Никита Елисеев - Судьба драконов в послевоенной галактике
– Как хотите.
– Наталья Алексеевна, – провозгласил Тарас, – я пью за то, чтобы вы нас завтра не спросили. Алаверды.
Он ахнул рюмку в отверстый рот. Шумно вздохнул и некоторое время посидел молча, похлопал глазами.
– Это не водка, – сказал он наконец, – это – расплавленное солнце. Наталья Алексеевна, вы – ангел.
Наталья Алексеевна медленно высосала рюмку, утерлась платочком и сказала:
– А я пью за то, чтобы вы хорошо знали анатомию драконов и их соотчичей. Обязательно, обязательно вас завтра спрошу.
Она шутливо постучала пальцем по краю стола.
– Ну, Наталья Алексеевна, – Тарас широко, но аккуратно махнул рукой, будто отсекая ненужное, лишнее, – не будем о грустном. Позвольте, я за вами поухаживаю.
– Да уж поухаживайте, – с чуть заметной насмешкой проговорила Наталья Алексеевна.
Я во все глаза глядел на Тараса. Куда делся матерщинник и хам, не умеющий связать двух слов и не знающий элементарных правил общежития? передо мной сидел чуть раскрасневшийся, чуть-чуть пьяный ресторанный завсегдатай, ловелас, ухажер.
– Вы уж извините, – Тарас ловко накладывал в тарелку Натальи салат, – я тут отстал, одичал, забыл, как у людей… Пришел и первым делом – хлоп… Мясца? Птички?
– Буженины…
– Да, да… Вот, вот… Водочки?
– Ни в коем случае. И вам не советую.
– Двойку поставите?
Тарас протянул Наталье тарелку, налил ей водки на донышко, себе налил снова полную, установил графин на прежнее место.
– А что вы не едите? – обратилась ко мне Наталья Алексеевна и чуть тронула пальцами мою руку. – Вы стесняетесь? Ешьте. Давайте я вам салатику положу?
– Да нет, – я смутился, – нет, что вы…
"Мэлори, – вспомнил я, – Мэлори, Мэлори".
***
– Сейчас – спать! Через шесть часов бужу – и марш в карантин! Вы, – она указала на Тараса, – спите в одной комнате, вы – в другой, – она указала на меня.
– А вы, – нежно поинтересовался Тарас, – в третьей?
Наталья Алексеевна подошла к занавеске и приподняла ее. Мы увидели тесную кухоньку с древним водогреем, раковиной, старым сервантом, длинным сундуком, на котором была постлана войлочная подкладка… В стене рядом с умывальником было две двери, обшарпанные, скверно окрашенные.
Наталья Алексеевна отомкнула одну из них.
– Прошу! – сказала она Тарасу.
Тарас заглянул в дверь и присвистнул.
– Не, Наталья Алексеевна, так не годится. Здесь жить нельзя. Это – не для жизни, это – для разврата.
– Иди, – засмеялась Наталья Алексеевна, – и не вздумай шарить по стенам… санузел здесь же… Упаси тебя боже в коридор вышмыгнуть и по квартирам шастать.
– Что так? – невинно спросил Тарас, нагло глядя на Наталью Алексеевну.
– Не-льзя, – четко, вразбивку, как прыгуну в пещере, сказала Наталья Алексеевна.
– Иэх! – Тарас махнул рукой и вошел в комнату.
Наталья Алексеевна закрыла за ним дверь.
– А мне туда? – я показал на соседнюю дверь.
– Как хочешь, – тихо сказала Наталья Алексеевна, и я поразился ее просящему виноватому взгляду.
Я смешался. Дотронулся до второй двери. Пальцы мои ощупывали засохшую потрескавшуюся краску.
Наталья Алексеевна улыбнулась:
– Тебе не нравится здесь?
Рукой она провела по горлу.
– Нет, почему, очень нравится… Очень, очень нравится…
Наталья Алексеевна, все так же виновато, отстегнула верхнюю пуговицу на платье.
– Жека, – тихо сказала она. – Что мне сделать еще, чтобы ты меня понял? Жека, я ведь из-за тебя к прыгунам пошла – черта ли мне в этом… – она поморщилась, – хаме…
Она быстрее и быстрее расстегивала платье.
И тут мы услышали резкий, хлюпающий звук.
– Вот гад, – засмеялась Наталья Алексеевна, – выполз в коридор… Ну, туда ему и дорога…
Наталья Алексеевна засмеялась все тем же клекочущим смехом.
Мне стало не по себе.
– Может, крикнуть его? Выйти в коридор? – лепетнул я.
– Пошел он, – разозлилась Наталья Алексеевна, – нужно слушать старших. Чему быть – тому не миновать. Он еще в пещере нарывался.
Она сбросила платье на пол.
– Жека, – она положила руку мне на плечо, – ты что? Жекочка? У тебя что, еще никого не было?
– Почему не было, – сказал я и притянул к себе Наталью Алексеевну, – была.
"Мэлори, Мэлори, Мэлори", – заколотило в висках.
Я поцеловал Наталью.
– Жека, – она прижалась ко мне, – Жека… Хороший мой, милый… Не нужны тебе отпетые… Ты там погибнешь, слышишь, погибнешь. Я устрою тебя. Будешь преподавать. Слышишь? У меня есть возможность…
Я гладил ее по спине, обнимал, удивляясь тому, как быстро женщина становится голой.
Вдруг раздался оглушительный вопль.
Я отшатнулся от Натальи.
– Вот сволочь, – просто сказала она, – я же его предупреждала. Не шастай по коридору.
– Ну, ему, – тупо произнес я, – наверно, обидно стало… Мне можно, а ему…
Вопль повторился. Наталья надела платье на голое тело, застегивая пуговицы, поинтересовалась:
– Ты что, готов был поделиться с товарищем?
– Нет, – я покраснел, – что вы? Как вы могли? Нет… Я другое хотел сказать…
– Ааа, – орал, надрывался внизу Тарас, – ааа, не хочу…
– Ну пойдем, – сказала Наталья Алексеевна, – полюбуемся.
Она подошла к сундуку, достала из-под войлочной подкладки хлыст.
Мы вышли в коридор. Спустились по деревянной лестнице вниз.
Я вздрогнул и едва не бросился бежать обратно. Все двери были распахнуты, и коридор был полон жильцами – уродливыми рептилиями, неудавшимися драконами, драконами-недоделками. Над распростертым, перемазанным бледноватой прозрачной слизью Тарасом нависало жабообразное, огромноротое, похожее на глазастую квашню существо.
Тарас вопил. И было отчего: сладостно постанывая, существо поливало его своей слюной…
– Зоинька, – прикрикнула Наталья, – на место. У меня – хлыстик.
– Поздно, Ташенька, – нежно проворковало существо, – я его уже обработала.
– Обсмердила как надо, – пророкотал кряжистый, с раздувающимся горлом варан.
Глаза у Зоиньки затянулись сладострастной поволокой, схожей со слюной, лившейся у Зоиньки изо рта.
– Стас, – позвала Наталья. – Ты-то что смотришь?
– А Стас, – сказал варан, и я узнал голос, раздавшийся из-за двери с час тому назад, – вообще оборзел. Мусорку не вынес.
"Стас, – вспомнил я сержанта, – "борец"… Да это же ее бывший…"
Среди рептилий началось неясное движение. Двери хлопали. Жильцы расходились по комнатам. Я увидел Стаса, двуногого ящера с рыжей проплешиной на боку. Он деловито расталкивал обитателей Натальиного дома, и они покорно расходились по комнатам.
Один варан заартачился.
– Ну ты, – сказал он, – тварь бессловесная. Еще пихается.
