Никита Елисеев - Судьба драконов в послевоенной галактике
– Феденька, Феденька, – укоризненно произнесла Наталья Алексеевна, – нельзя же так убиваться…
– Как вы их не боитесь? – радостно-льстиво спросил Тарас.
Наталья Алексеевна оглядела чисто вымытый пол, блиставший, как только что залитый и тут же застывший каток, положила извергающий воду шланг и пошла к кладовке. Она сунула руку в квадратное отверстие для шланга, пошуровала там немножко, щелкнула чем-то, и шланг, вздрогнув, захлебнулся.
Тарас принялся сворачивать его и впихивать в отверстие.
Это получалось у него ловко и ладно.
"Как бы не простудиться, – подумал я, стуча зубами, – однако с простудой в санчасть не возьмут."
Наталья Алексеевна подошла ко мне.
– Джек Никольс! – строго спросила она. – Как вы себя чувствуете?
Я хотел было ответить: "Спасибо, хреново", но вовремя спохватился и сказал:
– Наталья Алексеевна. Вы спасли нас от смерти.
Наталья Алексеевна покачала головой:
– Прыгуны не убивают безоружных. В крайнем случае, заплевали бы.
Наталья Алексеевна нагнулась и заколотила пробку в полу.
– Наталья Алексеевна, – завопил все еще не пришедший в себя от восторга вновь обретенной жизни Тарас, – Наталья Алексеевна! Я шланг сложил, как дверцу закрыть?
Прыгун прекратил лаять, сглотнул что-то и прямым ходом направлялся к обрадованному Тарасу.
Тарас попятился, готовый дать стречка.
– Тарас, – так же строго прикрикнула на него Наталья Алексеевна, – ни с места! Забыли уроки? Прыгуны безоружных не убивают, а убегающих бьют…
Тарас застыл. И если есть где-нибудь на планете памятник под названием "В ожидании разноса начальства", то этот памятник должен был бы быть похож на замершего Тараса.
– Федя, Федя, Федя, – нежно позвала Наталья Алексеевна, – Феденька…
Прыгун поворотил к ней морду.
Несмотря на холод, пронизывающий меня, я поразился тому, что бывает иногда и у рептилий осмысленное, почти человеческое выражение… "В чем дело, шеф?"- читалось на морде прыгуна.
– Туда, туда, – Наталья Алексеевна замахала рукой в дальний угол пещеры, где уже резвились друзья-приятели прыгуна, – туда, – настойчиво повторяла Наталья.
Прыгун мотнул головой резко, решительно, и коротко свистнул.
Жест и свсит были недвусмысленны, они могли означать только одно: "Заделаю вон тому мокрому козу-дерезу и пойду играть в лапту".
– Федя, – уже с заметной угрозой выговорила Наташа, – нельзя. Не-льзя. Не-льзя.
Она четко отделяла "не" от "льзя" – и прыгун понял ее.
Он развернулся, поджался, сгруппировался и прыгнул "вревх". Так называется этот сложный затяжной прыжок, совершенно бесполезный, ибо дает возможность спокойно прицелиться в распростертое, распяленное над тобой тело, – но исполненный особой отвратительной красоты.
Все так же дрожа, я задрал голову, чтобы проследить длительное парение прыгуна.
– Полетели на юг крокодилы, – запел издали вконец обнаглевший Тарас.
– Похоже, – засмеялась Наталья, подошла к Тарасу и защелкнула отверстие шлангохранилища.
Прыгун мягко приземлился на все четыре лапы, и прочие прыгуны заколотилив пол хвостами, выражая свое восхищение классным "вревхом".
– Мальчики, – сказала Наталья Алексеевна, – пойдемте… Вам надо помыться и согреться. Х/б здесь оставьте. Я на склад позвоню. Пришлют.
Мы пошли следом за Натальей Алексеевной.
Я старался идти быстрее, чтобы согреться. Тарас болтал без умолку, в его тарахтении было что-то не совсем нормальное, что-то пугающее, будто он хотел удостовериться в том, что вот же я, вот! – живой и здоровый: треплюсь, говорю, слова складываю. Я. Я! И звук моего голоса, не лай, не свист, не урчание…
Наталья Алексеевна остановилась у запертой двери, поискала ключ, открыла дверь.
– Заходите.
Я увидел мирный, комнатный коридорчик, стены в цветастых обоях, деревянную лестницу, ведущую наверх.
– Ох, – задохнулся от восторга Тарас, – я тащусь…
Мы вошли в коридорчик, и Наталья Алексеевна затворила дверь.
– Ребята, – сказала она, – вы сходите помойтесь, вам обязательно надо вымыться, с мылом, под душем… Струей шланга мало что смоешь, знаете ли…
– Что, – заволновался Тарас, – можем запаршиветь? То-то я чувствую…
– Чешется? – заинтересованно спросила Наталья Алексеевна.
– Ууужасно, – протянул Тарас.
– Немедленно под душ, – скомандовала Наталья, и в тоне ее команды слышался испуг.
Она чуть не бегом домчала до следующей двери, распахнула ее, щелкнула выключателем.
– Быстрей, быстрей, – она замахала рукой, – и воду, воду погорячей. Белье я принесу…
Второго приглашения не понадобилось. Мы опрометью кинулись в душ. Должно быть, оба одновременно вспомнили безгубое оскалившееся существо, заросшее уродливыми наростами.
Мы втиснулись в душевую. Три аккуратные кабинки, на полу – деревянные решетки, кафель…
– Мать честна, – охнул Тарас, – гляди! И мыло есть!
Зеленые куски мыла лежали в коробочках из жести, приделанных к душу.
Я снял нательную рубашку и кальсоны, бросил их на пол, пустил воду, встал под душ.
Я закрыл глаза, я блаженствовал.
Очень скоро я услышал покряхтывание Тараса и представил себе: вот я открываю глаза, а передо мной уже не Тарас, а…
Я открыл глаза. Тарас мылся в кабинке напротив, с удовольствием отскабливая свое тело. Вокруг него валялось множество маленьких, похожих на коготки кошки, зеленых наростов.
– Ты гляди, – он поднял какой покрупнее, – какая гадость на мне произрастала уже!
– Дда, – горячая вода обминала, обнимала тело – в нашей карантинной душевой текла только тепленькая водичка, – ты все отскоблил?
Я принялся намыливать голову.
– Вроде все. Вот на спине только погляди: ничего не торчит?
Тарас повернулся ко мне спиной. Из самого хребта, из позвонков вырастал, загибался здоровенный зеленый рог.
Мыло стекало у меня с волос и ело глаза; я подошел к Тарасу и сказал:
– Торчит.
– А… То-то я чувствую, чешется, падла; ты его мыльцем потри и пошатай…
Я стал намыливать рог. Он был мягок на ощупь и проминался под моими руками.
Я покачал рог – он подался, словно молочный зуб.
Тарас закусил губу:
– У, блин, садистюга, садирует. Рви его, быстро!
Я с силой рванул.
Тарас заорал. Я вздрогнул: вместе с наростом я оторвал большой кусок кожи и видел теперь сочащуюся кровью плоть Тараса.
Впрочем, рана зарастала довольно быстро. Уже поняв, в чем дело, я стоял наготове с мылом, и едва лишь на поверхности кожи стали появляться зеленые пупырышки, чешуйки, я кинулся затирать их мылом.
Тарас вопил. Я прекратил мыльные процедуры, когда кожа стала гладкой, белой.
– Падла, – отдувался Тарас, – массажист экстракласс…
