Елизавета Дворецкая - Лес на той стороне, кн. 2: Зеркало и чаша
– А ну давай теперь против нас! – крикнул он, когда нижние потеснили верхних. – Вставай, кто не боится! Верхние, нижние, все равно! Только покрепче нам давайте противничков, покрепче!
– Из мелкой посуды не пьем, дурных не бьем! – крикнул Людина.
Смеясь, сежане стали выстраиваться. Те, кто еще не натешился своей удалью, оправляли пострадавшую одежду, приглаживали волосы и вставали стенкой против Зимоборовой ближней дружины. Кмети освободились от лишнего оружия и тоже встали. Сначала женские, а потом мужские поединки их раззадорили, им тоже хотелось показать себя.
Сам Зимобор встал в середине своей ватаги. «Ну, матушка, не подведи!» – мысленно попросил он и прикоснулся к ландышевому венку за пазухой – подарку Младины. Лучше так, чем добиваться власти над Сежей настоящим кровавым боем. Но уж этот праздничный бой обязательно надо выиграть!
– А ну, бей пришлых, покажи им Сежу-реку! – заорал Хотила, и здесь бывший предводителем.
Потный, красный, растрепанный и полный боевого духа, он совсем не походил на того важного и сдержанного старейшину, который вчера приехал к князю в Немилово село. Но и Зимобор сейчас был похож не столько на князя, сколько на предводителя неженатых парней, которым всего два раза в году, на праздниках, разрешено в честь богов и предков угощать кулаками отцов и дядьев, от которых они весь остальной год смиренно терпят воспитательные затрещины! «Бей беспортошных!» – «Бей бородатых!» – орут тогда отцы и сыновья, вспоминая то, чего никто сам по себе не помнит, – те времена двухтысячелетней давности, когда род делился не на семьи, а только на мужчин и женщин, на взрослых, подростков и детей, и каждый принадлежал не своей семье, а своей стае, или ватаге, или как их там называли в те дремучие времена! Один человек такого ни знать, ни помнить не может. А родовая память крови – она все хранит.
– Бей местных! Покажем, какой есть Смоленск! – орал Зимобор, и кмети отвечали ему дружным радостным ревом.
Две стенки сшиблись, схватка закипела. Рукопашный бой тем хорош, что здесь мужики и кмети могут сойтись почти на равных. Опыт и умение имеют какое-то значение, но гораздо важнее сила, способность держать удар, быстрота и устойчивость. Мужики все-таки сходились в этих схватках всего два-три раза в год, а кмети упражнялись каждый день. С криком и ревом каждый норовил, прикрывая голову одной рукой, другой ударить противнику в ухо или в глаз, уклониться от удара, боднуть в живот, заставить упасть. Упавшие потихоньку отползали, уже стараясь только, чтобы их не затоптали. Лежащих (и ползущих) не трогали, но если ты встал в пределах площадки, то снова подставляй голову.
– Пока стоишь – дерешься! – орал десятник Судимир, молотя кулаками с таким жаром и яростью, каких никто не ждал бы от такого спокойного человека.
– Рарог! – привычно отвечали ему кмети, призывая Огненного Сокола, птицу Сварога, подателя воинской удачи.
Во все стороны летели клочья снега, шапки, пояса, даже рукава полушубков. Безостановочно работая кулаками, подбивая ноги противников и роняя их на снег, смоляне скоро отогнали сежан к самому берегу. Кто-то сорвался и покатился вниз, остальные замахали руками: хватит, мол, сдаемся!
– Ну, вы молодцы! – Шумно дышащий, взмокший и разгоряченный Зимобор в распахнутом полушубке ходил между помятыми мужиками, сам помогал подняться лежащим, хлопал по плечам и по спинам. – Ну, вы бойцы! Ни в каких краях такого не видел! Ну, вы моих парней чуть за пояс не заткнули! Вот она, порода сежанская! Орлы! Велеты! Каждого хоть сейчас в дружину!
И мужики, потирая ушибы и ощупывая подбитые глаза, от этих слов преисполнялись гордостью за себя. Каждому начинало казаться, что их поражение не имеет никакого значения, что схватку-то они, считай, почти выиграли, да у кого – у кметей самого смоленского князя! И этот князь, который сделал их из простых мужиков орлами и велетами, каждому казался удивительно хорошим человеком!
Всему этому Зимобора тоже учили с детства. Хороший князь ведь не тот, кто умеет заставить силой. А тот, кто умеет заставить… добровольно и со всей душой!
Своих смолян Зимобор тоже похлопывал, но больше молча. И в этом молчании им слышалось: а вы-то уж и подавно орлы, и говорить нечего, сами знаете! Только некоторым отрокам, недавно посвященным, Зимобор говорил негромко: «Молодец!», и кметь внутренне расцветал, зная, что оправдал ожидания, не подвел!
– Да и твои ребята не робкие, крепкие! – одобрительно говорили мужики Зимобору. – Видно, что выученные, даром времени не теряли.
– А ты тоже молодец, княже! – Быстрень вспомнил, что все-таки ему более уместно похвалить Зимобора, как старшему младшего. – Ловко ты наших уделал!
– Еще бы! – Зимобор и не скрывал, как ему приятно это услышать. – Я эти сходки отродясь не проигрывал. Этот день-то как называется?
– Какой?
– Да сегодняшний. Чего празднуем?
– У нас говорят – зимолом.
– А у нас – зимобор! Я же в такой день-то и родился, как же мне всех не одолеть!
– Идемте в дом Макоши, столы готовы! – К ним подошла старшая жрица. – Идемте, отцы, идем, княже. Заводи твоих людей, места хватит.
По обычаю, в двух половинах хоромины рассаживались за столами верхние и нижние сежане, и сегодня смоленских посадили среди них – всем пришлось потесниться, зато всем было весело и каждый понимал, что нежданно нашел новых товарищей. Смолянам было приятно впервые за долгую дорогу почувствовать себя если не дома, то в гостях, где им рады. На столах уже стояли большие деревянные блюда с нарезанным хлебом, большие глиняные и деревянные плошки с капустой, с грибами, с моченой клюквой. Жрицы начали разносить мясо, кравчий по привычке кинулся помогать. Стоял гвалт, шум, смех. Девушки косились на молодых смоленских кметей, те посылали им ответные выразительные взгляды – многие уже успели высмотреть в толпе кого-нибудь и теперь думали, как бы исхитриться поговорить.
– Эх, ну почему все самое вкусное всегда на столе старшей дружины! – завистливо вздыхал отрок по имени Кудеря, пожирая глазами пироги, поставленные на блюдах перед старшими.
– Вот поэтому я всегда ношу с собой свой верный меч! – назидательно отвечал ему Достоян и, вынув меч из ножен и аккуратно протянув его над столом, ловко наколол на острие большой кусок пирога с дичиной.
К этому дню приготовили медовуху, поэтому пир удался. Гуляли до самой ночи, потом жители Заломов и ближайших дворов отправились восвояси, приезжие расположились спать здесь же, в хороминах. Смоляне тоже устроили себе лежанки прямо на полу, а перед святилищем, возле обоза, разожгли, как всегда, костры и выставили стражу.
