Красавица, чудовище и волшебник без лицензии (СИ) - Заболотская Мария
И, повернувшись к Джуп он, сердито и сбивчиво сопя, сказал:
— Это бродячие улитки, сударыня. Сущее бедствие! Их совсем разбаловали в этом доме, поэтому они лезут теперь во все щели. Ну ничего, прикажу подать кого-нибудь из них на ужин принцу и его придворной даме — посмотрим тогда, возьмутся ли за ум остальные…
— Ох, нет! — вскричала Джуп, оглянувшись на улиток, которые спрятались в свои пестрые раковины от метлы гоблина. — Я не буду есть улитку! Они такие славные! Не вздумайте!
— Ладно, — недовольно согласился господин Заразиха. — Но к ужину Его Цветочества вы непременно присоединитесь! Ваши старые платья уже приготовили, идите в свои покои и выбирайте, какое из них подойдет для вечера…
Джуп беспомощно оглянулась на Мимулуса, но тот лишь молча развел руками, показывая, что не сможет ей ничем помочь. То были не вредность и не обида — волшебник действительно понятия не имел, что делать дальше.
Глава 26. Мирный сон Джуп, беспокойство домоправителей и страдания мэтра Абревиля
Господин Заразиха и госпожа Живокость возлагали множество отчаянных надежд на совместный ужин Джуп Скиптон и принца Ноа. Хоть они и понимали, что торопить события опасно — любовь в таких обстоятельствах не поражает как удар грома, — все равно сбавить напор у них не получалось. Вскоре вся челядь усадьбы переняла их лихорадочное исступление, и металась по коридору, натыкаясь друг на друга и опрокидывая всяческую утварь. На кухню стащили столько меду — обычного, дурманного и хмельного, что мелкие домовые-поварята упились и склеились между собой, а кухарка-кикимора опрокинула на себя горшок с цветочной пыльцой — той самой, от которой все безостановочно чихают и хихикают. Кобольды дрались между собой за право натирать медные подносы, ведь легче и безопаснее работы в усадьбе сегодня не было — хрустальные бокалы в спешке разбивались на тысячи осколков, а серебряные ложечки пропадали, как будто их кто-то заколдовал (но все шептались, что без сорок-сплетниц не обошлось). Паки-посыльные безжалостно сбивали своим колдовством друг друга с дороги и водили по кругу — каждый хотел заслужить похвалу господина Заразихи, первым вернувшись с добычей из кладовых; вторых и всех прочих вредный домоправитель бранил и больно бил клюкой за нерасторопность. Давно уж в Ирисовой Горечи не случалось такого переполоха!
Джуп, к счастью, слышала только отголоски этого хаоса — ее заперли в спальне, и даже полдник — теплое молоко с неизменным медом, — подали сюда же, в ее покои, едва она успела вернуться. «Словно я буду несколько часов кряду выбирать между тремя невзрачными платьями, не зная, какое из них лучше! Надену зеленое, да и все тут!» — с некоторым раздражением подумала девушка, сдирая с себя роскошный наряд, царапающийся и жесткий, словно крылья жука-бронзовки.
Как же странно выглядела силенсийская одежда — да и сама Джунипер Скиптон! — здесь, среди роскоши Ирисовой Горечи, где все напоминало вездесущий мед, который перемешали с золотыми блестками!.. Мерцала золотом вышивка на балдахинах и портьерах, поблескивало резное смолистое дерево стен, колыхалась золотистая бахрома, свет пасмурного дня едва-едва пробивался сквозь янтарные стекла и растворялся в сиянии бесчисленных светильников. Джуп некоторое время рассматривала себя в большом напольном зеркале с позолоченной рамой, удивляясь, как раньше могла считать свое платье нарядным, а затем вернулась к кровати.
Напротив, в великолепном камине, сложенном из желто-серого песчаника при каменной стене, догорали поленья, принесенные кем-то из кобольдов-истопщиков; погода сегодня была сырой и холодной. Уставшая донельзя Джуп присела рядом со своими остальными платьями, чтобы разглядеть, все ли с ними в порядке, не разошлись ли швы, не появились ли как будто сами по себе пятна или прорехи, как это нередко бывает с ношеной дешевой одеждой. Затем всего лишь на минутку — как ей казалось — она прилегла на гору разноцветных шелковых подушек, и сама не заметила, как уснула, глядя на отблески огня. Отчего-то все страхи и тревоги ушли, словно это не она совсем недавно замирала от ужаса перед дверью в покои зачарованного принца, не на ее руке осталась отметина от злого проклятия, а коварные домоправители не плели свои интриги за спиной прочих обитателей и пленников усадьбы. «Ох, как же стыдно, Джунипер! — говорила она самой себе, борясь со сладчайшими приступами дремоты. — Ты мирно спишь на такой роскошной кровати, не думая о том, что твой единственный друг Мимму в смертельной опасности! И за весь день ты ни разу не вспомнила ни Урсиллу, ни Табиту, ни отца! Негодная Джуп! Да тебе, кажется, нравится это приключение!..».
Но огонь в камине потрескивал, подушки были теплы и мягки, а под тяжелым золотистым пологом спалось так уютно, что у нее никак не получалось прийти в себя и всерьез расплакаться.
…Домоправители Ирисовой Горечи, напротив, места себе не находили: господин Заразиха обвинял госпожу Живокость в том, что ее кухарки ни на что не годны, а трясинница утверждала, что от гоблинов и кобольдов никакой пользы — только шум и беспорядок. Но оба они при этом понимали, что ссорятся исключительно из-за страха перед приближающимся ужином, который, как они считали, должен был окончательно решить: есть ли надежда, что Джуп снимет заклятие с принца, или же нет.
— …Его Цветочество совершенно не желает помочь себе и нам! — наконец, сказала трясинница вслух то, что беспокоило господ домоправителей больше всего. — Он намеренно грубит человеческой девице и хочет ее напугать, чтобы она отказалась с ним видеться! И все из-за мальчишеского упрямства, да простится мне эта непочтительность!.. — и она оглянулась, проверяя, не подслушивают ли ее придворные сороки.
— Но он согласился с ней отужинать, — заметил Заразиха. Впрочем, прозвучало это не слишком-то радостно.
— Он попросту устал с нами пререкаться, и решил, что проще согласиться для виду.
— Похоже на то.
— Надежда только на то, что эта Джунипер Скиптон окажется глупой как пробка и не заметит половины его колкостей, — сказала госпожа Живокость, хмуря свои зеленые жидкие брови. — Среди людей, насколько я знаю, это не редкость. Почти все они болваны!..
— О, да она глупа настолько, что отказалась от нарядов и драгоценностей, не понимая их цены, — с недовольством ответил на это господин Заразиха. — Да еще и думает, будто она нас обхитрила! И что прикажете делать теперь, сударыня трясинница? Простушка из окраинных миров не способна очароваться богатством усадьбы и величием рода Ирисов. А принц упорно не желает расположить ее к себе любезными манерами — единственным, что у него осталось от прежней жизни. Как жаль, что ее нельзя попросту запугать — любовь такая никчемная штука, что вянет от любого принуждения… И чем, скажите на милость, нам прельщать девчонку? Безнадежно!..
Но трясинница вместо того, чтобы согласиться, будто дела совсем плохи, оскалила свои мелкие игольчатые зубы в недоброй улыбке.
— Богатство и любезность — пустяки по сравнению с тем средством, которое все еще у нас осталось в запасе, — веско сказала она. — Я знаю множество историй, в которых дамы — и знатные, и простушки! — губили свои жизни из любви к совершенно никчемным грубиянам; мои дурехи-утопленницы частенько их пересказывают друг другу. Особенность эта свойственна по большому счету только людям — мы, создания лесов и болот, куда умнее и знаем себе цену. Требуется всего-то малость: чтобы девица решила, будто ей непременно надо кого-нибудь спасти и исцелить душевную боль своей любовью. Чем гаже ведет себя мужчина, чем глубже падает на дно — тем крепче его любят и охотнее жертвуют собой. Раз Джунипер Скиптон воротит нос от богатства, стало быть, она добросердечна и простодушна — а это самые подходящие качества для такой затеи! Нужно внушить ей, что принц груб и высокомерен из-за того, что страдает. И она сможет все исправить, если начнет о нем заботиться. Вы и сами видали, что она первым делом обратила внимание на его раны — весьма пустячные, надо сказать!..
