Агрипина Тумбочкина - Неудачница
— Поехали, — и машина, повинуясь твердой руке водителя, скользнула в поток спешащих машин.
Через двадцать минут мы уже подъехали к дому Никольского, расплатившись с таксистом, я вышла из машины и, подойдя к железным воротам, нажала на звонок.
— Кто? — раздался голос из динамика.
— Это Александра, — в динамике послышались какие-то подозрительные звуки, потом все стихло. Я пожала плечами и принялась ждать, откинувшись на прохладный кирпич забора. Не прошло и пары минут как за забором раздались чьи-то торопливые шаги, железная дверь распахнулась, и оттуда вышел Никольский. От повеявшей от него угрозой, мне захотелось сжаться в маленький незаметный комочек, но я не успела даже пискнуть, как он подхватил меня на руки и понес в дом. Чтобы не видеть его пылающий взгляд, я спрятала лицо на груди, тот час, услышав тихий вздох Никольского.
— Жива, — прошептал он мне на ухо.
— А что со мной могло случиться? — вопрос был вполне законен.
— Когда ты сбежала, охрана проторчала около подъезда еще довольно долго, а после моего звонка, они выехали со двора…, - он замолчал, я подняла на него глаза, — машину обстреляли, Семена ранили в руки, а Роман погиб.
— Значит…я…боже, — тонкая игла страха уколола в самое сердце.
— Они думали, что ты там, — Никольский зашел в дом и, не отпуская меня с рук, понес наверх.
— А если бы я как послушная овца отправилась домой, то… — почему-то мысль о том, что я кому-то помешала, казалась дикой, никому я дорогу не перебегала, — может, это было покушение на тебя, все же бизнес дело такое.
— Не думаю. Покушение планировали не такие уж идиоты, к тому же я весь день был на виду! Им нужна именно ты, и, похоже, я знаю, кто это сделал! — 'а вот мне никак не горело желание узнать кто и почему. Меньше знаешь, дольше живешь!
Наконец, дверь моей комнаты распахнулась, Никольский осторожно опустил меня на кровать, и я с видимым облегчением стянула туфли, принялась растирать ступни.
Никольский озадаченно посмотрел на меня.
— Что? Ножками я сегодня гуляла, ножками! Вот теперь и расплачиваюсь, — он взял в руки мою ступню, и начал массировать. Я округлила глаза, но возмущаться не стала, поскольку делал он это чертовски приятно. Откинувшись на подушки, я придушенно застонала.
— Больно?
— Нет, хорошо, ты не останавливайся, — неразборчиво прошептала я, с трудом сдерживая рвущиеся стоны наслаждения, вместе с которыми неожиданно пришло желание.
— Аля, — позвал меня Никольский.
— Мммм?
— Как прошел разговор с родителями?
— Нормально, мама не поверила, но ничего спрашивать не стала, — чтобы посмотреть на выражения лица Никольского я приоткрыла один глаз.
— Мудрая женщина.
— Да, и не только. Хотела бы я быть на нее хоть капельку похожа, — грустно сказала я.
— Чем?
— Мне всегда не хватало ее терпимости.
— В этом тоже есть свое очарование, ты непостоянна, непоседлива, порой резка и упряма…
— Ага, и за это ты меня… — я замялась, понимая, что чуть не сказала, а мою промашку моментально раскусили.
— Да, и за это я тебя люблю Али! — я замолчала не зная, как на это ответить.
Его руки уже не просто массировали разомлевшие ступни, они нежно ласкали кожу, с каждым разом поднимаясь все выше от тонких лодыжек к коленям. Сопротивляться я не хотела, да и не могла. Видимо все же настал тот момент, когда стоит опустить копья, но не в знак поражения. Мир все же лучше партизанской войны.
— Андрей, — тихо позвала я.
— Да? — голос выдал его с головой, а глаза засветились дурманящим счастьем.
— Ты не сделаешь мне больно, правда?
— Если только ты сама этого попросишь, — я даже с подушки поднялась и села, удостовериться, что он говорит серьезно.
— Считаешь меня мазохисткой? — он усмехнулся, словно что-то вспомнив.
— Определенно.
— Вот уж не замечала… — но воспоминания нахлынули огненной рекой, вновь выжигая, чуть поджившие раны.
— Али, почему ты стесняешься себя?
— Разве?
— Тогда признай, ты этого хотела, — вкрадчивый голос проник внутрь, просочился в кровь, взрываясь убойной дозой адреналина.
Когда и каким образом я оказалась в объятьях Никольского, осталось загадкой.
Запах его тела дурманил голову не хуже сильного наркотика, пуская в кровь новые порции удовольствия. Его руки ерошили мои волосы, путаясь в тугих завитках, ласкали затылок и шею.
Где-то на задворках сознания еще мелькали отголоски разума, но с каждым новым касанием приходило осознание полной капитуляции, чем он бессовестно пользовался.
Одежда уже давно покоилась неровными кучками разбросанная по всей комнате.
Сумасшедшее наслаждение плескалось по обнаженной коже, сладким ядом оседая на губах, обжигая горло и связки, отчего голос рвался на бессвязные стоны и хриплые слова. Ласковые и такие настойчивые руки Андрея связывали тело нежной пыткой, которой не было конца.
— Хватит, — выдохнула я.
— Уже? — мои глаза скрестились с его взглядом, было такое ощущение, что мы не в постели, а на поле боя, словно два воина сошлись в смертельной схватке. Захотелось выйти победителем из этого поединка, чего бы не стоила эта победа.
От вырвавшегося из моего горла хриплого рыка, Андрей выглядел ошеломленным. И не давая ему времени опомниться, обхватила его талию ногами, без особых усилий оказалась сверху.
— Удивлен? — тихо засмеялась я, медленно нагибаясь к лицу Никольского. Распущенные волосы мазнули по его лицу, и клубками свились на плечах.
Мои губы сами собой растянулись в голодную улыбку, а глаза Никольского полыхнули яростным пламенем, которое, опалив кончики ресниц, потекло вниз живота, вызвав болезненную судорогу. Разум после этого просто сбежал, оставляя тело на животные инстинкты, и они не заставила себя ждать.
Ногти прочертили по обнаженному торсу Никольского, на коже выступили алые царапины, а кое-где проступили кровавые бисеринки. Я поднесла губы к груди и провела языком по царапине, мужчина подо мной напрягся и застонал, вводя меня в сумасшедший транс.
Ждать уже не было никаких сил. Я отстранилась от его груди и чуть приподнялась. Тело изогнулось танцующей коброй, дразня дикой пляской хищного зверя.
А зверь наблюдал, наслаждаясь хаотичными, а оттого еще более соблазнительными движениями. Его руки потянулись ко мне, но я предупредила их движение, прижимая запястья к постели.
Сладкое, до боли желанное состояние экстаза, то бросало тело в сильные объятия пленившего меня мужчины, то отстранялось, разжигая страстное желание соединиться вновь.
