Робин Хобб - Убийца Шута
- Молли, - сказал я. Я все еще держал ее в своих объятьях, но задумался, была ли она действительно со мной. Я не смог придумать ничего другого, чтобы сказать ей. Я струсил и не стал ей возражать. Но она уловила мое сомнение. Я почувствовал, как она замерла в моих руках и подумал, что сейчас она отстранится от меня.
Затем я почувствовал, как тает ее гнев. Она сделала глубокий выдох, выпуская из легких весь воздух, который набрала для того, чтобы упрекнуть меня, положила голову мне на плечо и заговорила.
- Ты думаешь, что я сумасшедшая, и я полагаю, что едва ли могу винить тебя в этом. Долгие годы я считала, что мое тело исчерпало себя и неспособно больше дать новую жизнь. Я приняла это как данность, но теперь понимаю, это не так. Это ребенок, которого мы так хотели, наше общее дитя, которого мы вопитаем вместе. И мне на самом деле одинаково неважно и то, как это случилось и то, что сейчас ты считаешь, что я спятила, потому что скоро, когда ребенок родится, ты поймешь что я была права. До тех пор ты можешь считать меня настолько сумасшедшей или слабоумной насколько тебе хочется, но лично я собираюсь быть счастливой.
Она расслабилась в моих руках и в темноте я увидел, что она мне улыбается. Я попытался улыбнуться в ответ. Устраиваясь на постели удобнее рядом со мной она мягко заговорила:
- Ты всегда был таким упертым человеком, всегда уверенным, что знаешь о том, что на самом деле происходит куда лучше других. И, возможно, пару раз, действительно, так и было. Но то, о чем я говорю прямо сейчас - это женское знание, и в этом я разбираюсь куда лучше тебя.
Я сделал последнюю попытку.
- Когда сильно хочешь чего-то долгое время, а потом приходится признать, что не можешь это получить, иногда -
- Иногда ты не веришь, когда получаешь это. Иногда ты боишься поверить этому. Я понимаю твое сомнение. Она улыбнулась в темноту довольная тем, что ей удалось обернуть мои собственные слова против меня же самого.
- Иногда желание получить то, что ты не можешь иметь может привести к помутнению рассудка, - сказал я хриплым голосом, поскольку считал, что должен был произнести эти жуткие слова вслух.
Она слегка вздохнула, улыбаясь.
- Любовь к тебе должна была помутить мой рассудок давным давно. Но этого не случилось. Поэтому можешь продолжать оставаться упрямым ровно столько, сколько пожелаешь. Ты даже можешь считать меня сумасшедшей. Но правда заключается в том, что у меня будет твой ребенок, Фитц. До того, как закончится зима в этом доме появится ребенок. Поэтому будет лучше всего, если ты дашь задание слугам спустить с чердака колыбельку. Я хочу успеть подготовить его комнату прежде, чем вырастет живот и я стану неповоротливой.
И вот Молли осталась в моем доме и в моей постели и все же она покинула меня, вступила на путь, по которому я не смогу за ней последовать.
На следующий же день, она сообщила о своем состоянии нескольким служанкам. Распорядилась, чтобы Воробьиные покои переделали в гостиную для нее и детскую, для ее воображаемого ребенка. Я не перечил ей, но видел лица женщин, когда те выходили из комнаты. Позже я видел двоих из них: головы склонены друг к другу, языки мелют во всю. Но когда они отвлеклись и увидели меня, то прекратили разговор и пряча глаза, искренне пожелали хорошего дня.
Молли настаивала на своем заблуждении с энергией, которая как я думал, давно оставила ее. Она шила маленькие рубашки и крохотные чепчики. Она верховодила уборкой в Воробьиных покоях от начала и до конца. Камин был свежевыметен, а для окон заказаны новые портьеры. Она настаивала на том, чтобы я при помощи Скилла передал новости Неттл и попросил ее провести темные зимние месяцы с нами, помочь нам принять нашего ребенка.
И Неттл приехала, даже не смотря на то, что в наших Скилл-беседах мы согласились, что Молли обманывалась в своих ожиданиях. Она провела с нами Зимний праздник и оставалась до тех пор, пока снег не начал таять и не показались дорожки. Ребенок так и не родился. Я думал, что Молли признает свое заблуждение, но она твердо настаивала на том, что ошиблась в сроках беременности.
Весна была в самом разгаре. По вечерам, которые мы проводили вместе, она иногда бросала свое рукоделие с криком:
- Вот! Вот, он шевелится, подойди, потрогай!
Но каждый раз, когда я послушно прижимал руку к ее животу, я не чувствовал ничего.
- Он замер, - настаивала она, а я серьезно кивал. Что еще я мог сделать?
- Его принесет лето, - уверяла она нас обоих, а маленькая одежда, которую она вязала крючком стала не теплой, шерстяной, а легкой. Когда жаркие летние дни наполнились стрекотом кузнечиков, в сундуках, в которых она хранила одежду для несуществующего ребенка появился новый слой.
Осень вступила в свои права с блеском великолепия. Ивовый лес как обычно был красив осенью, украшенный красной россыпью листьев ольхи, золотыми, как монетки, березовыми листочками и тонкими закрученными листиками ивы,которые опадали с деревьев и ветер рассыпал их по бережно обработанной земле. Мы больше не выезжали вместе верхом, так как Молли настаивала на том, что в противном случае может потерять ребенка, но все же мы ходили гулять. Я собирал с ней орехи гикори и слушал о ее планах переставить ширмы в детскую, чтобы создать отдельное пространство для кроватки. Дни шли и течение реки, петляющей по долине, стало стремительным от дождей. Выпал снег и Молли снова принялась вязать теплые вещи для нашего призрачного ребенка, абсолютно уверенная в том, что теперь это будет зимний ребенок и ему потребуются мягкие одеялки, шерстяные пинетки и шапочки. И подобно тому, как река спряталась подо льдом, так и я стремился скрыть от Молли свое нарастающее отчаяние.
Но я уверен, она знала об этом.
У нее было мужество. Она плыла против течения сомнений, которое создавали окружающие люди. Она знала о слухах, которые ходили среди слуг. Они считали ее глупой или выжившей из ума и удивлялись как такая здравомыслящая женщина, которой она всегда была могла так глупо организовать детскую для воображаемого ребенка. Она сохраняла достоинство и проявляла сдержанность в их присутствии и таким образом вынуждала их относиться к ней с уважением. Но все же, она отдалилась от них. Раньше она общалась с местной знатью. Теперь же она не планировала обедов и не ездила на рынок на развилке. Она никого не просила вязать или шить для своего ребенка.
Ее воображаемый ребенок поглотил ее. Она мало времени уделяла мне или прочим вещам, которые раньше ее интересовали. Она проводила вечера, а иногда и ночи в детской комнате. Мне не хватало ее в нашей постели, но я не настаивал на том, чтобы она забиралась по лестнице наверх, чтобы присоединиться ко мне. Иногда, вечерами, я приходил в ее уютную комнату и приносил с собой переводы, над которыми работал. Она всегда с радостью принимала меня. Тавия приносила нам поднос с чашками и травами, ставила на огонь котелок с водой и оставляла нас с нашими занятиями. Молли сидела в креслах, обложенная подушками, положив отекшие ноги на маленький пуфик.
В углу стоял маленький столик для моей работы, а руки Молли были заняты вязанием или плетением кружев. Иногда я слышал, как постукивание спиц останавливалось. Я поднимал взгляд и видел, как она держит руки на животе, и смотрит на огонь с задумчивым видом. В такие моменты я всем сердцем желал, чтобы ее самообман оказался правдой. Несмотря на наш возраст я полагал, что мы с ней сможем воспитать младенца. Однажды я даже спросил ее что она думает о том, чтобы приютить подкидыша. Она мягко улыбнулась и сказала:
- Прояви терпение, Фитц. Твой ребенок растет внутри меня.
Больше я с ней об этом не говорил. Я сказал себе, что ее воображение приносит ей счастье и в самом деле, что было в этом плохого? Я не стал с ней спорить.
В разгар лета того года я получил известие о том, что Король Горного Королевства Эйод умер. Его смерть не стала неожиданностью, но создала щекотливую ситуацию. Кетриккен, бывшая королева Шести Герцогств, была наследницей Эйода, ее сын Король Дьютифул шел в списке престолонаследия после нее. Некоторые в Горном Королевстве надеялись, что она возвратится, чтобы править своим народом даже не смотря на то, что она часто и достаточно открыто говорила о том, что ожидает от своего сына Дьютифула, что он возьмет управление Королевством в качестве седьмого Герцогства.
Смерть Эйода призывала к изменениям, к которым Шесть Герцогств должны были отнестись со всей серьезностью и уважением. Конечно же, Кетриккен отправится туда, а также король Дьютифул и Эллиана, принцы Проспер и Интегрити, Скилл-мастер Неттл и несколько членов группы, Лорд Чейд, лорд Цивил...список тех, кто должен присутствовать казался бесконечным, и мелкая знать тоже причислила себя к свите, чтобы завоевать расположение. И мое имя было в списках. Я должен был ехать как помещик Баджерлок, младший офицер Охраны Кетриккен. Чейд настаивал, Кетриккен просила, Дьютифул приказывал и Неттл умоляла. Я собрал свои вещи и выбрал себе лошадь.
