Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - принц-консорт
Глава 14
В замке Гельвеции, а теперь Астриды, где столько всего случилось, никто охрану не несет и на небо не смотрит. Я благополучно приземлился на башне, торопливо сбежал вниз, где у двери уже ждет Бобик.
Он сразу напрыгнул и прижал к каменной стене, требуя ответа, где и почему пропадал так невообразимо долго, что просто с ума сойти.
— Как я тебя люблю, морда, — сказал я с чувством, чмокнул его в нос и, сбросив лапы с груди, двинулся в донжон.
Бобик опередил, ворвавшись в холл первым, и гулко гавкнул, объясняя всему местному народу, как генеральный церемониймейстер, что его великий друг и хозяин изволил прибыть, так что всем строиться, опустить хвосты и кланяться.
Астрида вышла навстречу, уже переодетая как леди, это ей идет, несмотря на миниатюрность, пышные волосы убраны под платок, подол платья тащится по ступенькам, даже вырез на груди весьма скромный, хотя размер спрятать невозможно, да и, как мне показалось, она и не пытается это сделать.
— Ваше высочество, — сказала она с тревогой, — куда вы исчезли так надолго?.. Гельвецию под надзором священника уже отправили по дороге к монастырю.
— Ричард, — напомнил я.
— Что? — переспросила она, поняла, что я имею в виду, покачала головой. — Нет, ваше высочество, а то привыкну и ляпну при всех… Надеюсь, милую Гельвецию сумеют избавить от вселившегося в нее демона.
— Да — да, — согласился я, — мы ни в чем не виноваты, это нечистый нас попутывает, звезды не так встают, черная кошка дорогу перебежит, хвостатая звезда прошла по небу…
Она посмотрела исподлобья.
— А что, не так?
— Астрида, — сказал я с чувством, — я целую твою переднюю лапку и с твоего позволения отбываю.
Я протянул руку ладонью вверх, она пугливо спрятала руки за спину.
— Ну да, еще укусите!
— Я б тебя всю укусил, — ответил я. — Или съел.
Она слегка присела в прощальном жесте.
— Счастливой женитьбы, ваше высочество!
— Не язви, — сказал я сердито. — Завтра только коронация, а потом отбуду за Большой Хребет. А любить буду пламенно и верно только тебя, ты же знаешь!
— Знаю, — ответила она ехидно, — а как же еще?.. Только меня, еще бы!.. Эх, ваше высочество, сколько женщин мечтают вас прибить?
— Все, — заверил я. — А любишь меня только ты.
Бобик сделал прощальный круг по двору, пугая народ, и ринулся к воротам. Там распахнули с поспешностью, а то этот зверь если не вышибет, то пробьет дыру.
Зайчик оскорбленно рванулся с места и с тяжелым грохотом копыт послал мощным прыжком свое могучее тело следом. Обратный путь всегда короче, но на этот раз мы без заснувшей у меня на груди Астриды, так что едва за спиной скрылись башни ныне ее замка, как впереди поднялись высокие стены Беллимины, прекрасного стольного града королевства, которое мне вовсе не пришлось завоевывать. Во всяком случае, в традиционном понимании.
Мы пролетели под аркой ворот, люди отпрыгивают с испуганными возгласами, мимо пронеслись стены домов, улицы все‑таки могли бы строить и пошире, наконец площадь, ряд дворцов, еще площадь, там дворцы уже помощнее, и вот — королевский, красочный и грозный, торжественный, олицетворяющий силу и неумолимую власть.
Бобик сразу исчез, я устроил Зайчика и пообещал наведываться в его конюшенные хоромы, а когда вышел на свет, во двор из здания выбежал граф Меркель, крайне взволнованный и запыхавшийся настолько, что даже не станцевал церемониальное приветствие канцлера принцу — консорту.
Я остановился в ожидании, а он возопил:
— Ваше высочество!.. Ваше высочество!
Я спросил с подчеркнутым испугом:
— Что стряслось? Пальчик прищемили?.. Или, не приведи Господь, Ее Величество прищемило… шлейф и теперь он истекает дымящейся кровью?
Он вскрикнул:
— Ваше высочество! Куда вы девались? Вы как будто забыли, что на завтра назначена коронация Ее Величества!
Я изумился:
— Разве завтра не завтра? Или я пропустил реформу календаря?
Он простонал:
— Подготовку!.. Репетицию!.. Отработку осанки, жестов, милостивой улыбки… Как можно?
— Все в порядке, — заверил я. — Наверстаем. Я знаю такие жесты, о — го — го!
— Не наверстаете, — вскрикнул он. — Уже ночь, а коронация начнется…
— Что, с утра?
— Нет, Господи, — сказал он с надрывом, — но в полдень! Времени совсем нет, уже вечер!
— Ха, — сказал я, — успею и выспаться, и вообще.
Он заломил руки в смертной тоске.
— А если что‑то пойдет не так?
— Прекрасно, — сказал я с чувством. — У лордов и прочего народа будет о чем позубоскалить. Это сближает! Всех со всеми и высоко стоящим правящим классом. Но не надо бежать вешаться так уж сразу, граф! Даже на шелковой веревке. Вы все еще граф? Жаль, я бы дал вам герцога раньше, чем Ротильда, но, увы, вы все равно останетесь верны королеве, так что оставайтесь графом. А насчет коронации… мы постараемся провести все так, чтобы комар носа не подточил.
— Это мы стараемся, — вскрикнул он обвиняюще, — а вас неизвестно где и что носит!
— А может быть, — сообщил я заговорщицки, — я в уединении сочинял оду Ее Величеству?
Он посмотрел с надеждой.
— Правда? Как замечательно!
— Я тоже так думаю, — ответил я. — Обожаю подносить сюрпризы под самый нос. Ну, я пошел, досочиняю кое‑что до рифмы.
В большом зале, а также в двух соседних громко играет музыка, слышится дружный топот, несколько десятков пар одновременно подпрыгивают и опускаются на каблуки, то ли местный танец, то ли некий общекоролевский, никогда не разбирался в них, понятно только, что завтра разойдутся вовсю, а пока только репетиция.
Заглянул, проходя мимо двери, у всех такие серьезные лица, то ли разучивают новые движения, то ли опасаются, что худших танцоров отправят к хирургу. Музыка, конечно же, проще не бывает, но здесь другой пока не знают, дудки да смычковые, даже барабан я внес в этот мир совсем недавно, здесь считается, что я его придумал для военного зова.
Мельком увидел Ротильду на троне, величественная и прекрасная, сидит в царственной позе, опустив руки на подлокотники, в лице смелость и решительность, непросто моим военачальникам придется отстаивать принципы, от которых я велел не отступать.
Это в самом деле королева, мелькнуло восхищенное. В каждом движении, жесте, повороте головы, гордом и властном взгляде. И одета, как королева: в простом синем платье, густо расшитом жемчугом, но без излишней пестроты и так раздражающих мужчин фижмочек и оборочек. Даже не знаю, почему раздражают, просто раздражают, но похоже, ей тоже не нравятся, потому и велела сшить такое платье, что именно ей по вкусу… и плевать на то, что и мужчинам нравятся именно такие.