Влад Вегашин - Почерк зверя
Когда все утолили голод, а первый кувшин забористого самогона наполовину опустел, седой распустил ремень на животе и, откинувшись на спинку стула, обвел всех пронзительным взглядом желтых глаз.
— Ну что, господа путешественники, как вам в нашем славном Сайлери? — насмешливо поинтересовался он.
— Немножко неуютно, а так — замечательно, — язвительно отозвался Гундольф.
— Я не могу понять, что у вас происходит, если честно, — проговорила Танаа чуть смущенно.
— У нас? Да ничего особенного — так, война, убийства… все буднично… — Змей рассмеялся.
Арна почувствовала, что ее начинает наполнять гнев.
— Змей, вы же хороший человек. Вы искренне заботитесь о жителях этого городка, переживаете за них, делаете все, чтобы помочь им… и вы прекрасно понимаете, что мы тоже можем и хотим помочь! Зачем вы строите из себя невесть что? Зачем этот сарказм и эта издевка?
Внимательные глаза цепко впились в ее лицо.
— А зачем вам помогать нам? Не вижу никакой выгоды лично для вас. Да и как вы можете помочь?
— Не «зачем», а «почему». Потому что вы в помощи нуждаетесь, а мы в силах ее оказать. Мы ничего у вас взамен не просим, кроме приюта на то время, на которое нам придется здесь задержаться, — как можно холоднее сказала Арна. — Это первое. Второе — если вы расскажете нам, что здесь происходит, тогда и я смогу сказать, чем мы можем помочь. А пока что я даже не знаю, какого рода помощь вам требуется.
Змей помолчал, потом хлебнул еще самогона.
— Что ж, ладно. Слушайте. Никакого секрета в этом нет, так почему бы не поговорить? Еще три месяца назад все эти земли, принадлежащие графу Сайлери, вы бы не узнали. Цветущие сады, родящие поля, богатые дичью леса, чистые реки и зажиточные деревни… Райский край. Здесь хорошо родит земля, а в лесах и реках полно дичи и рыбы. Здесь давно не знали голода. Я покинул родные края двенадцать лет назад, едва мне минуло пятнадцать лет — хотел повидать мир, найти приключения, прославиться… в общем, всего того, чего может хотеть молодой и честолюбивый дворянин, по рождению вынужденный прозябать в пусть и богатой, но глуши. Да, не удивляйтесь так — мне всего двадцать семь лет, и мое настоящее имя звучит как Эстис де Карнэ, граф Сайлери.
Пространствовав два года, я остановился в Мидиграде. Я уже тогда неплохо владел мечом, да и мозги работали, как надо — я без труда вступил в Гильдию наемников, через пять лет дослужился до серебряного медальона и не имел ни малейшего желания останавливаться на достигнутом. Но два месяца назад мне пришло письмо от отца — мы с ним поддерживали связь уже несколько лет, да и бывал я здесь — еще шесть лет назад привез сюда жену рожать, а ей тут так понравилось, что она не захотела возвращаться в шумный и людный Мидиград. В письме отец просил меня как можно скорее прибыть в родной замок, и желательно — с сотенным отрядом хороших воинов, которых он, разумеется, готов оплатить. Отец никогда и никого не просил о помощи, он был слишком гордым человеком — а тут такое. Я встревожился, быстро поднял на коней один знакомый отряд наемников в сотню человек и помчался сюда. Увы, дорога заняла слишком много времени. Когда мы прибыли, я нашел наш замок захваченным, отца — повешенным на воротах, и первую встреченную мной по пути от Мидиграда деревню — сожженной дотла. Это было полтора месяца назад.
Я оставил отряд у замка, уже готовый штурмовать его, а сам помчался в ближайшую деревню — узнавать, что здесь происходит. Увы, на месте этой деревни я вновь нашел только пепелище — ее жители слишком усердно сражались за своего господина, то есть моего отца. Его любили все — слуги, крестьяне, соседи… его нельзя было не любить.
Я поскакал дальше. Следующая деревня встретила меня частоколом, и долгим допросом под прицелом арбалетов, пока не пришел староста деревни, узнавший меня. Он-то и рассказал мне о появлении Птицы.
Он пришел с юго-запада, со стороны Хайклифа. Высокий, тощий человек, похожий на париасца, но говорящий на имперском безо всякого акцента, да и бледный слишком для уроженца южных земель. Человек без имени и титула, носящий прозвище Птица, требующий, чтобы его звали лордом. Человек со стальными птичьими крыльями на шлеме. Великолепный воин, командир, и маг. Он пришел всего с горсткой бойцов, попросил у отца приюта — разумеется, он его получил. Птицу и его спутников накормили, выделили им комнаты, предложили собрать припасов в дорогу — он рассмеялся в ответ на щедрость моего отца и сделал ответное предложение — передать всю власть в этих землях Птице, отдать фамильный меч и печать и освободить замок для Птицы и его людей, оставив только слуг. Ах, да, еще он потребовал, чтобы последним приказом мой отец велел всем красивым девушкам от четырнадцати до восемнадцати лет явиться в замок для ублажения Птицы и его помощников.
Разумеется, возмущенный отец ему отказал. Тогда Птица убил его — отец был прекрасным фехтовальщиком, но годы сказались на его здоровье, а долгая мирная жизнь — на навыках, кроме того, клинок его противника был отравлен. Умирающего, его повесили над воротами на корм воронам.
Меч, перстень и печати Птица взял сам, всех верных отцу людей жестоко убили или запугали до такого состояния, что те дышать без приказа боялись. Девушек в замок привели силой. Их крики долетали до самой деревни — мужики не выдержали и пошли в замок с вилами и ножами. Через несколько часов деревню сожгли, спастись удалось двадцати людям из почти сотни.
В течение нескольких дней Птица и его люди разорили и сожгли еще три деревни. Те немногие их жители, которым удалось уцелеть, бежали в оставшиеся две, в одной из которых сейчас находитесь вы, а во вторую и прибыл я.
Выслушав все это, я сперва пытался не поверить — такого не могло произойти! Но мертвое тело моего отца на воротах уже моего замка, захваченного Птицей, и пепелища на местах деревень, мимо которых я проезжал, ясно говорили — это есть. Это случилось, хотя и не могло случиться.
Я чувствовал, что что-то не сходится, но никак не мог понять, что именно. И только когда староста деревни спросил, что привело меня в родные края, я понял — отец не мог написать то письмо, потому что тогда, когда оно было написано, его уже не было в живых! Письмо идет до Мидиграда две недели. Я со своим отрядом мчался сюда, меняя лошадей, по шестнадцать часов в сутки, мы добрались еще за две недели, и было это полтора месяца назад — к тому моменту эти земли были уже месяц как захвачены и отец был мертв. Стало ясно, что письмо написал Птица — и я задался вопросом, зачем ему тут понадобился сын убитого им графа, да еще и с сотенным отрядом отборных воинов.
