Птицеед (СИ) - Пехов Алексей Юрьевич

Принесли кофе мне. Бирюзовую чашку с напёрсток, как я и мечтал, и стакан с водой и льдом. Капитан же предпочёл чай с бергамотом. На завтрак были тосты с рваной говядиной, сэндвичи с угрём и огурцом, брусничное варенье и цедра лайма к сыру с белой плесенью, креветки в каком-то зелёном соусе, королева яичниц с чудесно-поджаренной колбасой и крабы на льду.

— Попробуй, — предложил мне Капитан в процессе завтрака, протягивая нежно-розовое мясо, добытое маленькой вилочкой из клешни. Он знает, как я «обожаю» всех ракообразных и прочих морских тварей, похожих на тараканов.

— Воздержусь.

— Просто макай мясо в растопленное сливочное масло. Надо открывать в жизни новые вкусы, — его тон был покровительственно-ироничным. — Нельзя отказываться от интересного.

— Ты ведь никогда не спрашивал, почему я не ем эту дрянь.

Он вздохнул, макнул мясо в соус, отправил себе в рот, и описал пустой вилкой полукруг в воздухе, показывая тем самым, что всё его внимание жаждет этой занимательной истории.

— Как-то мы с братом заблудились в Иле. — Я увидел, брови Августа с явным сомнением поползли вверх. — Не удивляйся. Мне вообще тогда было четырнадцать. Мы попали в неприятности в джунглях, что за Зелёным сердцем. Бывал там?

— Слишком далеко для меня и слишком серьезный вызов для моей смелости, — признался тот. Угу. С «Соломенными плащами» мы ни разу так далеко не заходили. — Почему вы там оказались?

Я вспомнил Рейна. Вспомнил его мечты. Или навязчивое желание. Манию, которой он так и не сумел заразить меня. Вспомнил, что мы притащили назад.

— Искали Когтеточку.

В его взгляде я прочитал искреннее сочувствие:

— Вы не первые. Его ищут в Иле уже пятый век. Нашли?

— Увы.

— А что насчет крабов? — он напомнил мне про начало истории, разрезав ножницами новую клешню, в тот момент, когда я приготовился убивать тост с говядиной.

— Мы добирались до Шельфа больше двух месяцев.

Он тихо присвистнул.

— После Зелёного сердца начинаются пустынные места. Мёртвые земли на десятки лиг. У нас закончилась еда и мы стали голодать. Питались муравьями. Такой себе деликатес. И как-то нам повезло — на меня набросилась тварь. То ли человек, то ли скорпион. Какое-то порождение Светозарных. Рейн убил его, и мы устроили пиршество.

Я помолчал, глядя Августу в глаза:

— Эта тварь была разумна, хоть и опасна. Пускай она и жаждала меня выпотрошить, пускай у нас не было особого выбора, но… Короче, я не хотел подохнуть от голода, а её мясо позволило нам дожить до «обжитых» мест. И это длилось не один день. Ну так вот. Вкус крабов и креветок очень напоминает мне ту белую и аппетитную плоть.

Капитан позвонил в колокольчик, стоявший на столе. Невозмутимый официант унёс несчастных крабов, хотя это было совершенно лишнее. Не я же их ем.

Поговорили о погоде. О том, насколько неудачным оказался рейд лорда-командующего в Ил и какие последствия ждут Великие Дома. Мы оба сходились на мнении, что полетят чьи-то головы.

Когда с завтраком было покончено и я получил еще один кофе, Август негромко сказал:

— Когда я позвал тебя в отряд, ты поставил мне два условия. Первое было для меня очевидно: когда ты говоришь, что опасность, мы слушаемся тебя. Даже если перед нами лежит стогранная руна и надо бежать от неё прочь, мы бежим. Я согласился, и мы не раз исполняли твои приказы. Каждый раз это спасало наши жизни.

— И ты так и не понял насчёт второго? Мне кажется всё очевидно.

— Всё очевидно, — подтвердил тот. — Ты никогда не брал свою долю дохода с нашей выручки. Полагаю именно поэтому тебя многие в отряде ценят.

Я усмехнулся:

— А я считал, что меня ценят за моё невероятное чувство юмора, лёгкий нрав и бесконечное дружелюбие.

— И это тоже, — серьезно согласился Август. — Но за семь лет наших путешествий в Ил ты ни разу не изменил этому правилу. Не взял даже жалкого медного воробья.

— В Иле я ищу не деньги, а знания. И следы брата. Этот мир чувствует меня, а я чувствую его. Соловьи, совы и воробьи запачкают наши высокие непорочные отношения. А если серьёзно, я достаточно богат, чтобы не думать о деньгах. Полагаю, ты тоже.

— Твой род выродился, угас. Я о влиянии в городе. Но деньги есть. Да. Я в курсе.

Угу. Наследство, доставшееся мне, достаточно велико, чтобы скупить половину заведений на этой улице. Другая половина не достойна моего внимания, так как кофе там варят не идеальный.

В нескольких банках на моих счетах лежит вполне приличное количество золотых соловьев. Спасибо предкам, которые также могли держать в руках булыжники, ходить в Ил и преумножать наше состояние. Жаль, что их теперь нет. Остались лишь деньги. Когда исчез Рейн, и чиновники официально признали его мёртвым, я стал единственным наследником.

Потому что моя бабка, да храни её Рут, живет, точно хищная рыба, в глубоком омуте, и не желает, чтобы лишние люди знали, что она связана с Люнгенкраутами. Всегда такой была и всегда такой останется. Да и деньги ей не нужны. Полагаю, дед оставил ей не меньше, чем нам.

Я ощутил некоторый укол совести, что не видел её уже… подсчитал в уме, сколько, и помянул про себя драных сов. Давно не видел. Полагаю, она жутко зла.

— К чему ты ведешь? — спросил я.

— Ну… — он подмигнул. — Я командир и считаю неправильным, что ты, как ценный кадр, ни разу не получил никакой награды.

— Тут ты ошибаешься. С вами я посмотрел новые уголки Ила и познал много интересного. То, что пропустил бы, если путешествовал в одиночку. К тому же в этот раз награда оказалась выше всяких моих ожиданий. Мы нашли Оделию. Без «Соломенных плащей» ничего бы не вышло.

— И всё же моя совесть страдает, риттер, — он расстегнул верхнюю пуговицу камзола и быстро глянув на дверь сунул руку за пазуху, вытащил узкий небольшой конвертик. — Твоя плата.

Прежде, чем я начал спор, Август поднял ладонь:

— Прошу, не обижай меня.

Ну, раз это настолько важно для нашего славного Капитана, то не стану бодаться с ним из-за того, что лежит в конверте. Полагаю, там какая-нибудь мелочь, способная заставить совесть риттера Нама не мучать его во время весёлых гулянок, попоек и страстных обниманий с горячими прелестницами высшего и… не очень высшего света.

Ради вежливости я заглянул внутрь, поднял брови, видя мягкий золотой блеск маленькой плоской руны с волнистыми краями. Не то, чтобы я потерял дар речи. Но впечатлился.

— И?.. — спросил у меня этот павлиний сын.

— Будь я девица, то рыдал бы уже от счастья на твоём плече. Но мне и тебе повезло, что это не так.

— Ха.

Я закрыл конверт, прижал его одним пальцем, не спеша убирать в карман. Следовало уточнить детали.

— Полагаю это то, что искал риттер Удо Траугесланд. Руна Кровохлёба.

— Не вижу причин отдавать её ему. Он не попадал с «Соломенными плащами» в передряги.

— Хм. Разве это не ваш с Толстой Мамочкой трофей? Вы же прикончили суани.

— Килли руна ни к чему. А я уже получил от неё выгоду — могу наконец-то заплатить за твою работу.

Я не стал оскорблять его своим кругозором. Капитан живет не первый год, учился в школе Ветвей и вполне разбирается в вопросе, чтобы не читать ему ненужную лекцию о том, что он мне передает. Но не сказать я не мог:

— Ты обделяешь свою шпагу.

Его клинок, с рукоятью украшенной мелкими рубинами, лежал на специальной подставке. Длинный, узкий, со стальной чашкой для защиты руки. Я знал, на что он способен. Или его хозяин, если уж быть точным, вооруженный этим куском доброй стали.

Капитан потянулся, взял шпагу, показал мне едва заметный бугорок на рукояти.

— Я вполне доволен тем, что у меня есть.

Мне пришлось убрать конверт в карман.

— В таком случае будем считать, что твоя мятежная беспокойная совесть отныне спит сном младенца.

— Часто мнение о хорошем сне младенца — заблуждение.

Никогда не интересовался, есть ли у него дети, как у Плаксы или Головы. Но Август прав, уж у меня такой опыт точно есть.