Светлана Багдерина - Герои не умирают
Фалько ободряюще подмигнул: «Давай, не спи!» — и снова налег на весла.
Второй галеас тоже стоял правым бортом вдоль берега, и погрузка награбленного также шла вовсю. Пираты на борту сноровисто тянули веревки, к которым были привязаны коровьи туши, мешки, сундуки, узлы, бочки — всё съедобное и несъедобное, приглянувшееся барзоанцам за их короткий, но плодотворный рейд. Сколько Найз ни всматривался в сновавшие фигуры, никого, хоть отдаленно похожего на эрегорцев или благородных гостей приметить не удалось. Не было или уже погрузили? А если погрузили, то когда мастер Горату подожжет корабли…
Эта мысль, простая, но страшная, снова заставила мальчика сбиться со счета. Он хотел спросить у Тигра, что тот думает, и не замечал ли где-нибудь пленных — но увидел пот, льющий с лица, ритмично вздувавшиеся мускулы на голых руках, сжатые от напряжения губы, сосредоточенно полузакрытые глаза — и прикусил язык.
С корабля что-то закричали.
Им?
Мальчик вскинул голову, но заметить кого-либо на фоне мешанины из снастей, почти сливавшейся с ночным небом, было невозможно. Оставалось только надеяться, что окликали не их. Просто один пират вздумал что-то громко сказать другому. Или…
Тот же голос рявкнул с высоты нараспев что-то непроизносимое нормальными людьми — и в нос лодки вонзилась стрела.
Фалько выругался — тихо и без апломба, точно ждал этого. Найз побледнел и съежился, забыв все цифры разом, будто ожидал, что с секунды на секунду станет мишенью для десятка барзоанских арбалетчиков. Но вместо второй стрелы с кормы долетел всего лишь новый окрик, требовательный и раздраженный. Мальчик глянул на Тигра: что делать? И тут гардекор поднял голову и, не замедляя ни на мгновение ход их судна, выкрикнул что-то в ответ.
По-барзоански.
Найз изумленно моргнул, думая, что ослышался:
— Что… вы сказали?
— Не тебе… не отвлекайся… — сквозь стиснутые зубы пробормотал Фалько.
— Но это был не эрегорский язык!
— Не может быть! — фыркнул гардекор и сурово зыркнул на мальчика: — Сколько… времени… прошло?
— …десять, двадцать, тридцать!.. — лихорадочным заговорил пацан, со стыдом соображая, сколько секунд или минут он потратил на пустяки — и сколько у них осталось. — Тридцать один, тридцать два…
С борта долетел новый окрик — правда, уже не гневный, скорее недоуменный.
Фалько поднял голову, снова проорал что-то певучее и быстрое, и зыркнул на Найза:
— Готов?
— Сорок один… сорок… да!
— Будем проходить мимо шлюпок… — стараясь не сбить дыхание, заговорил он, — втяни голову в плечи. Сделай испуганное лицо. Сбрасывай у носа. Останавливаться не буду. У следующего… сбрасывай две. Сразу у кормы. Плавать умеешь?
— Да! — соврал от неожиданности Найз.
— Нырять?
— Д-да…
— Сбросишь последнюю — сразу ныряем. Плывем от берега прямо. Не выныривай… пока не станет невмоготу. Вынырнул — снова ныряй. Понял?
— Но почему от берега?! И в лодке нам…
— Понял? — сквозь стиснутые зубы прорычал Фалько.
Мальчик проглотил рвущиеся возражения и кивнул.
Чтоб выполнить указание Тигра по части лица, много усилий ему прикладывать не пришлось. Кожей чувствуя на себе взгляды всех пиратов, где бы они ни находились, очень просто было представить себя в толпе рабов или проткнутым стрелой подозрительного часового. А когда лодка приблизилась к месту разгрузки и до слуха мальчишки долетели барзоанские слова, то ощущение приближающейся стрелы стало почти невыносимым. Вот-вот, еще секунда, еще мгновение, и… И как будто простого страха смерти было мало, в голову пришла самая жуткая мысль: — «Мы не успеем!»
Спохватившись, что бросил счет, Найз попытался начать хотя бы с того места, где остановился, но тут они поравнялись со шлюпками у борта галеаса. Судорожно сглотнув сухим горлом, мальчик изобразил на лице высшую степень ужаса, поднял руки, закрывая ими голову — и, не в силах преодолеть любопытство, исподтишка скосил глаза на пиратов.
Под разгрузкой стояло две шлюпки. Одна только подошла, проседая едва не до края бортов под тяжестью трофеев. Вторая уже была почти пустая: шестеро барзоанцев — гребцов и грузчиков — привязывали последние мешки к свисавшим с борта веревкам и весело перекликались между собой. В тусклом свете фонарей Тигра было не отличить от настоящего пирата: все были с непокрытыми головами, коротко стрижены, на всех надеты одинаковые зеленые кольчуги на голое тело и наручи из такого же металла — какие Тигр позаимствовал у одной из последних своих жертв, хотя назвать пиратов жертвами не поворачивался язык. «Они же не знали, что встретят здесь Фалько», — неожиданно проскочила мысль, полная гордости и тепла, и Найз улыбнулся, беззаботно разрушая образ маленького испуганного раба. И хоть остались пираты, осталась перспектива плавания и даже ныряния, остались арбалетчики, выцеливающие их с борта, но на душе у мальчишки сразу стало необъяснимо спокойно.
Фалько здесь. Фалько с нами. А если Фалько с нами — кто против нас?
Со шлюпок долетел новый выкрик, и мальчик прикусил язык. Гардекор коротко ответил что-то, но пират, окликнувший их, не унимался. К нему присоединились другие. Новые вопросы — один за другим — посыпались словно град, и тишина, воцарившаяся вдруг на галеасе и шлюпке, резанула по ушам больнее, чем рев сотен голосов.
— Кажется… сейчас будет… весело… — шало ухмыльнулся Фалько. — Эй, не уснул?
Найз пристыженно вскинул взгляд — и вовремя. Выдернув пробку, он торопливо перевалил бочку через борт. Та нырнула, грузно всплыла у форштевня, и мальчик увидел, как вокруг нее стало медленно расползаться яркое бирюзовое пятно.
«Раньше оно не светилось…» — с холодком в душе подумал Найз и глянул на Тигра. Тот, словно прочитав мысли, нахмурился:
— Дозревает? Скоро начнет… разлагаться? Или как они… объясняли?
Сердце мальчика пропустило такт:
— Мы должны успеть! Скорей!
— Подтолкни, — фыркнул гардекор.
Найз вспыхнул, наклонился, чтобы подкатить оставшиеся бочонки, а еще больше — скрыть конфуз… и стрела, просвистев там, где была его голова, с мерзким дребезжанием впилась в борт.
— Лежи! — прохрипел Фалько. — Стрельбище открывается!
— А вы?
— Как только найду… гребца на замену… сразу присоединюсь… к тебе, — серьезно кивнул гардекор, и Найз почувствовал, как губы его растянулись в невольной улыбке.
Он соскользнул с банки, растянулся на настиле, подтянул к себе одну бочку, вторую, ослабил пробки, чтобы выдернуть их можно было без усилия — и замер, точно неподвижность могла уберечь от барзоанских арбалетов.
