Людмила Минич - Ступени в вечность
— Мне твоё слово, что ветер дурной из пустоши, — презрительно отозвался человек, так и не снявший наличника. — Говори, что значит «скрытая она»!
— Нашёл дурака! За такое заработать можно не меньше, чем за эту девку. Больше даже. А ты задаром поживиться захотел. Много вас, таких проворных.
— Отчего же до сих пор тогда под Тангаром ходишь? В хранителях? — в тон подхватил тёмный человек. — Отчего не забогател до сих пор?
— А то дело моё.
Маритха увидала, как нехорошо искривилось обличье Такхура. Пламя, отчаянно метавшееся по сторонам, мигнуло в последний раз и исчезло. Огарок вмиг догорел. Темнота тут же наполнилась шумом: окриками, вознёй, ударами. Внезапно Маритхе вновь вывернули кисть, выкрутили руку за спину, предусмотрительно зажав рот, потащили куда-то, даже не стараясь поставить на ноги. Девушка и не брыкалась вовсе, и так от боли глаза на лоб вылезли.
— Корка! — сзади почти в самое ухо заорал Такхур.
Вокруг все стихло, остановилось, только Маритха продолжала слезы глотать да отчаянно призывать Великого на помощь, тщетно пытаясь укусить ладонь, закрывшую пол-лица.
— Мне ничего не стоит прямо сейчас ей Нить укоротить. Так своему хозяину и скажешь. Что по дурости девку прозевал.
— Ты не уйдёшь отсюда, — царапнул девушку хриплый голос из мрака.
— Ты меня испугать хочешь, Корка? — презрительно хохотнул за спиной Такхур. — Ты что, не слыхал? Я ни тебя не боюсь, ни Бессмертных. Моя Нить не дрожит. Слишком часто её обрезать пытались. Такие, как ты. Л ты, устроитель, вижу, хватку теряешь. Я ещё перед Холодами про тебя кое-что слыхивал… да не верил. Гляди, чтоб у твоего хозяина терпенье не закончилось!
Пламя вновь разгорелось, теперь уже факелом. Потом ещё одним, и ещё. Стало светло, намного светлее, чем раньше. Корка молчал, слышалось только тяжёлое дыхание и подвывания Маритхи.
— Бросай дурить, договоримся с выгодой! — призвал ещё раз Такхур, умышленно причиняя боль своей пленнице, хоть та нисколечко не трепыхалась.
Корка все помалкивал. Теперь зала осветилась куда ярче, и все фигуры выступили из мрака, но Маритхе было не до разглядывания. Надеясь, что Такхур таки соврал, она без устали призывала Равангу, умоляя спасти её.
— Она теперь моё имя знает, — наконец уронил Корка, и девушка в который раз облилась холодным потом. — Если ты соврал, мне теперь одна дорога — и её, и вас обоих побыстрее… и прочь из Табалы.
— Да брось! — совсем уж миролюбиво протянул мучитель Маритхи, ослабив хватку, и девушка бессильной сползла на холодный камень. — Ни один Ведатель её сейчас не услышит. А нас с тобой Раванга не видал никогда, ни тебя, ни меня. Нитей наших не знает — стало быть, не знает, что и где искать.
— А про этого что же промолчал? — Корка кивнул в сторону Самаха, что слабо дёргался в руках людей неизвестного «устроителя» Корки. — Его и на запорах с ней видали, сам сказал.
— Его — наверняка, — небрежно кинул Такхур. — Он же теперешний её хранитель. Потому и вывел. А Раванга как раз сегодня к ней наведывался. При нем, стало быть.
— Так чего ты его сюда притащил? Какие узлы плести? — рявкнул Корка.
— Э нет! — Самах тоже отважился вступить в разговор, хотя по голосу слышно было — ему не по себе. — Не пойдёт так! Я больше него рисковал! Меня, если, что, первого искать начнут. Так что половина золота — моя! И кончен разговор!
— Заткнись, дурак!
Но Такхур опоздал.
— Тебя первого, говоришь?
Корка едва шевельнул рукою, и Самах тут же захрипел, хватаясь за горло. Маритха не могла оторваться от его бессильно дёргавшегося тела и выпученных глаз. Наконец Самах обмяк и тяжело осел. Люди Корки даже не потрудились оттащить его в сторону. Один из них проворно смотал длинную цепь с верёвкой, вроде той, что была при Самахе, когда они покинули жилище Покровителя. Однако не спрятал, тут же рядом бросил, прямо на тело.
— Что скажешь? — лениво протянул Корка, поглядывая на Такхура, все ещё сжимавшего руку девушки.
— Что… Спасибо, Корка. От лишней работёнки избавил.
— Может, тебя заодно избавить от работёнки золото считать? А, Такхур?
— Прикуси свой поганый язык, — Такхур начал злиться, — а то у тебя появится работёнка хозяина своего задабривать, чтоб понапрасну не сгинуть. Да не знаю, удастся ли: нрав у него, говорят, не в меру крут. Я ведь что — сегодня в Табале, а завтра далеко отсюда. А вот тебе… Хватит, — резко оборвал он сам себя. — Случись что со мной — и Раванга тут же укажет Покровителю, где сейчас эта баба. Хочешь, Корка? Так что трижды подумай до того, как громил своих на меня натравливать.
Маритха затравленно озиралась. Их уже окружили со всех сторон, и Такхур ещё крепче прижал её к себе. В затылок, у основания шеи, впилось что-то жутко острое, наполняя её тоскливым холодом. В храбрости её мучителю отказать было нельзя, но как бы там у них ни вышло, а отправляться навстречу Бессмертным без Маритхи намеренья у него не было.
Корка легко качнул головой, люди его застыли.
— Что значит — случись что? — подозрительно спросил он. — Кто тебя тут услышит?
— Кому надо, тот не пропустит, — загадочно бросил Такхур. — Ты что ж себе думаешь: средство против Ведателей всяких у меня имеется, а обратного слова к нему нету? Есть, ещё как, не сомневайся!
— Так это слово такое? — жадно подался вперёд Корка. — Чтобы от глаз и ушей Ведателя скрыло? — Сомнение брало верх, и он недоверчиво протянул: — Не надевай мне мешок на голову, Такхур, всем ведомо — от них не укрыться.
Но даже Маритхе сквозь испуг и мольбы, обращённые к Бессмертным, ибо на Равангу уже надежды не было, стало ясно: Корка ждал чуда. Она, признаться, тоже прислушивалась со вниманием. Где это слыхано, чтобы Ведателя обвести, да ещё такого, как Великий Раванга?
Такхур сплюнул у неё за спиною. Раз пришлось проговориться, значит, теперь и делиться придётся. Для устроителя тайное слово, скрывающее от Ведателей, верно, было куда привлекательнее, чем какая-то девка непонятной ценности. За которую, ещё неизвестно, отвалят что-нибудь или нет, а шкуру хорошенько могут попортить.
— Это тебе не укрыться, — проворчал хранитель, отпуская Маритху. Теперь держать её не было надобности. — А я не зря по Той Стороне столько оттаскался. Не так просто.
Снова воцарилось молчание. Потрескивали факелы, Маритха постанывала сквозь стиснутые зубы, стараясь ничем о себе не напоминать. Вдруг про неё забудут за новой надобностью… Здоровой рукой она поддерживала изувеченную. Плечом даже пошевелить было страшно, оно все наливалось и наливалось пронизывающей болью. Будет ли тому конец? Не выдержав, она всхлипнула.
