Михаил Королюк - Квинт Лициний 2
Мы помолчали, потом я отодвинулся и взял ее покорную кисть. Пальцы оказались холодными, и мне пришлось припрятать их между ладошками.
— Понимаешь, — начал осторожно подбирать слова, — что сделано, того уже не исправить. И пусть…
— И что теперь делать? — бесцветно спросила она, все так же упорно глядя вниз.
Я замер, вспоминая.
"Ты самая красивая", — неискренне шепчу в ухо, а пальцы уже торопливо теребят пуговицу на блузке.
"Я обязательно позвоню", — киваю в закрывающиеся двери ободранного "Икаруса", и, чуть выждав, метко забрасываю скатанную бумажку с номерком телефона в оплеванную урну.
"Дети спят уже? – и, деловито отводя глаза на вешалку, — Мне срочняк подкинули, жрать хочу – не могу…"
— Что делать… — растерянным эхом повторил я, а потом решительно выдохнул, — да жить! Жить, Томка! Это так здорово… Только давай договоримся не петлять по дороге, и оно будет нам в радость.
Она молча прислушалась, потом подняла на меня поблескивающие влагой глаза:
— Ты… А ты сможешь простить?
На скуле нарисовалась дорожка. Я мягко провел пальцем, стирая, и, улыбнувшись, кивнул:
— Да, прощаю, — помедлил и добавил, — не с легкостью, но с радостью. Правда.
Она с облегчением выдохнула, потом чуть слышно шмыгнула носом и попросила с едва заметной укоризной:
— И не торопи меня. Мне не просто.
Я развел руками:
— Извини… Мне просто нравится слышать твой голос и радостно видеть тебя. Тебя это не обижает?
— Нет, — мотнула она довольно головой и улыбнулась с легкой иронией, — слушай на здоровье. И… мне с тобой тоже хорошо.
Четверг, 06 октября 1977, утро
Ленинград, ул. Чернышевского
— Za ushko da na solnyshko… — Фред медитативно покачивался с пяток на носки и обратно у приколотого к стене изображения уха формата А4.
— Ja, ja, Kemska volost, — отозвался развалившийся в кресле Джордж.
— А кто будет солнышком? — невинно вопросил Карл от окна.
— Явно не мы, да? — фривольный тон Джорджа намекал на какую-то непонятную Синти игру слов.
— А жаль, отчетливо жаль…
— О чем эти клоуны базарят, Фред? — Синти за последние недели вполне освоилась в компании "архивариусов", которые сошли ей за подружек.
Фред подробно разъяснил. Синти немедленно налилась гневом.
Нет, вопрос секса для нее стоял остро, с этим не поспоришь. В консульстве – никого, соседи по дипломатическому корпусу тоже не интересны: женатые стариканы и зеленая молодежь. В последнее время она даже на некоторых примелькавшихся парней из наружки начала посматривать с интересом. Нет, понятно, что ничего не случится, но отчего ж не помечтать-то?
Пригасив гнев, она внимательно посмотрела на мужчин. У, гады, опять разыгрывают… Ну и слава богу, секс с ребенком ей не интересен даже сейчас.
— Кстати, — сказала она, — я тут подумала…
Фред лениво приподнял руку:
— Синти, золотце, ты вчера ничего необычного не ела?
Она непонимающе моргнула, вспоминая вчерашнюю диету. Со стороны кресла полетело хихиканье.
Гады, однозначно, гады. Ну, ничего, хорошо смеется кто? Вот именно…
— Итак, я подумала, — с нажимом продолжила она, — возьмем за исходный пункт связку из осведомленного отца и сына-связника. Мотив – желание уйти за кордон. Окей, принимается, разумная версия, не хуже других. Тогда я постулирую, что сын должен учиться в специализированной английской школе.
В комнате стало тихо. С лиц мужчин сползло дурашливое выражение.
— Смотрите, — с энтузиазмом продолжила Синти, — отец весьма информирован. Значит – входит в местную элиту. Он очень предусмотрителен – на это указывает способ связи. Он хочет лучшей жизни на западе для себя и своего сына. Значит, он будет его к этой жизни готовить. В частности – предоставив наилучшую возможность для изучения языка.
— Хо-хо, — сказал Фред и с силой растер лицо. — Дальше.
— Я узнала, в городе всего двадцать две специализированные школы с углубленным изучением английского. Если брать два последних класса, это порядка тысячи мальчиков. Кстати, не все такие школы одного уровня, есть примерно десяток наиболее качественных. Тогда круг подозреваемых еще меньше. В общем… — она поколебалась, но продолжила, — за неимением других идей, можно отработать эту. Шансы неплохи.
— Шансы неплохи, шансы неплохи, — возбужденно забормотал Фред, почти бегом нарезая круги по кабинету, — но как туда попасть?
Синти торжествующе улыбнулась:
— А давайте замутим обмен специалистами? В рамках разрядки международной напряженности и налаживания взаимопонимания между народами? Мы им три десятка русистов на практику месяца на три, изучать преподавание литературы в старших классах. Типа, у нас очень растет интерес к этим предметам, мы аж все в восхищении от всего русского. Они на это клюнут. Зная Советы – они наших практикантов, как носителей языка, засунут в самые элитные английские школы. Ну, а дальше – дело техники.
— Заодно в ответ примем у них практикантов, изучим, кто против нас работать будет, — дополнил Джордж.
— Так, — Фред хлопнул в ладони, — супер. Умница. Карл?
— Да, — сказал тот, помолчав, — хорошо. Действительно хорошо. Я в Москву.
— Мы в Москву, — набычился Фред.
— Хорошо, — не стал спорить Карл, — мы.
Четверг, 06 октября 1977, день
Ленинград, Измайловский пер.
Мы встретились внезапно. Я только что опять навестил Тому и лично убедился, что больная твердо встала на путь выздоровления. Она обрадовалась моему появлению и почти час радостно прощебетала, прежде чем я начал замечать у нее признаки усталость. Теперь я, мечтательно улыбаясь, неторопливо спускался по лестнице.
Обстановка навевала определенный склад мыслей. Именно такие лестницы достойны называться "парадными". Высокое окно, выглядывающее на белоснежную колоннаду Собора и бывшие казармы Измайловского полка, давало достаточно света, чтобы в полутьме не терялись ни вязь лепнины на стенах, ни дореволюционный кафель шашечками на площадке между этажами, ни отполированное за десятилетия руками жильцов дерево перил.
Да, из таких парадных должны выходить только либен даммен ну просто не знаю в чем.
Хотя, почему не знаю? На ней – приталенное драповое манто до пола и черная фетровая шляпка с кокетливым бантом из гипюра. И перья страуса склоненные… А рядом бравый офицер с лихо подкрученными усами. Гвардейскую выправку подчеркивает мундир из благородной темно-зеленой ткани с белой выпушкой по швам. Тускло поблескивают золотые эполеты, и бликует с черной барашковой шапки серебристая Андреевская звезда размером с небольшое блюдце.
