Три сестры. Диана (СИ) - Сдобберг Дина

— Даже через край. Это выбрасывать нельзя, это пригодится, с этого угла подметать нельзя начинать, на угол не садись, чай пить нельзя, если ложку не вынул. — Перечисляла скривившись Ольга. — Всего не вспомнишь даже. Я от всех её суеверий вон, вышиванку ношу. Прабабушка сама вышивала.

— Красивая вещь, — похвалила я явно сшитую и украшенную ручной вышивкой рубашку.

— И удобная, нигде не натирает. — Кивнула сноха.

В гости мы принесли торт «Маска». Именно его любила Ольга. Разговор шёл легко, может потому, что крутился вокруг беременности и будущего малыша.

— А как назовёте? Или не думали ещё? — спросил Генка.

— Если мальчик, будет Руслан, а девочка Ядвига, — счастливо улыбалась сноха. — Мальчику Костя имя выбирал, а я девочке.

Мы с отцом только переглянулись.

— Необычное имя, — отмерла я. — А ласково её как?

— Ядя, Ядочка, — подсказала сноха. — Зато точно повторяться не будет. У нас вон по поселку уже четыре Юли гуляют в колясках.

— Ядвига, Ядвига Константиновна, — повторял вслух Генка, пока мы шли через лес домой. — Что-то… Дело конечно родительское, но по мне уж больно имя какое-то…

— Да, это ещё додуматься надо было, — покачала головой я. — Я только одну Ядвигу знаю, которая Ядвига Киевна.

— А я её знаю? Что-то не припомню. — Нахмурился Генка.

— Её все знают. Правда не по имени и отчеству, а как Бабу Ягу, — засмеялась я.

— А разве не Ягнида? — спросил муж.

— Ты только давай при снохе без озвучивания вариантов, — махнула на него я.

Вроде бури между мной и снохой затихли. Мы ждали рождения ребёнка. Новость о том, что беременность многоплодная и чётко слышно два сердца, стала огромной радостью. Выписался из госпиталя Миша. И я уже решила, что можно выдохнуть. Ну какая ему война после такого ранения?

Поэтому усиленные тренировки сына, чтобы вернуть себе прежнюю форму, меня не просто насторожили, но и напугали.

— Я должен вернуться, — прямо сказал он в ответ на вопрос. — Мам, мне покоя не даёт… Мой отряд плотно засел. Без серьёзной подмоги не вырвались бы. Ранение помню и темнота. Потом уже наш полевой госпиталь. А остальные? Безвозвратные и плен. А я как спасся? Меня почему оставили?

— Может, видели, что серьёзно ранен и решили бросить и не связываться. Тебе же ответили, что ещё двое тяжёлых было, но те мальчики… — закончить не смогла.

— Или они и не были тяжёлыми, а просто сначала в раненые, потом в безвозвратные. — Смотрел в окно Миша. — Мам, не оставляют душманы раненых. Лёгкие, средние, тяжёлые, им всё равно. Так даже лучше. Наши… Если отход, если вообще, даже шанса нет вытащить, хоть кого-то, уже давно… Лучше сдохнуть, чем в плен к ним.

— Ты матери это зачем рассказываешь? — осадил его Генка. — Может и решили, что ты труп, потому и не тронули, оставили. А наши поняли, что жив ещё и вытащили.

— Да, а душманы на всякий случай добивать не стали, в отличии от обычного своего порядка? — мрачно ответил Мишка.

Пройдя медкомиссию, он отказался от увольнения в запас. И настаивал, что причин для того, что бы его комиссовали, нет никаких.

— Хорошо, что хоть военкоматы сейчас не печами топятся, — устало рассказывал мне Генка. — А то ещё бы один с бревном на плечах бегал.

Первого сентября мы проводили Мишу. С подмосковного военного аэродрома, в составе пополнения, он возвращался в Афганистан.

Ольга уже донашивала, срок родов стоял примерно на конец сентября. Поэтому новость, что сноху увезли в роддом по скорой вечером семнадцатого, была неожиданной.

— Бывает, Дина Тимофеевна, тем более, что и беременность многоплодная. — Успокаивала меня та самая знакомая, что когда-то и сообщила о беременности снохи.

Сын пришёл вечером восемнадцатого сентября. Я решила, что он просто не спал больше суток.

— Кто родился? — с порога спросил его отец.

— Мальчик и… Девочка, — глухо ответил Костя.

— Значит оба имени пригодились, — отмахнулась от дурного предчувствия я. — А какого цвета у Ядочки глазки? Мы к знакомству серёжки купим.

— Нет Яды, мам, — опустил голову сын.

— Как? — закрыла я рот рукой, в памяти огнём вспыхнули собственные слова.

— Нежизнеспособна, — скривил губы Костя. — Сердце не работает как надо. Шумы, хрипы. Начинает плакать и задыхается, синеет. Незрелые кожные покровы, слабые сосуды. Её за ножки держали, когда горло прочищали, так синяк получился. Просто от сжатия. Врачи сказали, что она проживет от нескольких часов до нескольких суток, не больше. Нет смысла даже регистрировать рождение. Мы подписали отказ.

— Что вы сделали? — медленно уточнила я.

— Врачи принесли документы… — начал объяснять Костя. — Она всё равно уже почти…

— Ген, — непонимающе уставилась я на мужа, по давней привычке ища в нём опору в самых страшных и сложных ситуациях.

— Отказались? И хорошо. Наша будет. Дин, одевайся, я водителя вызову, — всё уже решил Генка.

— Пап, ты хоть слышал, что я сказал? Там сердце не работает! Ей врачи максимум срок дали пару дней, — произнёс в спину отцу сын.

— Даже пару дней, она будет дома, в своей семье! — отрезал Генка. — И это ваше Ядвига мне никогда не нравилось. А раз отказались, сами назовём. Алёнкой будет.

Глава 26

— Я прекрасно вас понимаю, — вздыхала заведующая детского отделения роддома. — Принять этот факт очень сложно и болезненно. Но здесь нет ничьей вины.

— Мы это принимать не собираемся, — прищурилась я. — И давайте уже закроем этот спор. Вы прекрасно понимаете, что аннулировать бумажку вам придётся. Как и отдать мне внучку. И я очень надеюсь, что ребенок сейчас не лежит между оконными рамами.

— Нет, такого ужаса у нас не происходит. И да, мне звонили. — Сняла она очки. — Возможно, я кажусь вам чудовищем. Для вас этот ребёнок наверняка ожидаемая и уже авансом любимая девочка. Для меня лишь плод. Единица медицинской статистики. Иначе у меня давно бы сердце не выдержало. Я пытаюсь вам объяснить. Во-первых, ребёнка сейчас вы забрать не сможете, только утром. Медицинское рождение произошло в семь сорок пять утра, сутки даются законом до момента, когда младенец считается рождённым. У новорождённых… Впрочем, смысла говорить в общих чертах нет. Справка о рождении даётся через сутки. Я прошу лишь дать остыть эмоциям. Я лично разговаривала и с вашим сыном, и с его женой. Поймите, у нас есть свои критерии оценки новорождённых. У этой девочки…

— Хорошо, завтра утром, так завтра утром. У вас есть свободная палата? Мы проведём ночь с внучкой, — перебил её Генка.

— Давайте я буду говорить прямо. То, что второй плод условно жив, это просто погрешность. — Устало произнесла врач. — Многоплодные беременности вопреки всеобщему ажиотажу вообще далеко не самый лучший вариант именно для детей. Потому что один плод будет доминантным, второй угнетённым. Плюсом, точнее огромным минусом сопутствующие особенности развития плодов. У двойняшек, тройняшек и так далее всегда куча внутренних смещений и прочего. Я не буду всего перечислять. Более того, оба плода родились с зубами. Хорошо заметные, выраженные верхние клыки.

— Это особенность Перуновых, а не многоплодной беременности, — хмыкнул Генка оскалившись.

Действительно, у него по отцовской линии передавалась такая особенность. И на семейных портретах можно было любоваться клыкастыми улыбками.

— А неразвитое сердце, незрелые кожные покровы, слабые сосуды, и явные хрипы в лёгких у вас тоже семейное? — перечислила врач. — К тому же, первым, как более сильный, родился мальчик. Во время продвижения он развернул второй плод. Второй ребёнок выходил плечом вперёд. Нормальные дети головой, иногда ногами. А тут просто боком. Плод пришлось разворачивать. Естественно, бесследно это не прошло. Честно, возможно, плод проживёт неделю. С вашими возможностями месяц, полгода. Если вы угробите свою жизнь и всё, что возможно направите на поддержание жизни этого ребёнка, и случится чудо, то с массой ограничений плод проживёт несколько лет. Но первая перестройка организма, любая нагрузка, начало обучения… Итог будет тот же, только вы измучаетесь сами, и ребёнка. Даже частичное обследование неутешительно. Моё заключение при выписки ребёнка от ваших связей не изменится. Нежизнеспособна.