Сергей Карпущенко - Маска Владигора
— Не в кознях, а в предпочтении князя Владигора всем другим, — ответил гость. — А поэтому мы, посовещавшись, решили предложить тебе такое вот условие: пусть всякий, кто осмелится выйти на состязание, наденет на себя личину. Она должна закрыть лицо от глаз до подбородка. Понятно, глаза и рот открытыми останутся. Личина помешает твоим судьям судить криво, в пользу одного из нас.
Грунлаф молчал. Он и не помышлял о том, чтобы подсуживать в пользу Владигора. Ему было очень неприятно, что кто-то его пытается уличить в нечестности. Грунлаф, будучи устроителем состязаний, мог и отказать гостям в их предложении, — только он один вправе был устанавливать или менять правила стрельбы. Грунлаф, однако, боялся, что, не согласись он с требованием гостей, слух о его нечестности пойдет гулять по всем ближайшим и даже дальним княжествам.
— Ладно, — кивнул он, — будь по-вашему. Только я не пойму: если все вы будете в личинах, как судьи смогут делать каждому зачет? Маски, что ли, будут разными?
— Да пусть личины, — отвечали Грунлафу, — будут, какие Перун на душу положит. А судьи твои смогут выстрелы считать по признаку особому. Пусть каждый на спину нашьет свой знак из ткани. Этот вот — орел, другой — заяц… Можно медведя вырезать из полотна или сукна, вепря или цветок какой-нибудь. Так и будут судьи твои смекать: здесь заяц три раза промахнулся, а тут медведь в цель попал. И никак нельзя будет определить, Владигор ли или кто другой скрывается под тем или иным значком.
Говоривший помолчал, а потом, усмехнувшись в бороду, добавил:
— Только, князь, договоримся: ежели заметим, что ты стакнулся[7] с кем-нибудь из стрелков, отвечать тебе придется перед всем Миром Поднебесным. Лады?
Грунлаф, заметно помрачнев оттого, что так много хлопот выпало на его долю, едва он захотел выдать дочь свою за человека достойного, способного укрепить его державу, глухо молвил:
— Все будет по-вашему. Одно лишь я вам хочу сказать. Благородный Хормут забыл вам сообщить, что стрелять вы можете из всевозможных видов луков, какие у кого имеются, лишь бы они метали стрелы, а не камни. Согласны?
Некоторые гости рассмеялись — до того им показалось странным и излишним условие такое. Послышались возгласы:
— Где ж ты видел, князь, чтобы из луков камнями в цель стреляли?
— Иль, может, боишься, чтоб мы бабьи веретена на луки не возложили?
Грунлаф, не желая замечать насмешек, поклонился гостям и вышел, сопровождаемый Хормутом и Красом, а в зале после его ухода поднялся шум. Гости, теперь уже без стеснения вливая в себя духовитые пьяные меды и брагу, громко обсуждали условия предстоящих состязаний. Многие открыто заявляли, что не стоит и стараться победить, нужно, повеселившись вдоволь, ехать к себе домой, другие же, напротив, воодушевленные такими разговорами, помалкивали, веря в свои силы, третьи ругали Грунлафа за придуманные им невыполнимые правила стрельбы, четвертые сцепились с теми, кто предложил стрелять в личинах.
— Мыслимое ли дело, — кричали противники личин, — целиться из лука, надев на лица хари скоморошьи?!
— Истинно, княжеская забава! Вы сами, наверно, в своих землях харь скоморошьих не снимаете, жрете в них да спите с женами своими, нам же личины в новинку! Позор они для нас и неудобство! Как тут в шар катящийся угодишь или в голубку, будь она неладна!
Владигор слушал перебранку с чувствами противоречивыми. Он не постыдился бы надеть личину, хоть и не делал этого ни разу прежде, но ему стыдно и неприятно было состязаться с этими людьми, которые были не способны следовать правилам состязания, бранились, как рыночные торговки, радовались дармовщинке и совсем не горели желанием овладеть Кудруной, интересуясь лишь ее приданым.
Прислушиваясь к расшумевшимся гостям, Владигор не заметил, как красивый и молодой, с узкой полоской едва пробившихся усов, витязь поднялся с места и подошел к одному из слуг, уходившему из зала с подносом, заваленным обглоданными костями и опорожненными блюдами. Витязь этот, в нарядной свите, с богатым поясом, что перетягивал его стройный стан, что-то шепнул слуге и положил ему на поднос слиток серебра. Глаза слуги алчно блеснули, он кивнул гостю, предлагая ему следовать за собой. Когда они оказались вне зала, юноша сказал:
— Получишь еще серебра, если укажешь мне дорогу к княжне.
Слуге очень хотелось получить вознаграждение, но он опасался гнева Грунлафа.
— Господин, — бормотал он, — если князь узнает, что я показал вам дорогу к княжне Кудруне, он вздернет меня на дворцовой стене для острастки другим прислужникам.
— Дурень, — возразил витязь. — Он ничего не узнает, если ты сам не проболтаешься ему об этом. Да и с дочкой Грунлафа ничего не случится — я лишь молвить хочу ей пару словечек, и тотчас назад. Ну, берешь серебро?
Спустя минуту юный витязь смело шагал по коридорам дворца, а слуга, поставив поднос с объедками на пол, бережно прятал за пазуху два серебряных слитка.
— Кудруна, прекрасная Кудруна! — проговорил витязь приглушенно, остановившись напротив двери, ведущей в покои дочери Грунлафа, и осторожно постучав в нее. — Прошу тебя, поговори со мной совсем недолго!
Молчание было ответом витязю, и ему пришлось постучать снова. Но вот за дверью послышались шаги, и девичий голос произнес:
— Кто стучится ко мне так поздно? Ты, непрошеный гость, видно, хочешь, чтобы я позвала стражу, которая тебя лишит жизни уже за то, что ты имел дерзость ломиться в мои покои!
— Нет, я не собирался нарушить твой сон дерзким вторжением! — страстно и умоляюще заговорил юноша. — Но я один из тех, кто приехал, чтобы добиваться твоей руки!
— Вот и добивайся ее на состязаниях, — строго ответила Кудруна. — Похоже, ты не больно-то в себе уверен, если пытаешься склонить меня к свиданию прежде, чем доказал, что луком владеешь так же хорошо, как языком.
— Что ты, Кудруна, что ты! — шептал витязь, приблизив лицо к щели между дверью и косяком. — Лук не дрогнет в моих руках, а глаз мой столь зорок, что не голубку, выпущенную из рук твоих, а малую синицу я сумею сразить, почти не целясь.
— Так что же тебе мешает завладеть мною, победив других гостей? — дрогнул голос Кудруны.
— Просто я опасаюсь, что Грунлаф, даже если и стану первым я, не отдаст тебя мне, витязю неродовитому. Все твердят, что Владигор станет твоим супругом.
— Что же, Владигор — известный князь и храбрейший витязь. Я бы с великой радостью сняла с него обувь перед постелью брачной!
— Но ведь ты его не знаешь! Видела ли ты его лицо? О, это почти урод! Злые глаза выглядывают из-под косматых бровей, волчьи клыки торчат из вечно мокрого, сочащегося зловонной слюной рта, уши, как у рыси, стоят торчком, а волосы — как щетина кабана!
