Красавица, чудовище и волшебник без лицензии (СИ) - Заболотская Мария
— Ох, Мимму! — воскликнула Джуп, вновь удивившись донельзя. — Не хочешь ли ты сказать, что у тебя…
— В семье поговаривали, что в нашем роду была баньши, вестница дурного, — с измученным видом признался Мимулус. — Оттого все Абревили и их ближние родственники всегда пророчат плохое, верят в худшее и всюду видят приметы будущей неудачи. Но, положа руку на сердце, большая часть моих предсказаний сбывается — не потому, что я накликаю беду, а исключительно из-за моего трезвого взгляда на жизнь!..
Джуп хотела было соврать из вежливости, что она не заметила в Мимулусе ничего особо унылого и мрачного, но у нее не повернулся язык: все время их недолгого знакомства мэтр переходил от одного приступа отчаяния к другому, и постоянно говорил, что все пропало. Как уж тут не поверить в родство с баньши!..
— Вот уж никогда бы не подумала, что в тебе есть что-то волшебное, — сказала она, не придумав ничего удачнее, и, разумеется, жесточайше оскорбила мэтра Мимулуса. Его лицо, только что бывшее расстроенным и растерянным — в равных соотношениях, — приобрело выражение вежливо-ледяной ярости — единственной ярости, свойственной роду Абревилей.
— Во мне есть что-то волшебное! — отчеканил он. — И это — моя специализация! Я бакалавр магического права, и не худший из себе подобных. До того, как я лишился лицензии в ходе всех этих в высшей степени огорчительных и недостойных событий, мне прочили прекрасную научную карьеру!
— Ох, прости, прости, — переполошилась Джуп, поняв, что задела волшебника за живое. — Я совсем не то имела в виду… Видишь ли, это твое магическое право… оно само по себе не выглядит волшебным — скорее, пресным и сухим, уж прости меня за прямоту. Когда я говорю о волшебстве, то представляю что-то необычное, яркое, чудесное!.. Способное удивлять и потрясать! А магические законы, наверняка, очень важны, но так… скучны!
— Скучны! — вскричал мэтр Абревиль, перейдя от вежливой ярости к совершенно невежливому возмущению. — Как можно назвать магическое право скучным?! Юриспруденция, следование букве закона — это то, что делает волшебство управляемым и сравнительно безопасным. Видела бы ты, что творилось в Истинных Мирах до того, как магия была подчинена росендальскому уложению законов… Хаос! Злоупотребления и злочестие! Да что там говорить — старая знать всех миров в глубине души тоскует по временам, когда ничто не ограничивало ее вздорную волю. Но возвращения прежних порядков допускать нельзя, ведь с ними вернутся вражда, заговоры и войны. Магическое право удерживает на краю пропасти все наше мироустройство, из которого исключены прежняя кровавая вражда и раздоры между мирами!
— Все это звучит очень серьезно, но… — начала было Джуп, пристыженная отповедью мэтра Абревиля, но все еще не желающая признавать его безоговорочную правоту.
— Ты рассуждаешь, как человек, в мире которого магии практически нет! — снова перебил ее Мимулус. — Парадоксально, но порой так же считают существа, в мире которых магии слишком много. Ты, Джуп, просто не осознаешь, как сложно жить там, где магия живет в словах и словесных формулировках. Заклинания СОСТОЯТ из слов, и это опасная сила, с которой нужно обращаться с почтением и осторожностью. В мире вроде вашего люди, увы, привыкли бросаться словами. «Чтоб мне провалиться на этом самом месте!», например, или «Черт меня побери, если я вру». Вам стоило бы посмотреть, как неприятно выглядит разверзающаяся до самой преисподней земля или злобный демон, появившийся, чтобы стребовать долг. Нет, люди Туманности, определенно, лишены воображения, если позволяют себе произносить подобное вслух!..
— Никогда об этом не задумывалась, — не стала отпираться Джуп, которой, и в самом деле, все сказанное было в новинку. — Ну а магическое право?.. В чем его настоящая польза?
— Да в том, — почти закричал Мимулус, — что оно устанавливает порядок и заклинания, которыми можно пользоваться, не подвергая себя смертельному риску! Взять, например, известную и в вашем мире венчальную формулу, которая обязательно — непременно!.. — завершается словами: «Пока смерть не разлучит нас». Ты когда-нибудь задумывалась, что будет, если пренебречь ею? Вообрази себе все сложности вдовы или вдовца, если покойные супруги будут обязаны пребывать с ними рядом даже после смерти! А ведь именно это и произойдет, проведи кто-то обряд бракосочетания без должной добросовестности, в мире, где магия заставляет исполнять все клятвы и обещания!
— Какой ужас! — искренне сказала Джуп, немедленно вообразив, как покойники откапываются из могил и идут искать своих живых супругов.
— Надеюсь, с этого дня ты не будешь отзываться о магическом праве без уважения, — сурово ответил Мимулус, но по лицу его было видно, что он до сих пор слегка обижен.
Джунипер, чувствуя неловкость, встала с диванчика и направилась к окну. Ей пришло в голову, что за все то время, что они с мэтром Абревилем пробыли в Ирисовой Горечи, ей так и не пришлось толком осмотреться. Домоправители только и делали, что суетливо наряжали гостью-пленницу, не позволяя ей и шагу ступить прочь от бесконечных одежных шкафов.
Окно, в котором вместо стекла были тонкие янтарные пластинки, узорчато окованные медью, было постоянно открыто — придворные сороки не любили сидеть взаперти. Тянуло влагой и сыростью — погода была прохладной и пасмурной. К своему разочарованию, Джуп не увидела почти ничего, кроме тумана, клубившегося над темной озерной водой. Вдали угадывалась высокая, волнистая полоса леса — наверное, того самого, где еще недавно они с Мимулусом прятались от кошек-охотниц. В туманной пелене перекликались невидимые речные птицы, плескалась крупная рыба — или, быть может, какой-то другой озерный житель.
Джунипер, расхрабрившись, высунулась из окна как можно дальше и посмотрела наверх. С кончиков темно-зеленых густых еловых веток, каждая из которых была толще обычного старого дерева в два раза, если не в три, изредка срывались дождевые капли, но хвоя была настолько густой, что ее не промочил бы и самый сильный ливень. Аромат еловой смолы снаружи был таким же сильным, как и внутри дома, но смешивался с запахом озера: ил, болотные травы, стоячая вода у причала. Откуда-то тянуло дымом, и Джуп подумала, что на кухне Ирисовой Горечи — где бы она не располагалась, — очаг должен пылать и днем, и ночью — в усадьбе был только один господин, но многочисленных слуг ведь тоже надо чем-то кормить!..
Тут ее внимание привлек знакомый уже треск сорок, и она, приглядевшись, различила далеко внизу какое-то движение. Туман, словно оказывая ей любезность, расступился, показывая Сплетню и Небылицу: сороки донимали сатира-лодочника, чинившего лодку у воды, на песчаном берегу.
— Расскажи, Фарр, как ты задолжал Заразихе! — кричала одна.
— Нет уж, расскажи, как ты помог сбежать принцу! — перекрикивала ее другая.
«Стало быть, это Фарр помог принцу Ноа уплыть с острова!» — подумала Джуп, еще не зная, пригодится ли ей это знание, но тут ее волос что-то коснулось. Она оглянулась и взвизгнула: снаружи, на каменной стене рядом с окном, прилепилась огромная, словно поросенок, улитка — и не одна. Они ползли совершенно бесшумно, оставляя блестящие дорожки слизи на замшелых зеленоватых камнях, и девушка совершенно не заметила, когда они там появились: быть может, тихо сидели все то время, пока она смотрела то вверх, то вниз, не догадываясь, что сбоку затаилось что-то живое. Все улитки теперь шевелили своими рожками, вытягивали длинные шеи, и, видимо, Джуп их очень заинтересовала: глазки на рожках так и тянулись к ней, чтобы ощупать как следует. «Я высунулась из окна точно так же, как они высовываются из своих раковин! — подумала Джунипер, робко протягивая руку навстречу. — Возможно, улитки приняли меня за свою дальнюю родню!»
Но не успела она их поприветствовать, как раздался шум, и гоблин Заразиха, вооруженный метлой, оттеснил ее от окна и принялся прогонять улиток.
— Кыш, негодные! — сердито кричал он. — Прочь! Проваливайте! Совсем обнаглели! Уж я доберусь до тех, кто вас подкармливает!..