумаги, которым прикрывал знак Смотрителя от чужих взоров. М-да, негусто: всего несколько коротких строчек, написанных чьей-то бесстрастной рукой. «Для лучшего и скорейшего запечатления держать сей знак при себе, согретый теплом плоти». Странное указание. Но если уж так положено…
Несмотря на внушительный вид, он оказался вовсе не тяжелым, зато прохладным. Правда, не как камень или металл, а при ближайшем рассмотрении на гладкой поверхности с обеих сторон обнаружились тоненькие черточки трещин, замысловатой сетью покрывающие знак. И ни единого намека на застежку или прочие приспособления для крепления на одежду. В кармане его носить, что ли, или в кошеле? Ладно, разберусь потом, а пока, как советует записка, нужно найти теплое местечко для моего приобретения.
Я пристроил знак на груди, под складками мантии, потом подумал и закинул ноги на кушетку. Глаза закрывались сами собой, и это означало, что остатки зелий постепенно перестают оказывать влияние на мое тело, а стало быть, надо поскорее привыкать не к необходимости сна каждые сутки, а к тому, что он будет приходить. Причем без спроса.
Веки опустились, разливая по сознанию спокойную темноту, пропустившую сквозь себя только скороговорку вновь заглянувшего в дверь коротышки:
– С дальней дороги отдых – самое милое дело! Отдыхайте, эрте, а уж мы мешать не будем.
Звено третье
Где-то…
Пламя свечей, водруженных в столовые канделябры. Отсветы огней в сдавленных морщинистыми веками глазах.
– Вы знаете, зачем я пришел.
Не спрашиваю, скорее утверждаю. Можно было бы и вовсе не произносить ни слова, но так велит обычай, родившийся намного раньше меня и человека, сидящего на другом конце стола. Впрочем, человека ли?
– Знаю.
Его плоти более семи десятков лет. Той, что осталась нетронутой. Кокону из дряхлой кожи. А под изношенным платьем прячется новое, полное силы. Осталось лишь определиться с желанием.
– Вы знаете, когда я уйду.
Он не боится моих угроз. Улыбается.
Чего-чего, а страха в да-йинах не бывает вовсе, не то что в людях. Это мы способны легко захлебнуться в собственном воображении, представляя ужасы возможного будущего, стоит лишь подать правильный намек, а пришедшие с изнанки мира не ведают чувств, подобных нашим.
– Знаю.
Рука, потянувшаяся к бокалу, движется медленно и слегка подрагивая, как и полагается руке старца. Хорошо играет свою роль, ничего не скажешь. Сам научился или нашел услужливого подсказчика? Не расскажет ведь. И под страхом смерти не проронит ни словечка.
– Вы готовы?
Единственный вопрос, который я себе позволяю задать. Иногда. И только избранным демонам: остальные получают свое без лишних разговоров.
– Я был готов с того мига, когда открыл эти глаза.
Они почти все отвечают именно так, словно там, в потустороннем мире, заранее заучивают текст наизусть. Почти все из тех, кого я спрашиваю.
– Сколько лет назад?
Он задумывается, проводя длинным желтым ногтем по боку хрустального бутона.
– Летом пойдет двадцатый год.
Неужели так долго? Быть не может. Я бы узнал раньше. Я бы узнал. Разве только…
– Чего он желал, впуская вас?
Складки век вздрагивают. Человек мог бы заплакать, вспоминая прошлое, а демоны лишены такой способности. Все, чему они успевают научиться, это скалить зубы в улыбке.
– Забвения.
Как просто. Старик, уставший от жизни, а быть может, и от тех, кто его окружает, попросил синюю звезду подарить ему вечный покой. Отдал почти всю плоть в обмен на достижение цели, позволил да-йину оказаться в нашем мире и… намертво застрять в безыскусной ловушке.
– И вы разделили его желание.
Разводит руками, растягивая губы в улыбке, настолько грустной, насколько это доступно гримасничающему демону.
– Я слишком поздно понял, что оно означает.
Пойми ты раньше, все равно ничего бы не изменилось. Вы заглядываете в наш мир на одну только ночь, искрами загораясь в темноте, но, если не попадаете на готовый к воспламенению хворост, с рассветом обязательно угасаете, возвращаясь в долгое ожидание. Зато если рядом оказалась хоть одна иссохшая от желания веточка, не можете устоять.
Вы не выбираете свою участь. Выбираем мы.
– Слишком поздно, – добавляют сухие бледные губы.
Наверное, это можно было бы назвать сожалением, но в нем нет печали по потерянным годам или необретенному могуществу, есть только осознание неизбежного. А ведь он может жить еще очень долго. Пока оболочка не рассыплется прахом и плоть демона не погибнет, лишенная защиты перед нашим миром.
– Вы хотите уйти.
И снова не спрашиваю. Пусть да-йины не знают страха смерти, гибель бывает разной. Можно быть отсеченным от увядающей плоти и возвращенным домой, а можно растворяться по малой капле, теряя целостность сознания и памяти, чтобы воскреснуть беспомощнее младенца. Вот что по-настоящему страшит демонов: слабость. И тот, кто сидит передо мною, наверняка готов дорого заплатить, только бы вырваться из ловушки, которую сам и захлопнул.
– Хотел.
Что значит? Он не станет просить о последней милости?
– А сейчас? Что-то изменилось?
Веки вновь сдвигаются, пряча угольки глаз и мешая понять, какую игру затеял да-йин.
Он знает, что встреча с охотником сулит только один исход. Он знает, что просьбы или угрозы не остановят меня и не изменят мое решение. Решение, которое я пока никак не хочу принять.
– Я приходил сюда раньше. И приду снова. Но… Пусть этот новый раз станет таким же, как первый.
