Андрэ Нортон - Ветер в Камне
Двое самых сильных несли носилки из лиан, привязанных к двум прочным молодым деревцам. То, что лежало на носилках, было укрыто одеялом и усыпано белыми и красными цветами, открытыми навстречу солнцу.
Большая часть собравшихся расселась под деревьями, и только двое носильщиков подошли к каменной пятерне. Они осторожно опустили носилки, откинули осыпанное цветами покрывало и переложили тело соплеменника на каменную ладонь.
Тело не было целым — на окровавленной шее не хватало головы. Носильщики отошли, их место заняли две лесные женщины. Обе несли по большой тростниковой корзине, полной цветов. Аромат лепестков будто дымом окутал каменную ладонь.
На смену женщинам явились мужчины, укрывшие тело новым покрывалом, стараясь не касаться шеи. Снова появились женщины с цветами — и мужчины опять отступили.
Женщины бросали цветы на распахнутую ладонь. Кто-то затянул протяжную песнь; когда она затихла, зашелестели деревья, как будто сам лес вздохнул о погибшем.
Лесной люд повставал с мест; те, которые несли погибшего, уже взялись за дубины.
Собрав всю силу могучей руки, сын леса опустил оружие на ближайший камень. По лесу понеслось эхо удара.
Все молчали в ожидании. Раздался второй удар, его эхо сплелось с пронзительной нотой, будто кто-то дунул во флейту. Когда-то давно, в прошлом, мирная жизнь лесного люда оказалась нарушена. Теперь они повторяли то, что было похоронено в памяти поколений.
Им ответили — поднялся Ветер и закружил цветы в вихре, скрывшем и каменную ладонь, и её кровавую ношу. Небо над головами начало тускнеть.
Одна из каменных плит озарилась огнём, устремлённым в небо. И, словно Камень был дверью в иное время и место, из сияния выступила женщина.
Одежды женщины не были богато украшены, лицо скрывал зелёный туман, но они узнали её.
— Теосса! — Приветственный гул лесного люда эхом разнёсся по лесу.
Все опустились на колени и протянули ей руки, она же, кивнув, подошла к каменной ладони и горестно поприветствовала убитого. Над собравшимися пронёсся Ветер, дыхание жизни, словно тоже решив оказать почтение лесной деве.
Итак! Мысль Носимой Ветром прозвучала отчётливее, чем сказанное слово. Итак, зло уже нанесло удар — и напало оно на нас!
Она отошла в сторону, не глядя больше ни на мёртвого, ни на живых, воздела руки к небу и с громким хлопком соединила ладони.
В ответ раздались другие звуки — и на поляне, и выше. Верхние ветви могучих деревьев застонали под гнётом ветра.
— Ищи, — скомандовала Земнородная, — ищи и найди!
Ветер с рёвом повиновался. Она же снова обернулась к обезглавленному телу.
Договор нарушен, пролита кровь, дети мои. Беритесь за оружие и сторожите границы, ибо кто знает, что случится завтра и в дни грядущие?
Одна из лесных женщин, до того рассыпавших цветы, не опустилась на колени, а стояла перед Зовущей, глядя ей в глаза и на время позабыв всякое благоговение.
— Нам говорили, — сказала она тоном глашатая истины, — что путь в лес открыт каждому, кто бежит от Тьмы, что мы предоставим убежище. Так было в прошлом. Отступим ли мы теперь от своего обычая?
— У тебя хорошая память, Ханса, — плавно покачала головой Госпожа. — Слушайте меня: предоставьте убежище тому, кто будет его искать. Примите того, кто придёт в страхе и боли, ибо это обернётся большим благом, чем мы в силах вообразить, и, возможно, низвергнет повелителя Тьмы.
Дикий Ветер бушевал над деревьями, терзая самые высокие ветви. Он был предоставлен самому себе — может быть, она знала, о чём он думает, лесному народу же оставалось лишь ждать. Их шерсть встала дыбом. Когда-то… да, когда-то такое случалось часто. Неужели так будет и ныне? Огромные дубины ударяли о камень, о землю, наращивая темп по велению крови, кипевшей в жилах.
Ветер вернулся. Листья посыпались с деревьев, цветы, усыпавшие обезглавленное тело, поднялись внезапным вихрем и опустились снова. Тот, кто лежал на раскрытой ладони, был теперь целым, и голова покоилась на месте. Гортанные возгласы смешались со вздохом отступающего Ветра — лесной люд оплакивал усопшего.
Оставалось ещё одно дело, и она вновь подняла руки. Над ней гремел Ветер, потрясая деревьями, его крик оглушил всех в лесу.
Лесной народ ждал, ибо смерть, о которой они скорбели, была только началом. Маленькое пятнышко гнили может пожрать весь лист, теперь же потревожен покой их леса. Древние клятвы нарушены, Лакар погиб от рук чужаков. Кто их сюда привёл?
Внезапно Теосса взмахнула рукой и очутилась на вершине высокого камня. Дубины грянули оземь, приветствуя её. Они двигались в едином порыве, будто объединённые общим разумом, а ведь за опушкой леса их сочли бы бездушными, ни на что не годными деревяшками.
Взвыв в последний раз, Ветер затих. Теосса рассмеялась и опустила руки.
— Будьте на страже и берегите границы, — произнесла она голосом суровым и холодным, как камень под её ногами. — За границей Тьмы началось шевеление. — К удивлению слушателей, она снова рассмеялась. — Когда дурак балуется с огнём, он превращается в уголь! Тот, кого наш глупец хочет призвать, имеет другие, более важные цели. Не отказала ему и память, он не забыл, что случилось перед тем, как мы заключили Договор. Пусть поостережётся дитя, беспечно играющее с силами выше его разумения; великого демона не призвать безнаказанно!
Чудовища пришли сюда не из-за демона, а из-за своего безмозглого господина! Что-то внушило им глупую мысль, будто они, проданные, могут освободиться ценой крови…
Запомните: лес не запятнан этим убийством. Но будьте на страже!
И снова Ветер закружил над Зовущей. Её волосы взмыли в воздух серебряным ореолом. Вокруг поднялся туман, он становился все плотнее и наконец сокрыл её целиком. Когда он рассеялся, её нигде не было.
Гарвис сидел в своей студии на любимом стуле. Перед ним на столе была грунтованная доска и вереница баночек с красками, уже открытых, сияющих всеми цветами радуги. Но руки художника покоились на коленях, он смотрел на доску и краски, как будто никогда прежде не брал в руки кисть.
Внезапно маг яростно выругался. Кисть в его руке переломилась, и он швырнул обломки на пол.
На доске было несколько линий — контур будущей картины, вчерашний набросок.
Прежде живопись — талант Гарвиса — никогда его не подводила. Художник поёжился, гоня мысль о том, что талант ушёл.
Мысленным взором он отчётливо видел два юных лица, но пропало бесценное умение воплощать образы красками и кистью. Мальчик и девочка, имеющие во внешности столько общего, что их кровное родство не вызывало сомнения.
Ему не удавалось нарисовать их достаточно похожими. Хотя лица детей несли отпечаток постоянных трудностей, глаза горели пытливым умом. Уроженцы Стирмира, дети смотрели скорбно и обречённо, не ведая радости жизни и веры в будущее, которыми некогда славился этот край.
