Оливер Боуден - Возрождение
– Если хочешь что-то сделать, сделай это сам, – произнес Вьери. – Иногда я просто не понимаю, зачем плачу так называемым «телохранителям». Прощай, Эцио! – И он набросился на врага.
Волна боли прошла по телу Эцио, когда секира скользнула по голове. Зрение расфокусировалось, и Эцио почувствовал головокружение. Но он тут же вспомнил все, чему его учили, и позволил инстинкту взять верх. Он встряхнулся, и, когда Вьери застыл, чтобы нанести смертельный удар по своему давнему безоружному противнику, Эцио согнул запястье правой руки, выпрямив пальцы. Мгновенно, щелкнул механизм скрытого клинка его отца, лезвие выскочило на полную длину прямо под пальцами, тупой металл секиры столкнулся с острым краем клинка. Лезвие порезало Вьери руку. Эцио получил возможность ударить сбоку, чем и воспользовался – клинок вошел в тело без малейшего сопротивления.
Мгновение Вьери стоял, не шевелясь, а потом, выронив оружие, упал на колени. Кровь фонтаном хлестала из раны. Эцио подхватил его, когда он начал заваливаться на землю.
– У тебя почти не осталось времени, Вьери, – быстро сказал Эцио. – Теперь возможность отправиться с миром к Господу есть у тебя. Расскажи, о чем вы говорили? Что вы задумали?
Вьери ответил ему слабой улыбкой.
– Тебе никогда не победить нас, – произнес он. – Тебе никогда не победить Пацци, и уж точно никогда не победить Родриго Борджиа.
Эцио понимал, что у него есть всего несколько секунд, прежде чем у него на руках останется труп.
– Отвечай, Вьери! Мой отец раскрыл ваши планы? За это вы его убили?
Но лицо Вьери уже стало пепельно-серым. Он крепко сжал руку Эцио. Тонкая струйка крови показалась в уголке его рта, а глаза стали тускнеть. Но он все равно выдавил ироническую улыбку.
– Чего тебе надо, Эцио, полную исповедь? Прости, но у меня нет на это времени. – Он судорожно вдохнул, изо рта полилась кровь. – Мне, правда, жаль. В другом мире мы могли бы стать друзьями.
Эцио почувствовал, что хватка на его руке ослабла.
В тот же миг боль от раны напомнила о себе, как и воспоминания о смерти родных, его захлестнула холодная ярость.
– Друзьями? – прорычал он трупу. – Друзьями! Ты кусок дерьма! Да я выброшу твое тело на дороге, на съедение воронам! Никто не будет плакать о тебе! Хотел бы я, чтобы ты подольше помучался! Я…
– Эцио, – оборвал его строгий спокойный голос. – Достаточно. Окажи ему хоть немного уважения.
Эцио поднялся и, развернувшись, столкнулся с дядей.
– Уважения? После всего, что произошло? Думаешь, одержи он победу, он не вздернул бы нас на ближайшем дереве?
Марио был серьезно потрепан, покрыт пылью и кровью, но на ногах стоял прочно.
– Он не победил, Эцио. И ты – не он. Не уподобляйся ему.
Он опустился на колени возле тела и рукой в перчатке закрыл Вьери глаза.
– Пусть смерть подарит долгожданный покой твоей бедной злобной душе, – произнес он. – Покойся с миром.
Эцио молча наблюдал за этим. Когда дядя встал, он спросил:
– Всё кончено?
– Нет, – отозвался Марио. – В городе все еще идут жестокие бои. Но все оборачивается в нашу пользу. Роберто перевел некоторых из своих людей на нашу сторону, так что победа – вопрос времени. – Он замолчал. – Уверен, ты будешь огорчен, узнав, что Орацио погиб.
– Орацио…
– Перед смертью он назвал тебя храбрецом. Будь достоин этих слов, Эцио.
– Попытаюсь, – Эцио сжал губы. Хотя он и не до конца всё осознал, это был ещё один урок.
– Мне нужно собрать людей. Но для тебя есть кое-что, что позволит тебе узнать больше о наших врагах. Это письмо мы забрали у одного из здешних священников. Оно адресовано отцу Вьери, но Франческо, по-видимому, не пробыл здесь достаточно долго, чтобы успеть получить его. – Он протянул бумагу со сломанной печатью. – Здесь есть несколько священников, которые проводят погребальные обряды. Я пошлю одного из сержантов договориться с ними.
– Мне нужно тебе кое-что сказать…
– Позже, – Марио поднял ладонь, – когда закончим здесь. После такой неудачи, наши враги не смогут действовать так быстро, как рассчитывали. И Лоренцо во Флоренции будет настороже. Сейчас у нас есть преимущество. – Он снова замолчал. – Мне пора идти. Прочитай письмо, Эцио, и подумай над тем, что там сказано. И позаботься о своей руке.
Он ушел, Эцио отошел от тела Вьери и присел под деревом, за которым ранее прятался. Насекомые роились вокруг лица Вьери. Эцио развернул письмо и прочитал:
Мессер Франческо,
Я сделал, как вы просили, и поговорил с вашим сыном. Я согласен с вашей оценкой, но лишь отчасти. Да, Вьери дерзок и склонен к необдуманным поступкам, он привык обращаться с людьми как с игрушками, как с фигурами на шахматной доске, жизни которых представляют для него столько же интереса, как если бы они были сделаны из дерева или слоновой кости. Его наказания обычно суровы, в качестве доказательства, я посылаю вам отчет о трех искалеченных им людях.
Но я не считаю, что он, как вы выразились, окончательно испорчен. Более того, я полагаю, что причина его поведения довольно проста. Он хочет заслужить ваше одобрение. Ваше внимание. Его выходки – лишь следствие его неуверенности в себе. Он говорит о вас часто и охотно, и выражает желание быть с вами ближе. Так что, если он ведет себя резко, глупо, агрессивно, я уверен, что это только потому, что он хочет быть замеченным. Ему нужна ваша любовь.
Мои выводы получены на основе информации, которую вы предоставили мне, но я бы хотел предупредить, что прекращаю эту переписку. Если он поймет смысл наших с ним бесед, я, признаюсь откровенно, страшусь того, что он сможет со мной сделать.
Искренне ваш,
Отец Джокондо.
Дочитав письмо, Эцио еще долго сидел, размышляя. Он взглянул на тело Вьери и заметил сумку для бумаг на поясе, на которую раньше не обратил внимания. Он подошел, взял ее и вернулся к дереву, чтобы изучить содержимое. Внутри оказалась небольшой женский портрет, кошелек с несколькими флоринами, небольшой блокнот, еще не использовавшийся, и аккуратно свернутый лист пергамента. Трясущимися руками Эцио развернул его и сразу понял, что это. Страница Кодекса.
Солнце поднялось выше, группа монахов переложила тело Вьери на деревянные носилки и унесла прочь.
Когда весна снова сменилась летом, а мимозы и азалия уступили место лилиям и розам, с трудом добытый мир вернулся в Тоскану. Эцио был доволен, увидев, что его мать постепенно приходит в себя. Ее нервы были сильно расстроены трагедией, случившейся с ними, и теперь Эцио казалось, что она уже никогда не сможет покинуть умиротворяющую тишину монастыря. Клаудия, учитывая все обстоятельства, приняла первый обет, который был первым шагом на пути получения статуса послушницы. Перспектива этого не радовала Эцио, но он знал, что она от рождения обладает тем же упрямством что и он, и любая попытка помешать сестре, только укрепит ее решимость.
