Три сестры. Диана (СИ) - Сдобберг Дина

— Посмотрим, — чуть прищурился Генка.

Для нас нашли палату, куда принесли внучку. Девочка выглядела странно, на самом деле какая-то бледно-синюшная. Хотя при упомянутой врачом родовой асфиксии должна была наоборот быть красно-бордовой.

— Я и забыл, что они при рождении такие маленькие, — рассматривал внучку Гена.

— Почему маленькая? — удивилась медсестра, которая принесла ребёнка. — Два восемьсот для ребёнка из двойни шикарный вес. Там мама порвалась вся.

В этот момент внучка начала чему-то улыбаться в своём младенческом сне. За чуть приоткрывшимися губами были видны маленькие клычки.

— Как у змейки, — засмеялся Генка. — Внучка-гадючка.

Спать мы устроились рядом с небольшой больничной кроваткой. Генка подскакивал по первому кряхтению, как по тревоге. Почти всю ночь девочка провела на руках у Генки. Впрочем, как и всю следующую неделю. Едва начав плакать, Аля тут же начинала синеть и задыхаться. Почти всё это время, мы не отходили от неё. Но находиться дома бесконечно мы не могли. У меня работа, у мужа служба. А девочка требовала ухода ежеминутно. Муж два дня ходил хмурый, явно принимая для себя какое-то решение.

В результате он отнёс недельную внучку в казарму. Солдатам он рассказал всё, как есть. Со всеми подробностями озвучил заключение врача, рассказал, что происходит, когда внучка плачет. И попросил помощи у солдат. С того дня, мы практически переселились в казарму рядом с клубом. Ту самую, которую я вначале жизни здесь видела из окна. По очереди с мужем ночевали в казарме.

Солдаты качали внучку на руках по часу. Аля вела себя достаточно спокойно, только морщилась во сне, когда её передавали с одних рук на другие. Кто-то из тех, у кого были младшие братья и сëстры, начал укладывать Алю на подушку по диагонали и качать за углы.

— Ай, не так вы делаете, — возмущался Михаил, солдат родом из Якутии.

На самом деле его имя было Мичил, но на русский манер, звали Мишей.

— Вот! — показал он письмо. — Моя мама и бабушка написали, что слабому ребёнку нужно постоянное тепло сильного человека рядом. Заботливые руки любую хворь и слабость выгладят. У меня девять братьев, а у моей бабушки семнадцать детей. И все выжили! Так что они знают, что говорят.

Аля привыкала к постоянному шуму вокруг и голосам. И уже не вздрагивала так, что дёргалась всем телом от любого громкого звука.

Над её кроваткой появились игрушки. Вырезанные деревянные фигурки. Тоже благодаря Мичилу.

— Это не просто игрушки, это звери. Какого выберет, тот и будет покровителем. Ей сильный покровитель нужен! — объяснял мне он.

Любимыми фигурками у внучки оказались лиса и змея. Их она старательно сжимала и злилась, что не получается оторвать, поэтому от злости она грызла край пелёнок.

— Всё определиться не может, — смеялся Генка.

Я ко всем этим народным верованиям относилась спокойно. Тем более, что пелёнки у Али были с секретом. Мы только приехали из роддома, когда прилетел с круглыми глазами Анатолий Михайлович, отец Ольги.

— Сват, ты уже слышал, что наши учудили? — с порога начал он.

— Тише ты, — остановил его Гена. — Пошли на кухню, поговорим.

На следующий день Анатолий пришёл снова. Принёс узел с детскими рубашечками и пелëнками.

— Это бабка моя готовила, как узнала, что правнучка скоро родит. И вышивку заговаривала, — сказал он.

— В смысле? — удивился Генка.

— Ну от детской хвори, от беспокойства. Кто их баб знает, чего они там ещё приплетают, — махнул рукой сват. — Я ж с Украины, а у нас любая баба знает, что пошептать, чтобы дитë и спало спокойно, и живот не крутило, а у соседки молоко ещё в коровьем вымени скисало.

— Дин, нам заговорëнные пеленки нужны? — спросил меня муж, после ухода свата.

— Заговорëнные или нет, какая разница? — махнула я рукой.

Ольга вернулась домой только через месяц после родов, да и то, могла или стоять, или сидеть. И медленно ходить. Рождение Али из-за того, что её разворачивали было для снохи очень травматичным. А ей ещё нужно было ухаживать за сыном. Но с Русланом помогала Люба, её мать. Сама Ольга выздоравливала медленно и тяжело, переживала, что не может полноценно ухаживать за Русланом.

— Всё из-за этой, — обвиняла она дочь, которую ни разу не видела.

Об этом нам рассказал Толя, который к нам наведывался через день. Но мне было ге до того, что там напридумывала себе сноха. Подруга и соседка, Полина Елизарова с помощью своей мамы смогла записать меня с Алей в НИИ педиатрии РАМН, к самому Рошалю.

Результаты полного обследования были не утешительные. Помимо уже известного набора, был уточнён диагноз по сердцу. Сердечная пленочка на одном из желудочков сердца, которая должна была исчезнуть сама по себе по мере развития плода, у Али сохранилась. И именно поэтому сердце ребёнка не работало как положено. Условный диагноз врождённый порок сердца и сам по себе пугал. Но помимо него ещё и слабые лёгкие, а значит любая простуда для нас была крупной неприятностью. И анемия.

После двухнедельного обследования нас выписали, поставив на учёт. Гена мог забрать нас на следующий день, и нам предлагали остаться в больнице. Но меня и Алю встретил Эдик Елизаров.

Единственный сын одних друзей и соседей женился на Кире, единственной дочери Вайниров. Кира пошла по стопам Риты, и была гинекологом, но работала в Москве. Да и Эдик был военным прокурором. Родители помогли и у молодых была своя кооперативная квартира в Москве. В которой сейчас тоже ждали появления малыша, Кирочка была на последних месяцах беременности.

Сразу как вернулись домой, Генка начал готовить ванночку, чтобы искупать внучку после больницы. Всё-таки влажные обтирания это всего лишь обтирания. А воду мелкая любила.

— Дин, а знаешь, что я заметил? — спросил меня Генка, когда укачивал внучку на ночь. — Аля на тебя очень похожа. Правда. Пока каждый день видел, вроде и незаметно. А вот вас обеих не было, соскучился, и заметил.

— Ген, а это что? — показала я на новую мягкую игрушку в углу детской кроватки.

— Я ж вас ждал, а Але вроде нравится лиса. Деревянную вон как хватает. А эта мягкая и яркая, — улыбался Генка, разглядывая спящую внучку.

Лиса понравилась, по крайней мере, Аля достаточно бодро поворачивалась в её сторону, и выгибалась черепашкой, разглядывая дедушкин подарок, когда клали её на живот.

После возвращения из больницы пришёл Костя. Неуверенно мялся у порога.

— Как она? — тихо спросил, не поднимая на меня глаз.

— А пройти в комнату и посмотреть боишься? Аля у нас вроде девочка культурная, в морду никому не плюёт, — хмыкнула я.

Первая встреча сына и внучки происходила под пристальным контролем Генки. Аля, которая кажется даже, когда ворчала, сообщая, что что-то не так, начинала улыбаться, стоило над ней наклониться, на Костю смотрела серьёзно. И начинала хмуриться.

— Кажется она не рада знакомству, — сказал сын.

— Она маленькая, а ты чужой. Она же тебя первый раз видит, — хмыкнул Генка, поднимая внучку столбиком.

Вот тут она заулыбалась.

— А чего она у вас такая волосатая? Руслан почти лысый, особенно затылок. — Заинтересовался Костя, сажая рядом с Алиной лисой здорового медведя. — Мда, крупновата игрушка. Мишка больше, чем хозяйка.

— Детский волос очень мягкий. И вытирается, если ребёнок постоянно лежит. Ещё головка может приплюснутой стать, потому что кости черепа не срослись ещё. — Объяснила я. — А Аля всё время на руках. У неё вон, три роты нянек.

— Маленькая она какая. Родились с Русланом одинаковые, а он крупнее. — Заметил Костя.

— Да, вес мы плохо набираем. Кушать не хотим, да? — начал ворковать над девочкой Генка. — Ничего, скоро с ложечки начнем кормить, тогда уже не отвертишься.

Глава 27

Почти перед самым новым восемьдесят четвертым годом произошло и ещё одно неожиданное знакомство.

Продукты в часть для обеспечения солдат и в детский сад привозились напрямую из совхоза. Мясо, молочка, овощи. На водителя и сопровождающего выписывался одноразовый пропуск. Всё, что привозили, сдавали по накладным на склад части или нашей садовской завхозу. Уже потом повар распределяла, что куда. Меня это не касалось. Поэтому я сильно удивилась, когда ко мне заглянула завхоз и сказала, что сопровождающая груз, просит пройти в кабинет.