Мэри Стюарт - Принц и пилигрим
— Вы… — Произнеся это, Александр неприятно поразился звуку собственного голоса. «Блею, как ягненок», — подумал он и попытался начать снова: — Кто вы?
Дама поспешно подошла к столу, взяла золотой кубок и вернулась с ним к постели. Она склонилась над Александром, и ее прохладная ладонь скользнула под голову юноши, приподнимая ее, чтобы тот мог напиться:
— Теперь я твоя сиделка, Александр. Когда я услышала о случившемся, я велела перенести тебя сюда, в мои собственные покои, где могу сама о тебе позаботиться. Во всех королевствах не найдется лучшей целительницы. Ну, пей же.
Вырез ее платья открывал не только нежную шею. Когда дама склонилась ниже, Александр увидел ее груди, округлые и полные, разделенные глубокой затененной ложбинкой. Он с трудом отвел глаза и, подняв взор, увидел, что дама с улыбкой наблюдает за ним. Смутившись, юноша попытался заговорить, но дама покачала головой, все еще улыбаясь, вылила ему в рот последние капли, затем отнесла кубок обратно на стол.
Голос дамы звучал спокойно и сдержанно:
— Сейчас ты снова уснешь, а утром от лихорадки не останется и следа, и рука начнет подживать. Я перевязала твои раны, пока ты спал. Нога будет еще некоторое время беспокоить тебя, так что придется ее поберечь. Теперь я пошлю к тебе Бригит, но утром навещу тебя сама.
Александр, зная, что никогда не осмелится просить эту сказочную богиню проводить его туда, куда ему вдруг так понадобилось, почувствовал живейшую благодарность, когда дама, поставив кубок, двинулась к двери. Но он должен был узнать одну вещь.
— Откуда вам известно мое имя? — хрипло спросил он.
От дверей дама обернулась к юноше, и на губах ее играла прежняя, неуловимая улыбка. Незнакомка и в самом деле была на диво обворожительна.
— Я вижу и слышу, а то, чего я не могу увидеть или услышать, мне поведают дым, кристалл и голоса во мраке. Спокойной ночи, Александр.
Несмотря на ее заботы, а более вероятно — благодаря им, ночью Александра снова трепала лихорадка, тревожа разум юноши и не давая ему заснуть. Только одна женщина в Темной башне могла так выглядеть, так говорить и распорядиться, чтобы чужака перенесли в эти королевские покои. Чародейка, королева Моргана.
Что еще ведомо ей, этой колдунье, что глядит в дым и кристалл и внимает голосам во мраке?
Часть четвертая
Прекрасная паломница
Глава 17
Где-то за четыре месяца до вышеизложенных событий, холодным и ясным январским днем герцог Ансерус отправился на поиски дочери и обнаружил ее в залитых солнцем покоях вместе с Мариам. Девушки — предполагалось, что они трудятся над гобеленом, — устроились рядышком у окна в тонком луче света и чему-то смеялись. Не будь Алиса герцогской дочкой, уместно было бы сказать «хихикали». При появлении герцога смех тут же умолк, девушки поднялись с мест и сделали реверанс. Затем Мариам, по взгляду госпожи, еще раз присела до полу и вышла за дверь.
Алиса снова опустилась на стул, а герцог пододвинул кресло ближе к окну. Невзирая на солнечный свет и тепло от жаровни, в комнате было зябко. Он потер руки, откашлялся, но не успел и слова вымолвить, как девушка уже скромно ответствовала:
— Да, папа.
— Что это ты разумеешь под «да, папа»? Я еще ничего не сказал.
— Не сказал, но ветер дует северный, старый год сменяется новым, и ты мерзнешь.
Герцог сдвинул брови и нагнулся вперед, близоруко щурясь. С годами зрение его понемногу начинало сдавать.
— Допустим. И что с того?
— А то, что в замке холодно, точно в могиле, и повсюду сквозняки, так что пора снова отправляться в паломничество. Верно?
Герцог не сдержал сухой смешок.
— Смотри, чтоб такие разговоры не услышал ненароком отец Ансельм, детка! Но ты, конечно, права. Я и впрямь ловлю себя на том, что думаю о весеннем солнце южных краев, а ведь знаю, что должно мне думать только о собственных грехах, да о тяготах пути, да о молитвах, кои мы вознесем по прибытии.
— Что еще за грехи? — переспросила дочь ласково. — Грешу здесь только я, и теперешние мои мысли иначе как греховными и не назовешь! Я ведь как раз толковала с Мариам о Святой земле, и о том, что, может, в этом году мы опять туда поедем, и как славно будет снова оказаться в Риме — ах, этот чудесный уютный дом с теплыми полами! — и о том, какие дамасские шелка я смогу купить на том базаре в Иерусалиме. Ну не грешница ли?
— Не шути так, милая.
Упрек герцога прозвучал мягко, но девушка вспыхнула и поспешно откликнулась:
— Прости меня. Но, отец, ведь это правда. Ты святой и, Господь свидетель, делал все, чтобы и я стала такою же, а я по-прежнему только жалкая грешница, которая больше думает о… ну, о бренном мире и его прелестях, нежели о царстве небесном.
— И о таких вещах, как брак? — (Алиса быстро вскинула глаза, и герцог серьезно кивнул). — Да, дитя мое, об этом я и пришел поговорить, а вовсе не о путешествиях, визитах и молитвах.
Девушка резко вдохнула и откинулась назад, выжидательно сложив руки на коленях. Но этот смиренный вид ни на миг не ввел отца в заблуждение.
— Тебе уже пошел семнадцатый год, Алиса, — осторожно начал герцог, словно испытывая дочь. — В этом возрасте большинство девушек благополучно выходят замуж и обзаводятся собственной семьей и собственным домом.
Алиса промолчала, и герцог снова кивнул.
— Знаю, милая. Мы об этом уже говорили, и не раз, и ты всегда вела себя как покорная дочь, но всякий раз умоляла меня подождать, подождать еще год… а потом и еще один. Но теперь объясни мне почему. У тебя нет матери, которая бы наставила тебя и вразумила, но я тебя выслушаю. Или душа твоя не склоняется к замужеству, дитя мое? Возможно ли, чтобы ты начала размышлять о постриге?
— Нет! — Ответ прозвучал так резко, что брови герцога изумленно взлетели вверх, и девушка продолжила уже мягче: — Нет, отец, дело не в этом. Ты же знаешь, я никогда не смогла бы… монастырская жизнь — не для меня. А что до замужества, так я всегда знала, что в один прекрасный день придется о нем задуматься, но… право же, дом и хозяйство у меня здесь, и заботиться есть о ком — о тебе! Почему бы нам не подождать? Хотя бы до того, как мне исполнится семнадцать? А тогда, обещаю, я покорюсь твоей воле и позволю тебе решить мое будущее. — Девушка ослепительно улыбнулась отцу — и ласково, и лукаво. — С условием, конечно, что юноша, которого ты для меня изберешь, окажется красавцем и храбрецом… и притом безземельным, так что он не увезет меня прочь, а поселится здесь, в Розовом замке!
— Алиса, милая, Господь свидетель, я бы охотно удержал тебя при себе, кабы мог, — сдержанно проговорил герцог, не улыбнувшись в ответ. — Но ты же знаешь, рано или поздно придется что-то решить, чтобы обезопасить будущее нас обоих, а также и наших людей.
