Андрей Стерхов - Быть драконом
Какое-то время мы шли молча. Тропа поначалу тянулась вдоль оврага, по дну которого журчал невидимый, скрытый за густыми зарослями и ночным туманом, ручей. Оттуда, снизу, душевно тянуло сырыми гнилушками, мокрой травой и спелыми мухоморами. Но потом тропа стала всё дальше и дальше уходить от оврага, запетляла и потянулась на сопку. Идти стало трудней. Альбина заныла:
— Куда ведёшь ты меня, проклятый старик?
— На Кудыкину Гору, — съехидничал я. — А ты хотела бы на Лысую? Так не время ещё. До шабаша — о-го-го ещё сколько.
— Сусанин чёртов, — проворчала ведьма, а потом не с того не с сего гаркнула: — Споткнись!
В тот же миг я зацепился за корягу и полетел на землю.
Ничего я Альбине на это не сказал. Молча поднялся, отряхнул от хвойных иголок джинсы и не выдержал — расхохотался в голос. Мой громкий смех вспугнул дремавшую в кустах ночную птицу, спросонья она недовольно ухнула и взметнулась к вершинам мохнатых сосен. А потом долго-долго пересекала, заваливаясь на левое крыло, огромный диск луны.
— Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним, — ни к селу ни к городу сказала ведьма, проводив птицу взглядом.
— Последнего некому будет рассмешить, — сказал я ей в пику и — вперёд, босота! — вновь потопал за ниткой лунного света, что блестела на мокрой траве. Я сам себе напоминал в те минуты Ивана-дурака, лихо шагающего за известным клубком. Всё то же самое. Те же вёрсты, звёзды и репей, только у меня при себе ещё и Яга имелась. Баба вздорная.
Вяло переругиваясь, мы прошли ещё километра четыре, прежде чем приметили мерцающий сквозь ветви огонёк.
— Дом лесничего? — предположила Альбина.
— Возможно, — пожал я плечами. — А может, охотничья заимка или лыжная база.
Но оказалось ни то, ни другое и ни третье. Мы вышли немного-немало к пионерскому лагерю, во всяком случае, так утверждала табличка на входе. Там прямо так и было выведено местами облупившейся голубой краской: «Пионерский лагерь „Юный авиатор“». Поскольку всегда считал себя в некотором смысле авиатором, я счёл это название за добрый знак.
Честно говоря, трудно было угадать в представших нашему взору строениях детский лагерь, ибо царила вокруг мерзость запустения. Бросалась в глаза, что доски трёхметрового забора черны, что на двух из трёх гаражных боксах отсутствуют створки ворот, что крыша пищеблока наполовину разобрана, что окна и двери отрядных бараков заколочены горбылём, а флагшток на центральной линейке загнут в букву «Г», отчего похож на виселицу. Полный и окончательный аут. Как говорится, райком закрыт, все ушли на фондовую биржу. Только возле административного корпуса — о, чудо! — горел одинокий фонарь. Под фонарём, в круге тусклого света стоял тёмно-фиолетовый «лексус». Я не поверил своим глазам. Стянул очки, протёр глаза. Да, точно — «лексус».
Не знаю, что меня больше удивило — «лексус» посреди тайги или то обстоятельство, что силовой кабель не сдан на пункт приёма лома и запитан. Пожалуй, последнее больше.
— Стой, где стоишь, — приказал я Альбине и, оставив её на крыльце бывшей столовой под жестяным плакатом «Хлеба к обеду в меру бери, хлеб — драгоценность, им не сори», пошёл в разведку.
— Иди, зверь, — кинула мне ведьма в спину. — Иди, но учти — я чую кровь.
Ломиться с парадного входа я не стал, решил посмотреть, что тут к чему, не обнаруживая себя. Осторожничал по двум причинам. Во-первых, «лексус» на территории заброшенного пионерского лагеря выглядел, по меньшей мере, дико. А во-вторых — напрягли последние слова ведьмы. Поэтому так.
Подошёл к зданию с тыла: обогнул деревянный клозет «для персонала» и прокрался вдоль забора. Всё пространство между забором и стеной корпуса заросло багульником, кусты были плотными, но я пробился. Свет горел только в одном из шести окон, туда и заглянул.
Штора за окном была сдвинута на одну сторону и не мешала видеть, что в разгромленном мародёрами кабинете то ли начальника лагеря, то ли старшего пионервожатого находятся четверо: три реальных пацана быковатого вида в чёрных кожанках и разбитная долговязая девица в белом джинсовом костюме.
Двое парней и девица сидели за столом и азартно резались в карты. Шестёрки, дамы и тузы так и летали с трёх сторон на бронированный чемоданчик, лежащий посреди стола. Помимо того на столе лежали стволы. Ровно три ствола. По одному на брата. С учётом того, конечно, что один брат был сестрой.
Ещё один чисто конкретный пацан, самый здоровый из всех, сидел на табурете почти у самого окна. Если бы не было между нами грязного стекла, составленного из двух половинок, я, пожалуй, смог бы дотянуться и отвесить фофан с прицепом по бритому, переходящему в толстые складки, затылку.
Сдвинувшись чуть в сторону и встав на выступ цоколя, я обнаружил, что здоровяк смотрит кино с экрана портативного DVD-проигрывателя. Фильм я узнал. Причём, сразу. У парня оказался неплохой вкус, смотрел он «Затойчи» Такеши Китано. Как раз шёл эпизод первой встречи ронина и Слепого Ичи. Это там, где они такие стоят в кабаке напротив друг друга и ронин говорит: «Я вижу, ты непрост», а Ичи отвечает: «И от тебя кровью пахнет». Правильный фильм. Я семь раз смотрел. Может быть, поэтому с теплотой подумал о культурно-эстетических предпочтениях этого неизвестного мне братка. Так прямо и подумал: «Зачёт». И решил, что смогу с ним договориться. Рыбак рыбака чует издалека и если что, завсегда поможет на червяка плюнуть. Даже если один рыбак робин гуд по жизни, а другой дракон по рождению — всё равно. Разве правильные мужчины обращают внимание на такие пустяки? Нет, конечно. Кто без недостатков?
Я уже собрался было заглянуть к господам бандитам на огонёк, но успел дойти только до угла здания. Меня остановил гул мотора. В этом нарастающем тарахтении, внезапно нарушившем ночную тишину, было что-то тревожное, что-то недоброе. Я замер и прислушался. Вскоре понял, что к лагерю на большой скорости несётся мотоцикл, и подумал, вторя Винни-Пуху: «Это жу-жу неспроста. Тут торопиться не стоит, тут надо поглядеть, что это за ночное party такое у чёрта на рогах. Чего доброго нарвёмся».
Как в воду глядел.
По центральной аллее к зданию лихо подкати два странноватого вида молодых паренька. Они были весьма экстравагантно одеты, точнее разодеты: «бермуды», гавайские рубахи и беспечные сланцы на босу ногу. Тот, который рулил, слушал музыку — провод от наушников уходил в задний карман его широких шорт. Судя по тому, что, выпрыгнув из седла, парень стал вытанцовывать нечто вроде румбы, музыка была заводной.
Его пассажир вёл себя сдержанней, ему было не до танцев. И действительно, какие могут быть танцы, когда ты при делах? А он был при делах. К правой руке его был пристёгнут наручниками пузатый кожаный саквояж, похожий на те, с какими ходили когда-то акушеры.
