Робин Хобб - Убийца Шута
За последний год я стал принимать одержимость Молли как неизбежность. Я не удивился когда она отказалась ехать со мной, поскольку, как она выразилась "время уже почти пришло". Часть меня не хотела покидать ее в таком неспокойном состоянии ума, в то время как другая часть жаждала получить передышку от потакания ее наваждению. Я отозвал Ревела в сторонку и попросил, чтобы он уделял особое внимание ее просьбам пока меня не будет. Он выглядел почти обиженным из за того, что я считал такое распоряжение для него необходимым.
- Как вседа, сэр, - сказал он, и отвесил короткий чопорный поклон, как бы добавляя: Ты идиот.
И вот я покинул ее и уехал из Ивового Леса один, и тихо присоединился к процессии благородной знати из Шести Герцогств, направляющейся на север в Горы чтобы присоединиться к похоронным обрядам. Странно было снова проделывать путь, который я однажды уже прошел когда мне не было и двадцати лет, направляясь в Горное Королевство, чтобы засвидетельствовать то, как Кетриккен даст слово быть невестой будущего короля Верити. Во время моего второго путешествия в Горы, я часто избегал дорог и передвигался по пересеченной местности вместе с моим волком.
Я знал, что Бакк изменился. Теперь же я видел, что изменения произошли во всех Шести Герцогствах. Дороги стали шире и земли были более ухожены и обустроены. Поля пшеницы раскинулись там, где раньше были открытые выгоны. Города простирались вдоль дорог так, что порой было сложно заметить где заканчивался один и начинался другой. Гостиниц и городов по дороге встречалось теперь гораздо больше, но наша процессия была настолько многочисленной, что иногда мест всем не хватало. Дикие земли были облагорожены, вспаханы, ограждены заборами для выпаса скота. Я задумался о том, где теперь охотились волки.
Поскольку я числился охранником Кетриккен, то был облачен в одежды ее цветов: белого и голубого и ехал рядом с королевской семьей. Кетриккен никогда не придерживалась формальностей, и ее пожелание, чтобы я ехал рядом с ней, было спокойно принято теми, кто ее знал. Мы тихо разговаривали, а позвякивания сбруй и стук копыт лошадей других наездников придавали нашему общению странную уединенность. Я рассказывал ей истории о моем первом путешествии в Горы. Она мне - о своем детстве и о Эйоде, но не короле, а любящем отце. Я ничего не сказал Кетриккен о психическом расстройстве Молли. Ее скорби по умершему отцу было ей достаточно.
Мое положение в качестве ее охранника предполагало, что меня селили в те же гостиницы, где останавливалась королева, а значит и Неттл тоже, и иногда нам удавалось найти тихое место и время для разговоров. Хорошо, что у меня была возможность видеться с ней и откровенно говорить о навязчивой идее ее матери, что принесло мне большое облегчение. Когда к нам присоединялся Стеди мы уже были не так откровенны в беседах, но Неттл сама не хотела ничего ему говорить. Я не мог решить либо она считала своего младшего брата слишком юным для таких известий, либо она считала, что это сугубо женские проблемы.
Баррич дал своему сыну хорошее имя. Из всех мальчиков, Стеди унаследовал больше всего его черт, крепкую осанку, а также размеренную походку и безоговорочную приверженность чести и долгу. Когда он был с нами это было все равно, что если бы его отец сидел с нами за столом. Я отметил то, как легко Неттл полагалась на силу брата и это касалось не только Скилла. Я радовался тому, что часто он был рядом с ней, но в тоже время я тосковал. Я бы хотел, чтобы он был моим сыном, равно как и радовался тому, что видел в нем продолжение жизни его отца. Я думаю, что он ощущал мои чувства. Он относился ко мне с почтением, и все же бывали моменты, когда его черные глаза впивались в мои так, как будто он видел мою душу. И в те моменты я безмерно тосковал по Барричу .
Когда мы уединялись с Неттл, она читала мне письма матери, которые та отправляла ей каждый месяц, с детальным описанием того, как развивается беременность, затянувшаяся уже более, чем на два года. У меня разрывалось сердце, когда в словах Неттл, которая читала вслух письма матери, я слышал голос Молли, подбирающий детские имена, и раздумывающий над тем, что ей лучше сшить или связать для ребенка, которого никогда не будет. И все же мы оба не могли найти лучшего решения, чем утешаться тем, что мы можем делить друг с другом нашу тревогу.
Когда мы прибыли в горы нам оказали теплый прием. Яркие здания, из которых состоял Джампи, столица Горного королевства, по-прежнему напоминали мне бутоны цветов. Старые строения, какими я их помнил, смешивались с деревьями, среди которых были построены. Но изменения достигли и Горного королевства, и окраины города уже больше походили на Фарроу или Тилт своими каменными постройками. Я расстроился, поскольку изменения были не к лучшему, поскольку строения возвышались над лесом, как разрастающаяся рана.
Три дня мы прощались с королем, которого я глубоко уважал. Не было морей слез и надрывных рыданий, мы тихо обменивались рассказами о том, каким он был и как хорошо правил. Его люди скорбели о почившем короле, но в то же время были рады приветствовать его дочь на родине. Они так же были рады видеть и короля Дьютифула с Нарческой, и двух принцев. Я несколько раз слышал, что люди с тихой гордостью замечали, что юный Интегрити очень похож на старшего брата Кетрикен, своего дядю, принца Руриска. Я не замечал этого сходства до тех пор, пока не услышал о нем и после уже не мог забыть.
Когда завершился период скорби, Кетриккен выступила перед народом и напомнила, что ее отец и будущий король Верити начали процесс по установлению мира между Шестью Герцогствами и Горным королевством. Она попросила их, чтобы он смотрели на ее сына Короля Дьютифула, как на своего будущего правителя и помнили, что мир, которым они наслаждались нужно принимать как величайший триумф короля Эйода.
После того, как формальности с похоронами короля Эйода завершились, началась работа. Ежедневно проводились встречи с советниками Эйода и велись длинные дискуссии о должном управлении Королевством. На некоторых из них я стоял у стены в качестве дополнительных глаз Чейда и Дьютифула, а когда встречи проводились на высшем уровне, я сидел на улице под лучами солнца с закрытами глазами, связанный Скиллом с ними обоими. Но были вечера, когда я был предоставлен сам себе.
И вот я обнаружил себя стоящим перед раскрашенной и покрытой искусной резьбой дверью, задумчиво разглядывая работу рук Шута. Здесь был дом, в котором он жил, когда думал, что потерпел провал в исполнении своего предназначения Белого Пророка. В ночь смерти короля Шрюда Кеттрикен сбежала из Баккипа, и Шут ушел с ней. Вместе они проделали трудное путешествие в Горное Королевство, где, как она полагала, ее нерожденный ребенок будет в безопасности в доме ее отца.Но здесь судьба нанесла Шуту два удара. Ребенок Кеттрикен не выжил, и до него дошли новости о моей смерти в темнице Регала. Он провалил свою задачу обеспечить наследником династию Видящих. Он потерпел поражение в осуществлении своего пророчества. Его жизнь как Белого Пророка была завершена.
Считая меня погибшим, он остался в Горах с Кеттрикен, живя в этом маленьком доме и пытаясь организовать себе простую жизнь резчика по дереву и изготовителя игрушек. Затем он нашел меня, сломанного и умирающего, и принес в это убежище, которое он делил с Джофрон. Когда он взял меня сюда, она удалилась. Выздоровев, я вместе с Шутом сопровождал Кеттрикен в безнадежных поисках ее мужа по холодному следу в горы. Шут оставил Джофрон маленький дом и все его игрушки. Судя по пестро раскрашенным марионеткам, подвешенным на окне, я ожидал, что она все еще живет здесь и все еще мастерит игрушки.
Этим длинным летним вечером я стоял перед дверью, но не постучал в нее, а изучал чертенят и пекси, которые резвились на резной отделке ставень. Подобно многим горным жилищам старого образца, это строение было раскрашено в яркие цвета и разрисовано, как будто детская коробка для сокровищ. Пустая коробка для сокровищ, мой друг ушел из нее.
Дверь открылась, и изнутри просочился желтый свет лампы. В дверном проеме стоял высокий бледный парень лет пятнадцати со светлыми волосами до плеч.
- Странник, если ты ищешь пристанище, тебе нужно постучать и спросить. Ты сейчас в Горах.
Говоря это, он улыбнулся и широко открыл дверь, отступая в сторону и жестом приглашая меня войти.
Я медленно пошел за ним. Черты его лица были смутно знакомыми. - Джофрон все еще живет здесь?
Его улыбка стала шире.
- Живет и работает. Бабушка, к тебе посетитель!
Я медленно прошел в комнату. Она сидела за рабочим местом возле окна, лампа была у ее локтя. Она что-то красила маленькой кисточкой, ровными мазками золотисто-желтого цвета.
- Одну минуту, - попросила она, не отрываясь от своего занятия. - Если я дам ему высохнуть между мазками, цвет будет неровным
