Антон Лисицын - Закат эпохи. Темный охотник
— Он мертв?! — испугано восклицает он, увидев неподвижное тело травника с окровавленным лицом.
— Зачем? Он нам живее всех живых нужен, — и с ухмылкой добавляю, — нагулялся в свое удовольствие, так надо и ответ держать.
— Ясно, — с непонятной интонацией отвечает кузнец.
— Ну, раз все понятно, то помоги его связать и принеси бадью воды.
Нет, ну что за дилетантство? Найти длинную веревку и связать только запястья? Детский лепет. А выше локтей, а ноги, кто связывать будет? Правильно говорят: хочешь, чтобы было как надо — делай сам.
Связанного травника прислоняю к стене. Бездыханное тело не подает признаков жизни.
— Вот вода, — суетливо возится за моей спиной кузнец, — холодная, из колодца набрал.
— Лей, а то времени с этим возиться нет. До вечера ждать я не намерен.
Вода отрезвляет нашего «соню». Тело дергается и заваливается набок.
— Утро доброе, как спалось, дружище?
— Пошел ты в Бездну, ублюдок! — хрипит он.
— Своих родителей я знаю, как и предков до седьмого колена, а туда пойти… не хочется что-то, мне и здесь неплохо, а вот тебе не думаю…
— Что «проклятый», собираешься пытать меня? А как же честь?
— Я пытать? Вспомнил о чести, не смеши меня, — и на секунду задумавшись, добавляю, — ты сам для себя сплошная пытка.
— С чего бы это
— А ты догадайся с одного раза. Где ты, а где драконий корень. Ты сам все расскажешь, лишь бы конфетку получить.
Травник бледнеет от подобной перспективы, яростно извивается и пытается освободиться от веревок. Мои старания не так просто испортить. Веревка впивалась в его тело. Лицо бедолаги наливается кровью от усилий и безысходности.
— Ты, скотина, урод бродячий! Освободи меня!
— Какое красноречие…
Занавеска с окна становиться кляпом: ни орать, ни откусить язык он не сможет.
— Пошли Хар, вернемся через час.
— А травник…
— Да никуда он не денется, пойдем лучше поедим.
Кузнец неодобрительно посмотрел на меня, но кивнул в знак согласия. Оставив связанного по рукам и ногам травника, мы уходим.
— Как ты можешь спокойно есть, когда он там связанный мучается?! — раздраженно ворчит кузнец.
— Тоже мне добродетель! Пусть спокойно, мучается по своему выбору, — прожевав мясо, невозмутимо поясняю, — а прежде чем жалеть его подумай о детях.
— Каких еще детях?
— О местных ребятишках, которых он довел до такого состояния. О их страхе и бессоннице.
Хар краснеет от стыда и упирается взглядом в пол.
— Кстати, ты ложку выковать можешь?
— Какую ложку? — в недоумении переспрашивает он.
— Обычную. Я купить забыл, есть теперь нечем в дороге.
— Я не в том настроении чтобы ковать, — пробормотал мужчина и начал копаться в шкафу, — держи, мой подарок.
— Вот это вещь. Благодарю. Ну что ж, пойдем, посмотрим как там ваш горе-герой…
Вид представился удручающий. Мда, малоприятное зрелище. Бедолага корчится в конвульсиях и катается по полу. Надо же себя так тихо убивать и зачем? Увидев нас, останавливается, и мольба застывает в его взгляде…
— «Язык» созрел и готов говорить?
Голова дергается в согласии. Лицо бледнеет на глазах, глаза закатываются.
— Вот и молодец! — подхожу к нему и вынимаю кляп.
— Дай…, — безжизненно хрипит травник.
— Сначала расскажи, зачем тебе все это. Или тебя кто-то надоумил?
— Корень…
— Я уже могу и уйти, а ты …
— Стой! — с мольбой в голосе выдавливает он. — Я все расскажу!
— Сбор вызывает кошмары, а чтобы испортить молоко добавлял в сено полынь с раневой травой и собак прикармливал…
— Это я и так знал без тебя, — перебиваю его, — я не пойму одного — зачем?
— Я люблю дочку старосты, а он согласился отдать её за меня замуж, только если помогу ему запугать деревню.
— А ему это зачем?
— Не знаю, — с мукой в голосе бормочет он, — дай корня!
— Хорошо, где он у тебя лежит?
— У меня его нет, — обречено простонал травник, — мне его староста давал…
«„Молодец“ староста, подсадил парнишку на корень, а сам смылся. Травник бы умер, никто ничего бы и не понял, а староста вернулся бы с липовым охотником и решил бы проблемы со Зверем. Да за такое надо на мокрых дровах сжигать!».
— Мда, а сам он уехал, вот незадача, — язвительно говорю, — ну все парень, теперь ты попал.
Он бледнеет еще сильней и начинает жалобно скулить.
— Успокойся, есть у меня немного твоего корешка. А взамен окажешь мне маленькую услугу.
— Все что угодно! Только дай!
— Сейчас Хар соберет сельчан, и ты им все расскажешь.
— Расскажу, только дай корень! — канючит он.
Маленький кусок корня сотворил чудо. Взгляд травника проясняется. Запихивая его в рот, он начинает яростно жевать. Через мгновение тело травника выгибается дугой, а затем обмякнув, он затихает.
— Он что, умер? — с испугом спрашивает кузнец.
— Просто потерял сознание, — пощупав пульс, отвечаю ему, — а ты не стой, а собирай людей, им предстоит услышать интересную историю.
Он кивает и уходит на улицу.
— Дурак же ты травник, — с горечью в голосе говорю, — столько людей мог угробить, из-за какой-то юбки. О чем только думал?
«Да, все-таки люди добра не помнят… Травник их лечил, а стоило ему оступиться, так они готовы его растерзать. А виноват то староста… Единственные, кто решили помощь, так это кузнец и я. И помогли травнику уехать из деревни. Надо дождаться возвращения старосты. Кому-то, ой, как не повезет. Но это уже не мои проблемы. Десяток золотых и кое-какие травы с кореньями я получил и хватит решать чужие проблемы. Горы ждут…».
— Ты уходишь? — спрашивает кузнец, замечая, что я подтягиваю ремни доспеха.
— Да, с вашими проблемами я разобрался, пора в дорогу…
— А как же староста?
— А что староста? — в недоумении переспрашиваю Хара.
— Разве ты не дождешься его? — отвечает он вопросом на вопрос.
— А зачем?
— Ну, дык, узнать, зачем он все это затеял и парня почти сгубил.
— Да мне лично без разницы, сами дальше и разбирайтесь. Зачем и почему? Гнилые людишки везде встречаются.
— Если ты уйдешь, народ по возвращению его просто растерзает.
— Хар, повторяю — моя работа здесь закончена.
— Не по-человечески всё это, — напирает кузнец.
— А ты забыл, как за спиной называют охотников?
— Не все, есть и те, кто искренне благодарен вам за то, что вы делаете.
— Есть, но их мало, — невесело усмехаюсь, — да и память людская коротка.
— Охотник, я прошу тебя — доведи дело до конца.
— Ну да, а потом поползут слухи про мерзкого «проклятого». Который осмелился напасть на уважаемого старосту, а также попытавшегося уничтожить деревню.
— Да я…
— Что ты? — перебиваю мужчину. — Рты всем заткнешь? Или еще что-то сделаешь?
Кузнец в замешательстве замолкает.
— Видишь — не знаешь, мне уже надоело все это, я продолжаю заниматься уничтожением нежити и нечисти по двум причинам: потому что я остаюсь темным охотником и должен отомстить за Орден. На простых людей мне плевать, они не помогли нам, когда штурмовали Цитадель. Зато появились лже-охотники, вот она людская благодарность…
— И все же ты не прав…
— В чем же я не прав, скажи мне, в чем?!
— Ты сушишь свою душу такими мыслями…
— Какая мудрая мысль для простого деревенского кузнеца, — раздраженно отвечаю, — может мне всех простить, раздать все добро и уйти в отшельники?!
— Нет, просто живи…
— Просто жить? — с его последней фразы меня пробивает на смех. — Просто жить…
Смеясь, поднимаю глаза на кузнеца, рассматривая его как в первый раз. И замираю. В его глазах плескалась такая дикая смесь доброты, жалости, понимания, что мой смех оборвался, как ножом отсекло.
— Не смей, слышишь меня! Не смей меня жалеть! Никогда не смей! — ору на него. — Хорошо! Я останусь, только если травник поживет у тебя.
— Зачем?
— Чтобы не предупредил старосту о том, что вы все знаете.
— Договорились, — легко соглашается Хар.
— Тогда я пошел спать.
Захожу в комнату, закрываю дверь и без сил прислоняюсь к ней.
«Ненавижу жалость, она разъедает душу. А самое худшее, когда сам начинаешь жалеть себя, это первый шаг к могиле. А мне туда рановато».
Ночь не принесла облегчения. Сплошной кошмар, потревожили мою совесть. Мелодичный звон наковальни рассеял сон. Сползать с постели не было никакого желания. Значит Хар уже работает. Что ж, не буду отвлекать. Выхожу со двора… Лучше бы я этого не делал! Сначала детвора со своими вопросами, а потом и взрослые начали в гости зазывать. Отказываться неудобно, гостеприимство у них на первом месте. Обижать нельзя. Так и ходил из дома в дом, как неприкаянный. Под конец моих мытарств, в одном из дворов замечаю пугало в шлеме. Шлем уж что-то больно он маловат. На ребенка что ли?
