Юлия Зонис - Инквизитор и нимфа
Марк лихорадочно нырнул в одну из собственных папок. Во время памятной беседы в Замке он попросил коммодора скинуть на комм все данные, касающиеся его, Марка. Включая генетический импринт и – да, вот он – результат квалификационного теста, открываемый программкой Praetorian (самое оно для служебной программы ордена, метко, так сказать, характеризует). Установив «Преторианца» на комм, Марк вновь вывел на экран файл с датабазой… Да! Он оказался прав. Результат финального теста коммодора, ридинг, оперирование, ну это мы знаем… Результат первичного теста. Подпороговая эмпатия. Нулевой ридинг. Нулевое оперирование. Пятилетний Тони Висконти был куда бездарнее Марка.
Он прислонился к пружинящей стенке палатки и прикрыл глаза. Что случилось с двадцатилетним Висконти на Терре? Правильно – вдруг, ни с того ни с сего проявились способности. Если следовать логике, вторая красная строчка должна означать, что потенциал отца Франческо тоже резко, скачкообразно возрос. Здесь, на Вайолет. В возрасте шестидесяти трех лет.
Не поднимая век, Марк прислушался. Клапан палатки вздувался и вновь опадал от ветра. Под пологом зудел комар. О лампочку бился большой мотылек: мягкие глухие удары, суматошный треск крыльев. Над западным полушарием бело-голубой планетки Вайолет стояла ночь. Марк потянулся к комму и принялся один за другим открывать файлы с результатами тестов.
Красный Лоб потел сосновой смолой. Солнце пробивалось сквозь красивую трехмерную схему, зависшую над панелью комма. Марк смахнул с лица прилетевшую из леса паутинку. Паутинка сорвалась с пальцев, чуть не задев белую точку Ригеля. Блеснула на мгновение, молнией перечеркнув туманность Голова Ведьмы, и поплыла дальше, к звездам пояса и расплывчатому облачку М42. Там, куда плыла паутинка, в красно-зеленых туманах М42, прятался страж Приграничья – боевая станция «Церерус». А в Приграничье, если верить свихнувшемуся отцу Франческо, творились чудеса. Здесь родившиеся на Земле слабенькие эмпаты становились мощными операторами. Да, вот прямо здесь, на Вайолет, и становились. Получалось что-то вроде активации генетической памяти, о которой говорил Висконти, но гораздо, гораздо сильнее…
Дунул ветер, и паутинку унесло к бликующей под солнцем реке. Землянин протер усталые глаза. После бессонной ночи блеск раздухарившегося светила не радовал. Когда Марк отнял руки от лица, обнаружил, что уже не один.
Мальчишка стоял в трех шагах от камня. Он смотрел по-прежнему настороженно, как выманенный из леса дикий зверек – шевельнешься, и умчится обратно. Марк шевельнулся: выключил комм, убирая схему, и свернул панель в привычный ручной браслет. Нарайя, вопреки ожиданию, не порскнул прочь, а шагнул вперед и вытянул руку. Хвойная подстилка, неизменно шуршащая под ногами Марка, под босыми пятками пацана молчала.
– Ты обещал лекарство.
Марк вытащил из кармана порошок, завернутый в сухой лист одуванчика.
– Подмешивай в воду два раза в день. Завтра я дам тебе свежую порцию. Оно действует только свежим.
Это было откровенным и наглым враньем. Кетакс мог храниться при любых температурах до двух лет, но Марку хотелось, чтобы Нарайя пришел опять.
Мальчик взял сверток и развернулся, намереваясь исчезнуть в лесу. Марк спрыгнул с камня:
– Нарайя! Тот обернулся.
– Почему вы так ненавидите ушедших к Кодду, что даже зовете их мертвецами?
Юный туземец оскалился:
– Они и есть мертвецы. Мертвец, который ходит, дышит и похож на живого, все равно мертвец. Он даже хуже мертвого. Он искривляет мир.
Похоже, искривление мира – ложь? – считалось у местных худшим грехом. Мертвые лгут, потому что выдают себя за живых. Интересно.
– А чем наиру в поселке отличаются от живых? Пацан снисходительно усмехнулся:
– Живые говорят. Мертвые квакают, как жабы в болоте.
Марк насторожился. Что он имеет в виду – новые слова, которые туземцы подцепили от Ван Драавена? Или?…
– А ты сейчас говоришь или квакаешь?
– Я квакаю, потому что ты не слышишь речи.
– Сеску тоже квакал?
Парень помедлил и резко кивнул. Нет.
– Сеску говорил? А Ван… Кодду – он квакает?
Нарайя снова ощерился, тронь – и цапнет мелкими острыми зубками.
– Твой Кодду – юма, дух из пустоты. Он как камень, который летит из пращи и рвет все на своем пути. Он как камень, который порвал паутину.
Свирепая женщина на скале. Рядом фигурка пониже. Кожаная полоска, свист летящего камня…
– Вы убиваете тех, кто уходит к Кодду. Но самого Кодду вы не тронули. Почему?
Пацан важно и медленно скрестил руки на груди и выпрямился во весь свой невеликий рост.
– Пока секен спит, я войду в силу. И когда Небесный Свет пробудит секен, я вызову Риберата на поединок.
Ого. Следующим летом геодцу придется несладко.
– Ты имеешь в виду Кодду? Вряд ли он примет твой вызов.
Нарайя опять кивнул. Нет.
– Кодду слеп, не видит и не слышит ничего. Он только исполняет то, что говорит ему Риберата. Чтобы убить врага, недостаточно сломать его нож или порвать пращу.
– И как же ты собираешься победить Риберата? Он ведь не человек, его не ударишь ножом и не зашибешь камнем.
Мальчишка окинул землянина надменным взглядом:
– Я буду говорить с секеном. Я стану утабе-секен, Говорящим-с-Миром.
Салливан усмехнулся. Что бы там ни придумал маленький утабе, Ван Драавен вряд ли ответит на вызов. А уж его фальшивое божество точно на поединок не явится. Впрочем, не важно. Если все пойдет так, как задумал Марк, утан избавятся от бога Освободителя и без всяких поединков.
Видимо, утомленный кваканьем, мальчишка развернулся и исчез в зарослях – лишь солнечные пятна мелькнули и чуть дрогнула потревоженная ветка.
Салливан провел в лесу весь день. Сначала на своем любимом камне, а потом, когда жара окончательно достала, углубился в чащу. Спугнул какого-то мелкого зверька вроде крысы, видел перепархивающего со ствола на ствол местного дятла, а больше никого и ничего. Солнечный свет копьями вонзался в землю. В воздухе разлилось напряжение. Лес будто замер в ожидании. Ждал беды, грозы, пожара… Насыщенный электричеством воздух покалывал кожу. Магнитосфера Вайолет была гораздо сильнее земной. На полюсах сейчас бушевали магнитные бури, но и здесь что-то ощущалось. Ломило виски. Боль мешала сосредоточиться. Так ничего и не надумав, Салливан обогнул скалы и поселок и по заросшему кустарником берегу выбрался к реке.
Уже смеркалось. На западном горизонте плясали молчаливые зарницы, высвечивали неровную гребенку сосен на той стороне. Вода казалась светлее потемневшего воздуха. Река успокаивающе бормотала. Марк выбрал камень покрупнее, уселся и, скинув ботинки, опустил усталые ноги в воду. Ступни обволокла прохлада. Землянин вздохнул и прикрыл глаза.
