Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – фрейграф
– Нет, – поправил я, – намного западнее. Если совсем уж точно, у меня перед глазами была во-о-от та далекая скала. Я летел прямо на нее. Там и произошло столкновение… Как только я и уцелел при таком ужасном лобовом ударе!.. Могла бы и посочувствовать, хоть для приличия! Женщина, где твое хваленое женское сопереживание?
– Для тебя его никогда не будет, – отрезала она.
– Ну вот…
– Говори дальше, – потребовала она. – Как летел потом?
– Красиво, – сообщил я. – Я всегда летаю красиво. У меня это врожденное, как думаешь? Я тоже так думаю. А хорошие манеры еще и отшлифовали…
Она прошипела зло:
– Я не о том!
– Уже догадался, – ответил я печально. – Всегда вы не о том, всегда не замечаете самого главного… В общем, сделал вираж и пошел к нашему милому гнездышку напрямую, где ты все глаза проглядела, ожидая меня, такого замечательного…
Она не среагировала на ехидство, морщила лоб, кусала губы, а серые глаза то светлели, то становились совсем темными. Я же любовался огненной копной волос, почему-то люблю рыжих.
– Тогда короли Кодер и Денонк отпадают, – заявила она. – Если по той линии, там только три королевства: Королевство Белых Гарпий, королевство Гардекс и королевство Поющих Деревьев.
Я сказал саркастически:
– Всего лишь?
Она кивнула, лицо серьезное.
– Тебе повезло.
– Почему?
– Если бы чуть левее, то за теми королевствами… еще множество. А так – дальше море.
Ужин прошел в молчании, Мириам все еще пытается вычислить, от кого записка, я тоже помалкивал, не в силах уложить в голове факт существования в Гандерсгейме множества королевств. Что множество – понятно, варвары перестанут быть варварами, если сумеют объединиться в единое государство, но сами слова «король» и «королевство»… гм…
Мясо и сыр, к сожалению, могу создавать только такими, какими когда-то ел и видел: то есть дракону не нажраться, а создавать крохотными порциями – умру с голоду в бесконечном процессе.
Но кофе все-таки сотворил, с наслаждением смаковал и неотрывно смотрел в титанические образы воздушных замков, снежных гор, что озарились сперва нежно-розовым светом, затем красным, меняются медленно, неспешно, однако с неотвратимостью природы, уже не горы, а целые горные хребты, настолько огромные и величественные, что даже Великий Хребет померк, и я продумал потрясенно, что человек не зря в поисках величия поднимает глаза к небу.
В недрах облачных гор вспыхивают и свои огни, так мне кажется, одни озаряются чуть-чуть, другие два не сочатся густой багровой кровью, и все таких масштабов, что весь мир внизу совсем крохотный, ничтожный, заставляющий усомниться в своих силах и подумать о высших силах, что, конечно же, там на небесах…
Мириам села в сторонке, но поблизости, спина прямая, красные волосы горят в свете закатного солнца, как его частица.
– Что буркалы вытаращил?.. – буркнула она недружелюбно. – Тебя оттуда выгнали?
Я вздохнул.
– Чего так решила?
– Да вид у тебя… – сказала она тем же почти враждебным голосом, – обалделый какой-то. И словно тоскуешь. Разве рептилии могут тосковать?..
– Наверное, могут. А люди?
– Ну, то люди… Скажи, зачем улетаешь так далеко и на целый день?
– Дела, – ответил я лаконично.
Она изумилась:
– Какие у рептилий дела? Ешь да спи.
Я подумал и согласился.
– Хорошо, уговорила. Завтра с утра будешь весь день живот чесать.
Она в недоумении посмотрела на свой живот.
– Зачем?
– Да не себе, – пояснил я покровительственно. – Тебе выпало великое счастье чесать пузо мне! Можешь начинать радоваться. Осталось только ночь перетерпеть до такого щастя.
Она вспыхнула, я видел, как уже набрала в грудь воздуха то ли для возмущенного вопля, то ли для злой отповеди, но вдруг пересилила себя и сказала с мягкой укоризной:
– Ты что, совсем? Уважать себя не будешь! Гордые драконы все время летают, летают, летают… и никогда не чешутся. Это неприлично.
– Какие слова знаешь, – пробормотал я. – Не думал, что гордая дочь степей… Тем более, если отец у нее простой проводник караванов.
Она пропустила мои слова мимо ушей и продолжила, словно и не слышала:
– И вообще… если не стерег источник, то зачем ты здесь?
– Дела, – повторил я все так же лаконично.
Она удивилась:
– Дела? Не-е-е-т, тебе что-то здесь понадобилось!
Я посмотрел на нее с интересом:
– Это же человеческие представления о полном счастье, а у нас, великих драконов, они другие…
– Какие?
Я зевнул.
– Женщина… Что будет на завтрак?
Она проворчала:
– Все бы вам только жратаньки… Можешь и по дороге что-нибудь сожрать.
– Что?
– Мало ли, что там бегает? – ответила она. – Вы же все жрете, ненасытные прорвы.
Я зевнул громче, лег у костра.
– Ну вот, еще не поженились, а уже ворчишь. А что будет дальше?
Она зыркнула исподлобья и чуточку отодвинулась.
– Но-но, размечтался, ящерица горбатая! Будет из чего готовить, будешь и жрать. Хоть и не понимаю, зачем тебе, хищнику, хорошо прожаренное?
– Женщина не должна понимать, – сказал я наставительно. – Женщине достаточно чувствовать. Так что ужинай и спи. Мне завтра придется вылететь пораньше, чтобы успеть и в самые дальние концы Гандерсгейма.
– Других драконов ищешь? Чтобы снова подраться?
Но я прикрыл глаза и притворился, что сплю.
Глава 12
Наверное, зря я лег так близко ко входу. Свежесть утреннего воздуха проникла сквозь зазоры между чешуей, проморозила шкуру и даже мясо, начала добираться до костей. Я очнулся, чувствуя, что всего перекашивают судороги, конечностей нет вообще и весь я словно уменьшился. Сердце вяло сокращается не чаще, чем раз в минуту, кровь почти не поступает в конечности, уже почти обморожены, на глазах ледяная корка, словно я всплакнул со сне.
Сердясь на себя и пугаясь разом, мало ли, чего могло произойти, я заставил себя шевелиться. Сердце нехотя пошло сокращаться чаще, остывшая кровь потекла в конечности, там начало щипать невыносимо, словно отсидел всего себя. Температура воздуха в пустыне падает иногда до нуля, а я ж тоже почти холоднокровный, и хотя вряд ли окоченел бы до смерти, однако мелкие летучие зверьки могли изгрызть до костей, оставив голый скелет…
Мириам спит в норке, молодец. Лишняя предосторожность не мешает. И правда, могу и сожрать спросонья, и задавить ненароком…
У остатков костра на широком камне лежит прожаренная и уже остывшая тушка козы. Я попытался улыбнуться, но строение пасти не позволило такую недраконью вольность. Мириам инстинктивно выполняет женские обязанности: самец утром должен получить сытный завтрак, а потом выметываться на работу.
