Etcetera - Оборотень
— Наш цветок? — упавшим голосом впервые напомнила о себе человечка, высовываясь из-за двери. До этого она удивительно тихо стояла, настолько, что он о ней даже забыл и поверил, что воровка ушла.
— Почему именно творение Шаанора? — раздраженно продолжил Риан, тут же о ней снова забывая и поворачиваясь к Севэриану. — Не спорю, это настоящая редкость и любой маг пойдет даже в рабство, чтобы его заполучить. Но почему его?
— Все равно надо было его добывать. Я не рассказывал тебе об условиях, которые поставила проклятая фея. Но добыть цветок это одно из них. Делать потом с ним можем, что захотим. — Севэриан разговаривал с ним, с двухсотлетним альвом, терпеливо, мягко и успокаивающе. Как с маленьким ребенком.
Нет, порой даже самые достойные представители людей, бывают невыносимы, — раздраженно подумал Риан. Но это глупое предположение от обычно здравомыслящего иррани могло быть только следствием отчаяния. Альв судорожно засоображал. Меньше всего он хотел обращаться за помощью к этому неблагодарному орку, но…
— Значит, делать с цветком можете все, что хотите… я знаю, лорда Наррана. Я мог бы попросить… Он мог бы одолжить вам цветок для снятия проклятия. На время. — если Севэриан уж что-то задумает, этого упертого человека не переубедит даже весь сонм светлых богов, но он обязан был образумить, остановить. — При условии, что вы его вернете. Но воровать… это же ужасно. Бесчестно. — уши уже не просто подрагивали, они обвисали в разные стороны, уже вызывая нездоровое любопытство со стороны воровки. Долго живя в людском городе, любой даже из самых сдержанных альвов расслабляется, теряет постоянный самоконтроль, и вот результат. Уши дергаются, как у малолетки.
— Не знал, что ты знаком с вер Нарраном.
Альв вспомнил насмешливую, так выбешивающую его ухмылку полуорка, и этот его медлительный тягучий голос, которым он непременно говорил всякие гадости, и содрогнулся.
— Можно сказать, немного знаю его.
Альв аккуратно, двумя пальцами вернул их на место и перевел дух.
— Сев, ушастик прав.
— Ты принимаешь сторону Риана? — заметно удивился тот. Тоже самое сделал и альв, но гораздо более сдержанно.
— Нет. — тут же насупилась эшсхе, как мысленно называл альв это ходячее злодеяние. — Но Сев, если цветок нам дадут и так, на время, зачем его воровать? Если это самая охраняемая сокровищница, то и не выйдет! Этот же куст… то бишь цветок этот, он же огромный, его даже не спрячешь! А колдуну можешь предложить что-нибудь другое.
Боги, с удивлением подумал альв, иногда вы говорите даже устами глупцов. Не найдя поддержки даже у нее, Севэриан больше ничего не сказал. Оставалось лишь надеяться, что он избежит необдуманных поступков, и угроза, нависшая над племянником не лишит его обычного здравомыслия.
— Послушай ее, в воровстве она понимает. — нехотя согласился альв. — Хотя все равно стоило бы тебе от нее избавиться.
Йин, эта странная находка Севэриана, хмуро глянула на него исподлобья. Глаза у нее были светлые и очень злые. Но если у его друга, когда тот еще находился в человеческом обличье, глаза были светлые, как чистая речная вода, то у воровки они были неопределенного оттенка. Таким бывает сероватый утренний туман, расплывчатый, неясный. Волосы тоже светлые, как разлитое молоко. Даже не желтоватые, "соломенные", как говорят люди, а тот же самый расплывчатый, дымчато-светлый оттенок тумана.
Игры хозяйки Судеб иногда принимали удивительные формы. Возможно, изменения, вызванные проклятьем коснулись и ее, но все же было в Йин, или как там ее, что-то… вызывающее подозрения. Вряд ли благородные альвы, подумал Риан. — Никто из нас не опустился бы до воровства, принципы чести текут у нас в крови. Даже у полукровок. Да, и ростом она не вышла, все альвки, высокие, гибкие, с достоинством несущие себя под небесами. Вряд ли и наши темные собратья. В пещерах, куда не проникает ни единый луч света, кожа становится темной и грубой, а волосы приобретают плотные, насыщенные оттенки ночи, поэтому выбравшись на поверхность, дармы долго не могут насытиться ни солнцем, ни теплом, ни всем тем, что может предложить им человеческий мир. Впрочем, может, ему только кажется, что у нее в предках были нелюди. Слишком уж необычный экземпляр.
— Чего уставился? — невежливо спросила она.
— Я раньше не интересовался, но в чем заключается твое проклятие?
Она помедлила лишь на мгновение. Ровно на тот миг, который позволил бы ей избежать ответа.
— Мое проклятие? Ну я тебя встретила… тот день уж точно проклят.
— Севэриан, и узнал бы ты, о чем она не договаривает. Слишком уж подозрительна эта… сирота.
Иррани промолчал.
— Лерэ Риан, а можно спросить кое-что у вас тоже? — альв с брезгливостью и настороженностью воззрился на эшсхе, досадуя от невозможности отвратить ее от очередного высказывания. И еще более досадуя на свою злость. — А почему вы сегодня не в платье?
Риэйен иэрн Самхил'Тэне, не спавший уже вторые сутки, раздраженный, измотанный и еще более напряженный, чем в начале вечера, сцепил зубы. Уши опять предательски дернулись.
* * *
Живя в доме Сева, я поняла только одно. Я никогда не пойму благородных. Они носят горы странной одежды, словно боятся, что если на них не будет несколько слоев плотной ткани, кто-то решит, что они голые. Раздевать аристократа это все равно, что очищать капустный кочан. Оборки, кружева, панталоны, какие-то странные ленты, заколки, булавки, кружавчики и корсеты.
Благородные никогда ничего не говорят наверняка. Они закутываются в слова также, как в одежду, и поди пойми, чего они имеют ввиду, говоря, что у леди Амалии болит голова, и она не поехала на тот прием. А на самом деле намекают на ее интрижку с братом хозяина дома, в котором проводится этот несчастный прием и то, что ее бедолага муж давно ее разлюбил, но не знает, как отделаться от дуэли, которую ему навязывают общепринятые правила. Отлично знает, что его раскатают по ристалищу, поэтому и остается с женой дома, чтоб не нарваться. Прикрываясь головной болью. Эте-кет называется.
Это мне все Диара, жена смотрителя дома пояснила. Она когда-то была компаньонкой какой-то старой леди и сама из разорившихся благородных, поэтому во всех их причудах диковинных разбирается. Вот уж где можно сыскать кучу полоумных, так это в высшем обществе.
Аристократы любят говорить о чести и достоинстве, о подвигах и благородстве… Но в высшем обществе, по-моему, вообще нет честных и непорочных людей. Убедилась на своем бедном опыте. Да мой вороватый, врущий через слово приятель Талс по сравнению с ними праведник. Даже в этом дурацком доме, где слуги поколениями служат, и то грабителей полно!! Правильно говорил странствующий проповедник на площади в Старросе. Благородное общество есть зело прогнившее, и честным людям в нем делать нечего. Вчера вечером, когда я прокралась на кухню перекусить, на обратном пути завернула проверить вещички, что в кладовке запрятала. Даже дурак знает, награбленное лучше у себя не хранить, тогда ни в чем и не обвинят, а мало ли у них какой мусор там в мешках завалялся. Не то, чтоб мне не было стыдно Сева грабить, но его вряд ли другом моим назвать можно, да и после того случая я ему все никак не отомщу, да и вообще я тут единственная, кто думает, как от проклятия избавиться! Сев же мне за это не платит? А мои старания по избавлению его от шерсти и мешка золота бы стоили, это я еще милосердно с ним поступаю. В общем, совесть моя молчала. На верхнюю полку все запихнула, судя по пыли, никто туда давно и не заглядывал. Подходящее местечко, в общем. А когда мешок развернула, половины не обнаружила! Самой ценной половины. Только несколько кривых вилок да подсвечник и остались. В Хаанне одни ворюги.
