Людмила Минич - Ступени в вечность
— Заткнись! — прикрикнул на неё Корка. — Ну?! — обратился уже к Такхуру.
— Чего ну?
— Ты из меня дурака-то не делай, — мягко посоветовал устроитель. — Коли начал, коль уже проговорился — так делись.
— Захочу — продам. — Такхур, похоже, ничуть не потерялся. — Если из нас один тут дурак, то речь не про меня. Не боюсь я смерти. Уж не раз заглядывал. А вот у тебя поджилки все трясутся, как подумаешь, что хозяин сотворит… вот только узнает, как ты горло его под нож подсунул. Знаешь ведь законы? Кто против Ведателей злоумышляет, тот против Бессмертных встаёт.
— Никто не умышлял против Храма, — скрипнул зубами Корка.
— Ага, ни-ни! Только бабу умыкнул, что Великому ценнее золота показалась. А хозяин твой решил вперёд всех в оборот её взять, тайнами Раванги разжиться, а может статься, и к рукам его прибрать. Раванга хоть и на отшибе, а тоже при Храме. Только Первому Ведателю не кланяется. А тот, хоть его и не жалует, все равно за закон горою станет. Не тронь то, что храмово! Не хуже меня ведаешь, какой им прибыток от паломников, что к Раванге отовсюду тащатся. Какая слава Храму Табалы. Нет, они за него горло перегрызут хозяину твоему. А тот тебя прихлопнет. Это он ещё успеет.
Такхур заметно развеселился, чувствуя, что каждое его слово попадает прямо в цель.
— Пока не видно, чтобы кто-то её спасать бежал. — Корка пытался нащупать твёрдую землю, а Такхур становился все увереннее:
— Так я ж полночи тебе толкую: есть у меня средство. Верное! И не раз испытанное… Слова тайные против Ведателей. На человека их кладёшь, и ни один Ведатель его не уследит. Такой же слепой и глухой становится, как и все. Только умеючи надо, у каждого не выйдет. Вроде как… шумят они, словечки эти, что тот ветер в пустоши, Нить скрывают… — запнулся Такхур. Видно, и сам хорошенько не ведал, чем владеет. — Ясно? Они кучу золота стоят. Такую, что тебе не собрать, Корка.
— А не боишься, что раз брякнул, то мы это и без золота вытравим?
Такхур снисходительно усмехнулся:
— Ну что ты все попусту стращаешь? То и дело: не боишься, не боишься… Не боюсь! Потому что слова эти, как ветер. Его слышно, пока дует. Не перекричишь. А закончится буря, так снаружи уж и кричать не нужно будет. И так все слыхать.
— Так что ж ты его, все время, что ли…
— Ага, — Такхур хохотнул за спиной у Маритхи. — А как же. То и дело подкидывать нужно… чтобы шум не затихал. Без трудов ни на горсть песку не заработаешь. Так что никто сюда не нагрянет. Наверняка её уже ищут, да только не тут. Потому как никакой Ведатель, даже сам Раванга, не уследит её, пока я наговор кладу. Была баба и вышла, как не было.
Только тут Маритха сообразила, что её похититель перемежает все слова свои странными промежутками. Она сразу ощутила себя, как в кувшине, из которого не выбраться. Заткнули горло да запечатали.
— А с чего я тебе верить должен? — гнул своё Корка.
— А ты не верь, — бросил Такхур. — Можешь меня, вон, как Самаха, завалить. Да недолго будешь радоваться. — И вдруг рявкнул, заставив Корку вздрогнуть: — Ты глаза разуй, горакх тупоголовый! Уж сколько нас тут морозишь, когда бы мог уже умишком пораскинуть! Самах её сразу подцепил, пока Раванга у Покровителя торчал. Мы так и сговорились. Покровитель Раванги боится, потому никогда с ним без Васаи, Ведателя своего хитромудрого, не встречается. А Ведатели, сам знаешь, они себя закрывают, друг от друга берегутся. Не слыхал такого? Точно тебе говорю! Вот когда Ведатель от такого ж, как он, скрывается, тогда и надо… А там уж этот, — Такхур смело вышел вперёд, не цепляясь больше за Маритху, подошёл к телу Самаха, легонько пнул его ногою, — бабу ко мне вывел, и я уж расстарался.
— А что, только рядом можно? Слова эти тайные говорить? — Корка опять жадно подался вперёд, пытаясь вызнать, как можно больше.
— Я ж тебе не Ведатель какой, — раздражаясь, отрезал Такхур. — Через полсвета с Нитями говорить не умею.
— Откуда ж ты такой, хранитель, выискался? — вкрадчиво гнул своё Корка. — Или все, кроме тебя, недогадливые больно? Никто тайного слова не знает, не слыхал даже, что такое есть. Один ты… Или скажешь, на Той Стороне все такие? Арвах, вон, не один год там на добыче корячился, да ничего подобного не ведает. Или тоже чего-нибудь весёленького знаешь, а, Арвах?
Один из черных людей коротко всхохотнул, показывая, как он верит словам Такхура.
— Вот потому ему под тобой и ходить, — беспечно отозвался Такхур. — А я своим промыслом жить буду. И неплохо. И все потому, что Арвах твой, видно, из посёлка добытчицкого ни ногою, а я ради крупинок золота понапрасну не ломался. Это ж земля Бессмертных, запретный край. Там, говорят, чудес разных вокруг да около понапичкано — страшное дело. Говорят, там даже Храмы остались целёхонькие, битком набитые ценными штучками, каких больше нигде не сыщешь. Вот того-то я искал.
— И как, нашёл? — Смех у Корки не получился.
— Храмов, может, и не видел, а вот кой-чего другого… Чего уж там… — непритворно вздохнул он. — Найти-то можно, да достать непросто. Дважды чуть Нити не лишился. Один раз сам ноги унести сподобился, другой раз — нет уж. Меня люди адика подобрали, полумёртвого. У них там не лекари — все песенники какие-то. Все причитают над тобой, вопят, поют, пока не оклемаешься. Ну, мёртвый встанет! Только бы вытья больше не слыхать. Потому у них народ и здоровый весь, как один. Я на ноги не просто быстро встал — вскочил. Да пока встали они с того места, где меня подобрали, далеко откочевали. Пришлось мне с ними потереться малость. В тех местах одному, да ещё после ран таких — не обрадуешься.
Он смолк. Маритха заметила, как только он начал говорить, люди Корки тихо исчезли, притворив за собою тяжёлую дверь. Верно, велел он им каким-то словом или жестом. Девушке не до того было. Она сама вслушивалась в рассказ Такхура, превозмогая боль и стоны, опасаясь, что засунут её в какой-нибудь мешок, где она ничего не услышит. И откуда уже, наверно, не выберется.
— Ну? И чего? — снова не выдержал Корка.
В пещере оставались только они с Такхуром да ещё Маритха, притаившаяся в уголке.
— Чего… раньше не мог, что ли, громил своих услать?
— А… — махнул рукой Корка. — Считай, что их Нити тоже там, — указал он на скорчившееся тело Самаха, поверх которого змеею валялась то ли цепь, то ли толстая верёвка. — Не успеют разнести.
— А баба эта? — Такхур указал на угол, где тихо скорчилась Маритха, ничуть про неё не забыл.
— И с нею разберёмся. Слегка порасспрашиваем. — Маритха не видала его лица, потому что Корка так и не снял своего наличника, но слова её ужаснули. — Пока не узнаем, зачем она Раванге так сдалась, что по пустошам таскался, её разыскивал. Да ещё людей у Покровителя просил. К хозяину её теперь тащить опасно… Все, что тут слыхала, выболтает. От Ведателей не укроешься. Ничего, скажем, что Раванга возвратился до срока, вот дело и не сладилось. Да и что мне теперь хозяин? Если ты, правда, способ знаешь, как Ведателя обвести…
