Джон Толкин - ДЕТИ ХУРИНА (НАРН И ХИН ХУРИН)
Турамбар посмотрел в сторону водопадов Келеброса и увидел заходящее солнце и струи черного дыма у реки.
— Нельзя терять времени, — сказал он, — но вести эти хорошие. Я боялся, что он поползет в обход — если бы он отправился на север, к Перекрестьям и на старую дорогу в низине, все было бы потеряно. Но теперь он в каком-то порыве гордыни и злобы прет напролом.
Но, говоря так, он помыслил про себя:
— Или… Неужто столь злобная и жестокая тварь страшится Перекрестий, как жалкие орки? Хауд-эн-Эллет! Быть может, Финдуилас все еще стоит меж мной и моим роком?
Он обернулся к своим товарищам и сказал:
— Вот что нам надо сделать теперь. Нам придется немного подождать: в этом деле что слишком рано, что слишком поздно — все худо. Когда стемнеет, спустимся вниз, к Тейглину, и как можно осторожнее. Берегитесь! Глаурунг слышит не хуже, чем видит — заметь он нас, и все пропало. Если доберемся до реки незамеченными, надо спуститься в ущелье, перейти реку и подняться туда, где он поползет, когда двинется дальше.
— Да как же он там переберется? — спросил Дорлас. — Может, он и гибкий, но он же огромный — как же он спустится и поднимется, ему же вдвое сложиться придется? А потом, если у него это и выйдет, нам-то какая польза, что мы будем внизу, у бешеного потока?
— Может, у него это и выйдет, — ответил Турамбар. — Если так случится, тогда нам придется худо. Но, судя по тому, что мы узнали о нем, и по тому, где он остановился, я надеюсь, что он задумал иное. Он ведь приполз к Кабед-эн-Арас — вы говорили, там однажды олень перепрыгнул реку, спасаясь от охотников Халет. Дракон сделался теперь так велик, что, как мне думается, он попробует переползти с обрыва на обрыв. Вот в этом и есть наша надежда, и придется нам положиться на это.
Когда Дорлас услыхал это, сердце у него упало: он знал земли Бретиля лучше любого другого, и Кабед-эн-Арас был воистину страшным местом. На востоке был обрыв футов сорок высотой, весь голый, только наверху росли деревья; на другой стороне берег был не такой крутой и высокий, и за склон цеплялись деревца и кустарники, а меж берегами по камням несся бурный поток — днем человек с отважным сердцем мог перейти его, но ночью это было очень опасно. Но таков был замысел Турамбара — и бесполезно было спорить с ним.
И вот в сумерках они тронулись в путь; они не пошли прямиком в сторону Дракона, а сперва отправились к Перекрестьям; не доходя до них, свернули к югу по узкой тропе и пошли вперед под сенью леса, что рос над Тейглином[25]. По мере того, как они шаг за шагом приближались к Кабед-эн-Арас, то и дело останавливаясь и прислушиваясь, в воздухе все явственнее ощущалась гарь и тошнотворная вонь. Но при этом стояла мертвая тишина, даже ветер улегся. Позади, на востоке, зажглись первые звезды, в на фоне угасающего запада вверх поднимались ровные струйки дыма.
Когда Турамбар ушел, Ниниэль осталась стоять недвижно, как камень; но Брандир подошел и сказал:
— Ниниэль, не бойся худшего, пока оно не случилось. Но разве не советовал я тебе подождать?
— Советовал, — ответила она. — Но теперь-то что в этом толку? Любовь может жить и причинять страдания и вне брака.
— Знаю, — сказал Брандир. — Но в браке все же тяжелее.
— Я третий месяц ношу его ребенка, — сказала Ниниэль. — Но не похоже, чтобы я больше боялась потерять его именно поэтому. Я тебя не понимаю.
— Я тоже не понимаю, — сказал он. — Но все же мне страшно.
— Да, ты утешишь! — воскликнула она. — Брандир, друг мой, будь я женой или невестой, матерью или девой, а страх мой нестерпим. Властелин Судьбы отправился бросить вызов своей судьбе — как же могу я оставаться здесь, ожидая запоздалые вести, добрые или дурные? Быть может, в эту ночь он встретится с Драконом, и не могу я ни стоять, ни сидеть — как же мне провести эти ужасные часы?
— Не знаю, — ответил Брандир, — но как-то надо провести их и тебе, и женам тех, кто отправился с ним.
— Пусть они поступают, как велит им их сердце! — воскликнула она. — Но что до меня — я пойду к нему. Я не могу быть за много миль от моего господина, когда он в опасности. Я отправлюсь навстречу вестям!
Услышав это, Брандир исполнился черного ужаса и вскричал:
— Ты не сделаешь этого, пока я в силах помешать тебе! Ведь ты же погубишь весь замысел. А если случится худшее, эти мили дадут нам время спастись.
— Если случится худшее, я не стану спасаться, — сказала она. — Тщетны твои советы, и ты не сможешь мне помешать.
И она явилась к людям, что все еще толпились на площади в Эфель, и воскликнула:
— Люди Бретиля! Не стану я дожидаться здесь. Если господин мой погибнет, тогда конец всякой надежде. Ваши земли и леса сгорят дотла, и дома ваши обратятся в прах, и никому, никому не спастись! Так чего же мы ждем здесь? Вот, я отправляюсь навстречу вестям и тому, что пошлет мне судьба. Пусть же все, кто думает так же, идут со мной!
И многие решили идти с нею: жены Дорласа и Хунтора — потому что их возлюбленные отправились с Турамбаром; иные — из жалости к Ниниэли, оттого что хотели быть рядом с ней; многих же просто влекли вести о драконе, и они в своей отваге или в своем неразумии (ибо мало знали о том, что им угрожает) думали узреть небывалые и достославные деяния. Ибо так высоко ставили они Черного Меча, что большинству казалось, будто даже Глаурунгу с ним не справиться. И потому они поспешили вперед, и немалой толпой, навстречу опасности, которой сами не ведали; они шли почти без отдыха, и к ночи, усталые, вышли наконец к Нен Кирит вскоре после того, как Турамбар ушел оттуда. Но ночь остудила горячие головы, и многие теперь сами дивились своему безрассудству; когда же они услышали от разведчиков, что остались у водопада, как близко отсюда Глаурунг, и какой отчаянный план задумал Турамбар, сердце у них застыло, и они не посмели отправиться дальше. Иные беспокойно поглядывали вперед, в сторону Кабед-эн-Арас, но ничего было не видно, и не слышно — лишь холодный шум водопадов. Ниниэль же сидела в стороне, и ее трясло, как в лихорадке.
Когда Ниниэль со своими спутниками ушла, Брандир сказал тем, кто остался:
— Смотрите, как меня опозорили! Всеми моими советами пренебрегают! Пусть же Турамбар будет вашим владыкой по имени, раз он уже захватил всю власть. Вот, я отрекаюсь от своей власти и от своего народа. Пусть никто более не приходит ко мне за советом и исцелением! — и сломал свой жезл. А про себя подумал:
— Теперь ничего у меня не осталось, кроме любви к Ниниэли — и оттого, куда бы она ни пошла, в разуме или в безумии, я последую за нею. В этот черный час ничего наперед не скажешь; но может случиться, что мне удастся спасти ее от какого-нибудь несчастья, если я буду рядом.
